Трудности перевода
Трудности перевода | |
Lost in Translation | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Продюсер |
Росс Катц |
Автор сценария |
София Коппола |
В главных ролях | |
Композитор | |
Кинокомпания | |
Длительность |
102 мин. |
Бюджет |
4 млн. $ |
Сборы |
119 млн. $ |
Страна | |
Год | |
IMDb | |
«Трудности перевода» (англ. Lost in Translation; дословно — «Утраченное при переводе») — американский художественный фильм, мелодрама режиссёра Софии Копполы, премьера которой состоялась 29 августа 2003 года на Международном кинофестивале в Теллуриде[1]. Фильм вышел в ограниченный прокат под эгидой Focus Features 12 сентября 2003 года в США[2] и собрал в первый выходной проката $925 087. Спустя три недели дистрибьютор выпустил картину в широкий прокат и по состоянию на 21 марта 2004 года, она заработала $119 млн по всему миру при бюджете в $4 млн[3].
Главные роли исполняют Билл Мюррей и Скарлетт Йоханссон. Картина была восторженно воспринята большинством мировых кинокритиков. Более 235 кинокритиков со всего мира признали «Трудности перевода» лучшим фильмом 2003 года[4]. Большинство отмечало «изумительную» актёрскую игру Билла Мюррея и «очень сильный» сценарий[5]. По сей день фильм считается одним из идеальных образцов независимого американского кино[6].
Лента собрала четыре номинации на премию «Оскар» (включая «Лучший фильм» и «Лучшая мужская роль» Биллу Мюррею), но победила всего в одной — «Лучший оригинальный сценарий». «Золотой глобус» также не оставил фильм без внимания: на церемонии вручения фильм победил в трёх категориях (включая «Лучший фильм — комедия или мюзикл») и номинировался ещё в двух. В общей сложности картина получила 77 всевозможных кинонаград и была выдвинута ещё на 66.
В конце 2000-х ведущие критики и киноиздания назвали фильм одним из лучших за прошедшее десятилетие[7].
Содержание
Сюжет
Фильм открывается сценой того, как Боб Харрис (Билл Мюррей), известный американский актёр, приезжает в столицу Японии Токио и поселяется в одной из гостиниц в центре города. Работа у Харриса высокооплачиваемая, и в то же время несложная — он рекламирует виски «Сантори ».
В одном отеле с Харрисом проживает молодая выпускница Йельского университета Шарлотта (Скарлетт Йоханссон), приехавшая в Токио с мужем-фотографом Джоном (Джованни Рибизи). Шарлотта почти не видит своего мужа, который большую часть времени проводит на работе. Боб, со своей стороны, имея за плечами 25-летний брак, чувствует нехватку романтических отношений и переживает кризис среднего возраста.
Ночью, после того, как Боб в очередной раз не может заснуть, он приходит в бар отеля, где видит Шарлотту, сидящую вместе с мужем и его друзьями. Они улыбаются друг другу, и она подзывает официанта, чтобы тот передал Харрису небольшую чашу с саке. После этого, каждой ночью, Боб и Шарлотта встречаются в том же баре, за тем же столиком. После очередной встречи, девушка приглашает Харриса составить ей компанию на вечеринке у её друзей. После ночи танцев, пения и прогулок они проникаются взаимными теплыми чувствами, которые граничат с сильной симпатией.
В следующие несколько дней с ними происходит множество приключений: от посещения больницы и стрип-клуба до пожарной тревоги в гостинице. Между героями постоянно возникает неловкость, как между людьми, которые испытывают нечто большее, чем просто дружеские чувства, но при этом не могут об этом говорить в силу многих причин. Один из последних вечеров герои проводят в одном номере, смотря кино и обсуждая свои жизни. Впервые за долгое время, они спокойно засыпают.
Наступает день отъезда Боба из Токио. Он звонит Шарлотте, просит принести вниз его пиджак, но в номере её нет. Через некоторое время она все-таки приходит ко входу с пиджаком и прощается с ним. Уже в такси, на полпути к аэропорту, Боб понимает, что не смог сказать всё, что хотел. Проезжая мимо огромной толпы, Боб случайно замечает Шарлотту и просит таксиста остановиться. Харрис догоняет девушку, и они обнимаются. На прощание он что-то шепчет ей на ухо и целует в губы. Чувство недосказанности ушло.
В финальной сцене фильма Боб направляется в аэропорт, чтобы навсегда покинуть столицу Японии.
В ролях
|
|
Создание
Идея создать подобный фильм возникла у Софии Копполы после длительных путешествий в Японию и, в частности, в город Токио[8]. Она начала писать сценарий после возвращения из промокампании своего предыдущего фильма «Девственницы-самоубийцы»[9]. София ещё раз посетила Токио, чтобы набраться большего вдохновения[9]. Как позже признавалась сама Коппола, во время написания сценария она слушала музыку Брайана Райтцелла , который позже напишет композиции и для «Трудностей перевода»[9].
Закончив создание сценария, она обнаружила, что он оказался чрезвычайно коротким — всего семьдесят страниц, что совершенно недопустимо для полнометражного фильма[9]. Копполе пришлось дописывать его, разрабатывать новые и новые сцены[9]. Кроме того, она заявляла, что съёмок фильма вообще не будет, если Билл Мюррей не согласится исполнить главную роль[9]. Мюррей раздумывал около пяти месяцев, после чего он встретился с режиссёром и всё-таки согласился на участие в ленте[9]. Присутствие на съёмочной площадке звезды такого класса, как Мюррей, позже позволило фильму собрать невероятную кассу в мировом прокате[9].
Примечательно, что почти все персонажи в фильме основаны на реально существующих людях[9]. Джон, муж Шарлотты, базируется на бывшем супруге самой Копполы — режиссёре Спайке Джонзе[9], а Келли, его подруга, — Камерон Диаз, с которой Джонз работал на съёмочной площадке картины «Быть Джоном Малковичем»[9]. Коппола заранее договаривалась с большинством международных дистрибьюторов, чтобы те согласились взять в прокат её картину[10]. Причиной этому стал разгромный провал предыдущего фильма режиссёра, «Девственницы-самоубийцы», в множестве стран[10].
Наконец, съёмки фильма проходили всего 27 дней, с сентября 2002 года по январь 2003, в самом Токио[11]. Оператором выступил Лэнс Акорд , и несколько раз его подменял старший брат Софии Копполы — Роман[12].
Критика
Фильм был положительно воспринят большинством мировых кинокритиков и возглавлял списки лучших фильмов года множества киноаналитиков[4].
- «„Трудности перевода“ тонут в противоречиях. Это комедия о меланхолии, любовный роман без завершения и фильм о путешествии, который почти не затрагивает дорогу» — Ричард Корлисс, Time[13]
- «После этого фильма становится понятно, что София Коппола — режиссёр с собственным взглядом на все» — Дэвид Энсен, Newsweek[14]
- «Мюррей все ещё может сделать гораздо больше даже с поднятой бровью, чем кто-либо со времён Граучо Маркса» — Элеанор Ринджел Джиллеспи, Atlanta Journal-Constitution[15]
- «В Японии самый экстремальный деликатес идёт рука об руку с броскостью, и Коппола предлагает оба для нашего удовлетворения. Это пьянящее, галлюцинаторное комбо. „Трудности перевода“ — лучший фильм о нарушении биоритма из всех когда-либо снятых» — Питер Рэйнер, New York Magazine[16]
Награды и номинации
|
|
Напишите отзыв о статье "Трудности перевода"
Литература
- King, Geoff. [books.google.com.ua/books?id=6YEDO_7iquEC&printsec=frontcover&dq=Lost+in+Translation&hl=ru&sa=X&ei=YAe4T4faFaSH4gTh9-HkCQ&redir_esc=y#v=snippet&q=critics&f=false Lost in Translation]. — 2010. — 150 с.
Примечания
- ↑ Mitchell, Elvis. [www.nytimes.com/2003/09/01/movies/critic-s-notebook-telluride-marks-its-30th-year-with-a-passing-of-torches.html?scp=67&sq=%22Sofia+Coppola%22&st=nyt Telluride Marks Its 30th Year With a Passing of Torches], The New York Times (September 1, 2003). Проверено 25 марта 2009.
- ↑ [www.the-numbers.com/movies/2003/LSTNT.php Lost in Translation - Box Office Data, Movie News, Cast Information]. The Numbers. Проверено 19 февраля 2011. [www.webcitation.org/6E7QjEOL6 Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].
- ↑ [boxofficemojo.com/movies/?id=lostintranslation.htm Lost in Translation (2003)]. Box Office Mojo. Проверено 19 февраля 2011. [www.webcitation.org/6E7Qjr4u4 Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].
- ↑ 1 2 King, 2010, p. 22.
- ↑ King, 2010, p. 27.
- ↑ King, 2010, p. 3.
- ↑ Bill Georgaris. [theyshootpictures.com/21stcentury.htm The 21st Century's Most Acclaimed Films] (англ.). They Shoot Pictures, Don't They? (3 января 2012). Проверено 5 декабря 2012.
- ↑ King, 2010, p. 6.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 King, 2010, p. 7.
- ↑ 1 2 King, 2010, p. 8.
- ↑ King, 2010, p. 11.
- ↑ King, 2010, p. 12.
- ↑ Ричард Корлисс. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,1005675,00.html?iid=chix-sphere A Victory for Lonely Hearts] (англ.). Time (15 марта 2003). Проверено 20 мая 2012.
- ↑ Дэвид Энсен. [www.thedailybeast.com/newsweek/2003/09/14/scarlett-fever.html Scarlett Fever] (англ.)(недоступная ссылка — история). Newsweek (14 сентября 2003). Проверено 20 мая 2012. [web.archive.org/20120507021409/www.thedailybeast.com/newsweek/2003/09/14/scarlett-fever.html Архивировано из первоисточника 7 мая 2012].
- ↑ Элеанор Ринджел Джиллеспи. [www.accessatlanta.com/movies/content/shared/movies/reviews/L/lostintranslation.html Lost in Translation] (англ.). Atlanta Journal-Constitution. Проверено 20 мая 2012.
- ↑ Питер Рэйнер. [nymag.com/nymetro/movies/reviews/n_9178/ Sleepless in Tokyo] (англ.). New York Magazine. Проверено 20 мая 2012.
Ссылки
- «Трудности перевода» (англ.) на сайте Internet Movie Database
|
|
Отрывок, характеризующий Трудности переводаНо ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов. Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза. Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны. Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний. Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности. В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство. Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее. В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения. Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным. Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди. А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю. Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов. Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей. Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу. – Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку. – Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь. Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов. |