Романовский, Иван Павлович

Иван Павлович Романовский
Дата рождения	16 апреля 1877(1877-04-16)
Место рождения	Луганск, Российская империя
Дата смерти	5 апреля 1920(1920-04-05) (42 года)
Место смерти	Константинополь, Османская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя Белое движение
Род войск	пехота
Годы службы	1897—1920
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Сальянский 206-й пехотный полк
Сражения/войны	Русско-японская война Первая мировая война Гражданская война
Награды и премии	ГО 3-й ст. 4-й ст. 2-й ст. 3-й ст. 4-й ст. 2-й ст.

Ива́н Па́влович Романо́вский (16 апреля 1877, Луганск — 5 апреля 1920, Константинополь) — русский военачальник, участник Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войны. Генерал-лейтенант (1919), видный деятель Белого движения на Юге России.

Один из организаторов Добровольческой армии, первопоходник. Заместитель Верховного Главнокомандующего Вооруженными силами Юга России и начальник его штаба, член Особого совещания. 5 апреля 1920 года был убит в Константинополе бывшим сотрудником контрразведки деникинской армии.

Биография

Первые годы

Родился в семье артиллерийского офицера в Луганске, где его отец работал на патронном заводе. Окончил 2-й Московский кадетский корпус (1897), Константиновское артиллерийское училище и Николаевскую академию Генерального штаба (1903).

Офицер Генерального штаба

Служил в лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригаде. После окончания Академии Генерального штаба участвовал в русско-японской войне. С сентября 1904 года — обер-офицер для особых поручений при штабе 18-го армейского корпуса. В 1906—1909 гг. — обер-офицер для поручений при штабе Туркестанского военного округа, в январе — октябре 1909 года — старший адъютант штаба того же округа. Ездил в Бухару и на Памир, к границам Афганистана, для снятия планов местности. Результатом этой работы стала подробная карта Памира.

С октября 1909 служил в Главном управлении Генерального штаба помощником делопроизводителя мобилизационного отдела. С 1910 года — помощник начальника отделения в отделе дежурного генерала Главного штаба. С 1912 года — полковник и начальник того же отделения, ведавшего назначениями в армии.

Участник Первой мировой войны

С началом Первой мировой войны, 9 сентября 1914 года был назначен начальником штаба 25-й пехотной дивизии. Был пожалован Георгиевским оружием

За то, что принимая в бою 4—7-го августа самое энергичное участие, подвергая свою жизнь явной опасности, исполнял боевые поручения по сбору сведений о положении дел, чем способствовал верной оценке и удачным действиям дивизии.

6 августа 1915 года назначен командиром 206-го пехотного Сальянского полка. В одном из официальных документов — представлении к чину генерала — его деятельность как командира полка описывалась следующим образом:

24 июня — Сальянский полк блестяще штурмовал сильнейшую неприятельскую позицию… Полковник Романовский вместе со своим штабом ринулся с передовыми цепями полка, когда они были под самым жестоким огнём противника. Некоторые из сопровождавших его были ранены, один убит и сам командир… был засыпан землей от разорвавшегося снаряда… Столь же блестящую работу дали Сальянцы 22 июля. И этой атакой руководил командир полка в расстоянии лишь 250 шагов от атакуемого участка под заградительным огнём немцев… Выдающиеся организаторские способности полковника Романовского, его умение дать воспитание войсковой части, его личная отвага, соединённая с мудрой расчетливостью, когда это касается его части, обаяние его личности не только на чинов полка, но и на всех, с кем ему приходилось соприкасаться, его широкое образование и верный глазомер — дают ему право на занятие высшей должности.

В июне — октябре 1916 года — начальник штаба 13-го армейского корпуса. С октября — генерал-квартирмейстер штаба 10-й армии. В этом же году произведён в генерал-майоры. В марте — июле 1917 года — начальник штаба 8-й армии при командующем армией генерале Лавре Корнилове. Вскоре после назначения генерала Корнилова Верховным Главнокомандующим (18 июля 1917 года) генерал Романовский был им назначен генерал-квартирмейстером своего штаба. Активный участник выступления генерала Корнилова в августе 1917 года. Вместе с Корниловым, А. И. Деникиным и некоторыми другими генералами в начале сентября 1917 был арестован Временным правительством и заключён в Быховскую тюрьму.

Один из руководителей Добровольческой армии и ВСЮР

После побега из Быховской тюрьмы перебрался на Дон в ноябре 1917 года и принял непосредственное участие в создании формировании Добровольческой армии, с декабря 1917 был начальником строевого отдела штаба армии. В связи с назначением генерала А. С. Лукомского представителем при Донском атамане 2 февраля 1918 года был назначен на его место начальником штаба Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского «Ледяного» похода. После гибели генерала Корнилова (31 марта 1918 при штурме Екатеринодара) оставлен начальником штаба при принявшем командование армией генерале Деникине.

Состоял начальником штаба Добровольческой армии, затем начальником штаба ВСЮР. С 1919 года — генерал-лейтенант. Имел большое влияние на генерала Деникина, который в своём завещании сделал его своим преемником в случае гибели. Был непопулярен в армии, где его считали виновником поражений. Монархические круги обвиняли Романовского в сочувствии к либералам и даже в «масонстве». Ходили слухи о его виновности в смерти М. Г. Дроздовского, который в последние месяцы своей жизни находился в остром конфликте с Романовским.

Деникин так писал о причинах непопулярности генерала Романовского:

Этот «Барклай де Толли» добровольческого эпоса принял на свою голову всю ту злобу и раздражение, которые накапливались в атмосфере жестокой борьбы. К несчастью, характер Ивана Павловича способствовал усилению неприязненных к нему отношений. Он высказывал прямолинейно и резко свои взгляды, не облекая их в принятые формы дипломатического лукавства. Вереницы бывших и ненужных людей являлись ко мне со всевозможными проектами и предложениями своих услуг: я не принимал их; мой отказ приходилось передавать Романовскому, который делал это сухо, не раз с мотивировкой, хотя и справедливой, но обидной для просителей. Они уносили свою обиду и увеличивали число его врагов.

Мнение о Романовском в Добровольческой армии:

Радостный и бодрый ехал в Мечетинскую Михаил Гордеевич, а вернулся оттуда в подавленном настроении, узнав, что Начальником Штаба Деникина состоит ген. Романовский. На вопросы окружающих, Дроздовский отвечал: «Там Романовский, — не будет счастья».

В особенности [в белой армии 1919 года] почему-то ненавидели генерала Романовского. Я совсем не знал покойного, никогда с ним не встречался, но не был удивлён его убийству в Константинополе. По мнению армии, он был тем злым гением, влияние которого объясняло все неудачи добровольческого движения.

16 марта 1920 года после приезда в Феодосию сложил с себя полномочия начальника штаба. В приказе Деникина об освобождении Романовского от должности говорилось:

Беспристрастная история оценит беззаветный труд этого храбрейшего воина, рыцаря долга и чести и беспредельно любящего Родину солдата и гражданина. История заклеймит презрением тех, кто по своекорыстным побуждениям ткал паутину гнусной клеветы вокруг честного и чистого имени его.

Убийство генерала Романовского

22 марта 1920 года, после назначения генерала Петра Врангеля Главнокомандующим, Романовский вместе с генералом Деникиным выехал из Феодосии в Константинополь на английском линейном корабле «Emperor of India». Был убит 23 марта (5 апреля) 1920 в здании русского посольства в Константинополе поручиком Мстиславом Харузиным, бывшим сотрудником контрразведки деникинской армии.

Харузин в разговоре с двумя другими офицерами настаивал на убийстве Романовского, заявив, что «…Деникин ответственен, но на его совести нет темных пятен; генерал же Романовский запятнал себя связью, хотя и не доказанной, но по его личному мнению и на основании имеющихся у него документов существовавшей, хотя бы даже и косвенно, между генералом Романовским и константинопольскими банкирскими конторами, снабжавшими деньгами и документами большевистских агентов, ехавших на работу в Добровольческую армию.

В статье бывшего русского военного представителя в Константинополе генерала Владимира Агапеева убийство генерала Романовского описано следующим образом:

Около 5 часов дня 23 марта, через несколько минут после своего приезда в посольство, генерал Романовский вышел во двор перед зданием посольства, желая, по-видимому, отдать распоряжение по поводу оставленной им на катере папки с важными бумагами и имея в виду сделать это через шофёра. В тот момент, когда генерал Романовский, возвращаясь в квартиру посла, вышел из вестибюля в бильярдную комнату, неизвестный, одетый в офицерское пальто образца мирного времени, с золотыми погонами, быстро подошел сзади к генералу Романовскому, повернувшемуся к убийце, по-видимому, на звук шагов последнего, и произвел из револьвера системы «кольт» три выстрела почти в упор. Генерал Романовский упал и через две минуты, не приходя в сознание, скончался.

Генерал Агапеев датирует убийство по принятому в белой армии юлианскому календарю. По другим данным, преступник выстрелил в генерала Романовского дважды из пистолета системы «парабеллум». Убийца сумел бежать и некоторое время скрывался в Константинополе. По данным писателя Романа Гуля, через месяц Харузин отправился в Анкару для установления контактов с турецким национальным движением, но во время этой поездки сам был убит.

Семья

Жена: Елена Михайловна Бакеева (1885—1967) (свадьба состоялась в 1903), дочь курского помещика Михаила Алексеевича Бакеева, выпускница Екатерининского института благородных девиц. Дети: Михаил (1904—1919/1920), Ирина (1906—1992), Ольга (1910—1989).

Ссылки

• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=525 Романовский, Иван Павлович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
• [www.hrono.ru/biograf/bio_r/pomanovski_ip.html Биография на сайте ХРОНОС]
• [militera.lib.ru/memo/russian/denikin_ai2/2_08.html Из «Очерков русской смуты»]
• [www.xxl3.ru/belie/lehovich_dv/27.html Из книги Д. В. Леховича «Белые против красных»]
• [www.proza.ru/avtor/ipromanovsky Романовский И.П. Письма к жене 1917-1920 годов.] Москва - Брюссель: Свято-Екатерининский мужской монастырь, 2011.

Отрывок, характеризующий Романовский, Иван Павлович

Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.
Пьер не здороваясь с женою, которую он не видал после приезда (она больше чем когда нибудь ненавистна была ему в эту минуту), вошел в гостиную и увидав Анатоля подошел к нему.
– Ah, Pierre, – сказала графиня, подходя к мужу. – Ты не знаешь в каком положении наш Анатоль… – Она остановилась, увидав в опущенной низко голове мужа, в его блестящих глазах, в его решительной походке то страшное выражение бешенства и силы, которое она знала и испытала на себе после дуэли с Долоховым.
– Где вы – там разврат, зло, – сказал Пьер жене. – Анатоль, пойдемте, мне надо поговорить с вами, – сказал он по французски.
Анатоль оглянулся на сестру и покорно встал, готовый следовать за Пьером.
Пьер, взяв его за руку, дернул к себе и пошел из комнаты.
– Si vous vous permettez dans mon salon, [Если вы позволите себе в моей гостиной,] – шопотом проговорила Элен; но Пьер, не отвечая ей вышел из комнаты.
Анатоль шел за ним обычной, молодцоватой походкой. Но на лице его было заметно беспокойство.
Войдя в свой кабинет, Пьер затворил дверь и обратился к Анатолю, не глядя на него.
– Вы обещали графине Ростовой жениться на ней и хотели увезти ее?
– Мой милый, – отвечал Анатоль по французски (как и шел весь разговор), я не считаю себя обязанным отвечать на допросы, делаемые в таком тоне.
Лицо Пьера, и прежде бледное, исказилось бешенством. Он схватил своей большой рукой Анатоля за воротник мундира и стал трясти из стороны в сторону до тех пор, пока лицо Анатоля не приняло достаточное выражение испуга.
– Когда я говорю, что мне надо говорить с вами… – повторял Пьер.
– Ну что, это глупо. А? – сказал Анатоль, ощупывая оторванную с сукном пуговицу воротника.
– Вы негодяй и мерзавец, и не знаю, что меня воздерживает от удовольствия разможжить вам голову вот этим, – говорил Пьер, – выражаясь так искусственно потому, что он говорил по французски. Он взял в руку тяжелое пресспапье и угрожающе поднял и тотчас же торопливо положил его на место.
– Обещали вы ей жениться?
– Я, я, я не думал; впрочем я никогда не обещался, потому что…
Пьер перебил его. – Есть у вас письма ее? Есть у вас письма? – повторял Пьер, подвигаясь к Анатолю.
Анатоль взглянул на него и тотчас же, засунув руку в карман, достал бумажник.
Пьер взял подаваемое ему письмо и оттолкнув стоявший на дороге стол повалился на диван.
– Je ne serai pas violent, ne craignez rien, [Не бойтесь, я насилия не употреблю,] – сказал Пьер, отвечая на испуганный жест Анатоля. – Письма – раз, – сказал Пьер, как будто повторяя урок для самого себя. – Второе, – после минутного молчания продолжал он, опять вставая и начиная ходить, – вы завтра должны уехать из Москвы.
– Но как же я могу…
– Третье, – не слушая его, продолжал Пьер, – вы никогда ни слова не должны говорить о том, что было между вами и графиней. Этого, я знаю, я не могу запретить вам, но ежели в вас есть искра совести… – Пьер несколько раз молча прошел по комнате. Анатоль сидел у стола и нахмурившись кусал себе губы.
– Вы не можете не понять наконец, что кроме вашего удовольствия есть счастье, спокойствие других людей, что вы губите целую жизнь из того, что вам хочется веселиться. Забавляйтесь с женщинами подобными моей супруге – с этими вы в своем праве, они знают, чего вы хотите от них. Они вооружены против вас тем же опытом разврата; но обещать девушке жениться на ней… обмануть, украсть… Как вы не понимаете, что это так же подло, как прибить старика или ребенка!…
Пьер замолчал и взглянул на Анатоля уже не гневным, но вопросительным взглядом.
– Этого я не знаю. А? – сказал Анатоль, ободряясь по мере того, как Пьер преодолевал свой гнев. – Этого я не знаю и знать не хочу, – сказал он, не глядя на Пьера и с легким дрожанием нижней челюсти, – но вы сказали мне такие слова: подло и тому подобное, которые я comme un homme d'honneur [как честный человек] никому не позволю.
Пьер с удивлением посмотрел на него, не в силах понять, чего ему было нужно.
– Хотя это и было с глазу на глаз, – продолжал Анатоль, – но я не могу…
– Что ж, вам нужно удовлетворение? – насмешливо сказал Пьер.
– По крайней мере вы можете взять назад свои слова. А? Ежели вы хотите, чтоб я исполнил ваши желанья. А?
– Беру, беру назад, – проговорил Пьер и прошу вас извинить меня. Пьер взглянул невольно на оторванную пуговицу. – И денег, ежели вам нужно на дорогу. – Анатоль улыбнулся.
Это выражение робкой и подлой улыбки, знакомой ему по жене, взорвало Пьера.
– О, подлая, бессердечная порода! – проговорил он и вышел из комнаты.
На другой день Анатоль уехал в Петербург.


Пьер поехал к Марье Дмитриевне, чтобы сообщить об исполнении ее желанья – об изгнании Курагина из Москвы. Весь дом был в страхе и волнении. Наташа была очень больна, и, как Марья Дмитриевна под секретом сказала ему, она в ту же ночь, как ей было объявлено, что Анатоль женат, отравилась мышьяком, который она тихонько достала. Проглотив его немного, она так испугалась, что разбудила Соню и объявила ей то, что она сделала. Во время были приняты нужные меры против яда, и теперь она была вне опасности; но всё таки слаба так, что нельзя было думать везти ее в деревню и послано было за графиней. Пьер видел растерянного графа и заплаканную Соню, но не мог видеть Наташи.
Пьер в этот день обедал в клубе и со всех сторон слышал разговоры о попытке похищения Ростовой и с упорством опровергал эти разговоры, уверяя всех, что больше ничего не было, как только то, что его шурин сделал предложение Ростовой и получил отказ. Пьеру казалось, что на его обязанности лежит скрыть всё дело и восстановить репутацию Ростовой.
Он со страхом ожидал возвращения князя Андрея и каждый день заезжал наведываться о нем к старому князю.
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.
Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…