Эскадренные миноносцы типа «Новик»
Эскадренные миноносцы типа «Новик» — первые русские эсминцы с паротурбинными двигателями, постройки 1912÷1917 годов. Состояли на вооружении Российского Императорского флота, Морских сил СССР и Военно-Морского Флота СССР, вплоть до середины 1950-х годов.
Эскадренные миноносцы типа строились тремя сериями, в свою очередь делившихся на типы (подтипы) «Дерзкий», «Счастливый», «Орфей» (1-я серия), «Лейтенант Ильин», «Гавриил», «Изяслав», «Гогланд» (2-я серия) и «Ушаковские» (3-я серия). Всего было построено 30 эсминцев, включая и предсерийный «Новик». Ещё 28 кораблей к 1917 году находились на судостроительных заводах в разной степени готовности[1].
Содержание
Предыстория
Для возмещения потерь, понесённых русским флотом в ходе русско-японской войны, Морское ведомство в середине 1904 года запросило из средств, собранных «Особым комитетом по усилению военного флота на добровольные пожертвования», кредиты на строительство в экстренном порядке кораблей различных классов, в числе которых были и 18 минных крейсеров (с 1907 года — эсминцев). После завершения расчётов с судостроительными заводами, оказалось, что в распоряжении «Особого комитета» находится ещё 2 млн рублей, которые было решено потратить на строительство корабля, в котором был бы учтён опыт русско-японской войны. Этим кораблём, заложенным и построенным на Путиловской верфи в 1910—1912 годах, стал эсминец «Новик»[1][2].
|
Роль, которую сыграл «Новик», трудно переоценить. Он был этапным кораблём, ставшим в своём классе своеобразным эталоном на последующее десятилетие. Впервые в Российском флоте на эскадренном миноносце появились мощные паровые турбины и чисто нефтяные котлы, был преодолён 36-узловой рубеж скорости. Впервые его корпус был собран по продольной системе набора. На нём впервые установили необычайно мощное на то время вооружение.[1] | 
|
История проектирования и строительства
Подготовка серийного строительства
Параллельно разработке эскизных проектов эскадренного миноносца «Новик», Морской генеральный штаб (МГШ) и Главное управление кораблестроения (ГУК) разрабатывали технические условия на создание эскадренных миноносцев, предназначенных для замены устаревших типов миноносцев и минных крейсеров русского флота. Одновременно с разработкой технических условий разрабатывались тактические и стратегические принципы ведения ими боевых действий в составе тактических единиц (дивизионов эскадренных миноносцев), объединяемых в более крупные соединения (эскадры), в состав которых помимо эсминцев должны были входить бригады линейных кораблей-дредноутов, бригады линейных и лёгких крейсеров[3].
В апреле 1907 года МГШ была разработана и представлена на утверждение Совета министров, Государственного совета и Государственной Думы программа военного кораблестроения, известная также как Малая судостроительная программа, предусматривающая помимо прочего строительство 14 эскадренных миноносцев для нужд Черноморского флота. Программа была утверждена Советом министров и Государственным советом, но не принята Государственной Думой в первоначальном своём варианте, в связи с чем от строительства эсминцев для Черноморского флота временно пришлось отказаться[4].
Только после прихода в начале 1911 года на пост морского министра И. К. Григоровича ход разработки программ строительства эскадренных миноносцев был резко ускорен. В мае 1911 года был утверждён закон «Об ассигновании средств на усиление Черноморского флота», в соответствии с которым выделялись средства на проектирование и строительство 9 эскадренных миноносцев типа «Новик». В следующем году была принята «Программа спешного усиления Балтийского флота», предусматривающая строительство с 1913 по 1917 год для Балтийского флота 36 новых эскадренных миноносцев типа «Новик». Тогда же была принята «Программа спешного усиления Черноморского флота», по которой должны были быть построены ещё 8 эсминцев типа «Новик», в дополнение к уже заказанным 9 кораблям[4].
Морской Генеральный штаб (МГШ) сумел проявить ретроградство, не решившись на миноносцах типа «Новик» предусмотреть сразу аппараты для 533-мм торпед, вооружив эти эсминцы морально устаревшим оружием[5].
Оценка проекта
К началу Первой мировой войны «Новики» считались лучшими кораблями своего класса. Новейшие длинноствольные 102-мм орудия Обуховского завода с хорошей баллистикой, новые двух- и трёхтрубные торпедные аппараты с растворением труб, приборы управления залповой торпедной и артиллерийской стрельбой выгодно отличали их как от эсминцев-предшественников, так и от современных им представителей класса «эскадренный миноносец». Способность нести до 80 мин заграждения делала эсминцы этого типа универсальными кораблями. «Новики» были способны как вступать в артиллерийские дуэли, так и проводить торпедные атаки и выставлять минные заграждения как вблизи своих баз, так и на коммуникациях противника[6].
Помимо несомненных достоинств, эскадренные миноносцы типа «Новик» обладали и недостатками. Строительство разных кораблей типа велось разными заводами, многие из которых не имели опыта постройки кораблей класса «эскадренный миноносец», в результате чего многие «новики» «недобирали» проектную скорость, а их механизмы страдали самыми разными «детскими болезнями». Вступление Российской империи в Первую мировую войну внесло свои коррективы в строительство «новиков» — корабли строились в спешке, без проведения полных испытаний, и неисправности корабельных механизмов приходилось обнаруживать уже в боевой обстановке. Наиболее серьёзно страдали от различных поломок корабли первых двух Черноморских серий[6], основным недостатком «Новика» и последующих двух серий эсминцев для Черноморского флота были торпедные аппараты. Двухтрубные торпедные аппараты Путиловского завода имели следующие недостатки: жёстко скреплённые трубы, невозможность слежения за целью (отсутствие муфты Дженни в зубчатой передаче), медленное механическое вращение аппарата, конструкционный дефект затвора зарядника[7].
Однако, если к началу Первой мировой войны «новики» считались наиболее современными кораблями своего класса, то к её концу, с появлением эскадренных миноносцев с линейно-возвышенным расположением артиллерии калибра 120—150 мм и принятием на вооружение 533-мм торпед, они сильно устарели. Лишь благодаря проведённым в 1920-х — 1930-х годах модернизациям остающиеся в строю советского ВМФ корабли были немного приближены к современному уровню[6].
Германские «Новики»
Германские «Новики», отличались от русского предсерийного прототипа: компоновкой агрегатов котлотурбинных установок, дымовытяжными устройствами и количеством дымовых труб и вооружением. Германские «Новики», постройки двух различных заводов, отличались рядом тактико-технических элементов. В 1915 году, эти миноносцы, всего 8 единиц, были достроены на заводах: «Блом и Восс» и «Вулкан» уже в ходе войны и введены в состав германского флота, под обозначениями соответственно: В-97, В-98, B-109, B-110, B-111, B-112 и V-99, V-100. Эти эсминцы оказались лучшими и самыми мощными германскими кораблями в своём классе и были отнесены к подклассу «цершторер» (германский синоним английского термина «дистройер»). 17 августа 1915 года, два новейших германских эсминца: V-99 и V-100 были вынуждены вступить в бой на дальней дистанции со своим русским прототипом — «Новик», в ходе которого потерпели сокрушительное поражение, не нанеся противнику никаких потерь. Выпущенные по «Новику» 88-мм снаряды не долетали до цели. В итоге, V-99 получил повреждения, несовместимые с продолжением службы. В 1916 году, после принятия на вооружение 105-мм орудий, германские «новики» были перевооружены первыми.
В ходе морской войны с английским флотом, часть германских «новиков» были затоплены в Скапа-Флоу. Остальные, вскоре после окончания 1-й мировой войны — были сданы на слом.[8][9]
См. также
Напишите отзыв о статье "Эскадренные миноносцы типа «Новик»"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Верстюк А.Н., Гордеев С.Ю. Корабли минных дивизий. От «Новика» до «Гогланда». — М.: Военная книга, 2006. — С. 3.
- ↑ Чернышов А. А. «Новики». Лучшие эсминцы Российского Императорского флота. — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2007. — С. 5. — ISBN 978-5-699-23164-5.
- ↑ Чернышов А. А. «Новики». Лучшие эсминцы Российского Императорского флота. — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2007. — С. 11.
- ↑ 1 2 Чернышов А. А. «Новики». Лучшие эсминцы Российского Императорского флота. — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2007. — С. 12.
- ↑ Мельников Р. М. Эскадренные миноносцы класса «Доброволец». — СПб., 1999. — («Боевые корабли мира»).
- ↑ 1 2 3 Верстюк А.Н., Гордеев С.Ю. Корабли минных дивизий. От «Новика» до «Гогланда». — М.: Военная книга, 2006. — С. 127.
- ↑ Чернышев А. А. «Новики». Лучшие эсминцы Российского Императорского флота. — М.: Коллекция, Яуза,, 2007. — С. 58 - 61.
- ↑ Журнал: «Моделист конструктор» №.. 19.. г. И. Чернышёв., под редакцией вице-адмирала Г. И. Щедрина.`Статья: «Первый в своём роде»
- ↑ Журнал: «Моделист конструктор» № 3, 2000 г.
Литература
- Верстюк А.Н., Гордеев С.Ю. Корабли минных дивизий. От «Новика» до «Гогланда». — М.: Военная книга, 2006. — 128 с. — не указан экз. — ISBN 5-902863-10-4.
- Степанов Ю.Г., Цветков И.Ф. [base13.glasnet.ru/text/novik/t.htm#s Эскадренный миноносец «Новик»]. — Л.: Судостроение, 1981.
- Чернышов А. А. «Новики». Лучшие эсминцы Российского Императорского флота. — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2007. — 224 с. — (Арсенал-Коллекция). — 4000 экз. — ISBN 978-5-699-23164-5.
- Мельников Р. М. [www.wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Dobr/ Эскадренные миноносцы класса «Доброволец»]. — Военно-Морская коллекция. — СПб., 1999. — («Боевые корабли мира»).
|
|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Эскадренные миноносцы типа «Новик»
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.
1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
