Битва за Глину (1942)

Битва за Глину 1942 года
Основной конфликт: Народно-освободительная война Югославии
Дата	22—23 октября 1943
Место	город Глина, Независимое государство Хорватия
Итог	атака отбита
Противники
Третий рейх Третий рейх Хорватия Хорватия Югославия Югославия
Командующие
неизвестно неизвестно
Силы сторон
5-й горнострелковый отряд Итого: 650 человек гарнизона, около 1000 человек подкрепления 1-я ликская пролетарская ударная бригада 5-я кордунская ударная бригада 7-я банийская ударная бригада 8-я банийская ударная бригада Итого: 800 человек штурмового отряда, 3200 человек резерва
Потери
По данным НГХ: 5 убитых, 12 раненых, 3 пленных По данным НОАЮ: около 50 убитых, 12 пленных, число раненых большое 20 убитых, 40 раненых, 2 пропавших без вести

Битва за Глину в октябре 1942 года (серб. Битка за Глину октобра 1942.) — первое сражение за хорватский город Глину между силами Народно-освободительной армии Югославии и армией Независимого государства Хорватии, состоявшееся со 22 по 23 октября 1942 года. Штурм окончился неудачно для югославов.

Предыстория

В течение лета и осени воинские формирования 1-й оперативной зоны Хорватии, которая охватывала территории Лики, Кордуна и Бановины, усиленно пополнялись вспомогательными частями. С июля по сентябрь 1942 года было образовано семь бригад, которые были способны проводить сложные военные операции. Главный штаб НОАЮ в Хорватии приказал группе бригад совершить нападение на ряд гарнизонов в Бановине, рассчитывая на фактор внезапности и низкую боеспособность хорватских частей. Четыре бригады — 1-я ликская, 5-я кордунская, 7-я и 8-я банийские — получили задание напасть на город Глина.

Ход битвы

Внешняя линия обороны города состояла из выкопанных вокруг города рвов, в которых в течение ночи были спрятаны усташские засады. Согласно плану, три батальона 1-й ликской пролетарской ударной бригады атаковали с восточной стороны около села Погледича, а затем со стороны железнодорожной станции наносили удар в центр Глины. Два батальона 7-й банийской бригады атаковали с севера через село Юкинец и проходили далее по мосту. Атака должна была состояться в полночь, однако из-за погодных условий и отставания частей приказ о наступлении для 1-й ликской бригады дошёл только в 1:30.

Нападение продвигалось успешно через внешние линии обороны, однако на подступах у города атакующая волна остановилась. Батальоны 1-й ликской бригады потеряли очень много времени: по сводкам Оперативного штаба, 2-й батальон 1-й ликской бригады вёл себя пассивно, не вступая в бои и ограничившись занятием пустого квартала города. 1-й батальон понёс большие потери, не сумев разгромить артиллерийскую батарею на правом фланге. Батальоны 7-й банийской бригады добрались до центра города и здания суда, однако гарнизон оборонялся очень уверенно, обладая пространством для манёвров, и даже готовился к контратаке.

Партизанские войска не добились большого успеха, не ослабив силы противника. Оперативный штаб расценил операцию как проваленную по причине огромных потерь. Однако и усташские соседние гарнизоны даже не попытались прорвать блокаду Глины. В ночь с 22 на 23 октября после серии безуспешных попыток дальнейшего наступления партизаны приняли оставить город, несмотря на попытку помощи от 8-й банийской бригады.

Результаты и причины неудач

По данным независимого государства Хорватии, гарнизон потерял пять человек убитыми и 12 ранеными, ещё три попали в плен. По данным НОАЮ, партизаны уничтожили 50 солдат противника, ранив огромное количество усташских боевиков, и захватили в плен 12 человек. Один из домобранцев, один усташ и два жандарма — 4 пленных — были осуждены и расстреляны. Восемь пленных добровольно перешли на сторону партизан.

Сами потери партизан составили 20 убитыми и 40 ранеными, ещё два человека пропали без вести. Причиной таких потерь и неудовлетворительного результата Оперативный штаб назвал неслаженные действия, отсутствие взаимной поддержки и плохую логистику. По анализам, выяснилось, что и штабы батальонов, и штабы бригад плохо распоряжались войсками. По воспоминаниям Йово Поповича, армия допустила ряд просчётов:

• контрразведка партизан допустила утечку информации, и усташи заранее приготовились к атаке;
• подразделения сильно устали во время перехода к городу;
• разведка партизан сама допустила несколько ошибок и не установила точную численность и расстановку гарнизона;
• форсирование реки Мая далось очень тяжело и забрало много сил у партизан;
• ликские батальоны плохо знали местность;
• партизаны банально недооценили противника.

Позднее штаб НОАЮ в Хорватии сделал выводы, и уже в Бихачской операции все бригады действовали более эффективно.

Военные преступления

Гарнизон города, по свидетельству жупана Йосипа Тройера, министра внутренних дел НГХ, вёл себя жестоко по отношению к местному населению: около 400 мужчин и женщин были убиты во время боя самими же усташами, которые подозревали тех в сговоре с партизанами.

Литература

• [www.znaci.net/00001/137.htm Јово Поповић: ПРВА ЛИЧКА ПРОЛЕТЕРСКА БРИГАДА „МАРКО ОРЕШКОВИЋ“], Војноиздавачки завод, Београд 1988.
• [www.znaci.net/00001/63.htm Љубан Ђурић: СЕДМА БАНИЈСКА БРИГАДА], Војноиздавачки завод, Београд 1981.
• [www.znaci.net/00001/53.htm ХРОНОЛОГИЈА НАРОДНООСЛОБОДИЛАЧКОГ РАТА 1941-1945], Војноиздавачки завод, Београд 1964.

Отрывок, характеризующий Битва за Глину (1942)

– Простите меня за то, что я сделала, – чуть слышным, прерывным шепотом проговорила Наташа и чаще стала, чуть дотрогиваясь губами, целовать руку.
– Я люблю тебя больше, лучше, чем прежде, – сказал князь Андрей, поднимая рукой ее лицо так, чтобы он мог глядеть в ее глаза.
Глаза эти, налитые счастливыми слезами, робко, сострадательно и радостно любовно смотрели на него. Худое и бледное лицо Наташи с распухшими губами было более чем некрасиво, оно было страшно. Но князь Андрей не видел этого лица, он видел сияющие глаза, которые были прекрасны. Сзади их послышался говор.
Петр камердинер, теперь совсем очнувшийся от сна, разбудил доктора. Тимохин, не спавший все время от боли в ноге, давно уже видел все, что делалось, и, старательно закрывая простыней свое неодетое тело, ежился на лавке.
– Это что такое? – сказал доктор, приподнявшись с своего ложа. – Извольте идти, сударыня.
В это же время в дверь стучалась девушка, посланная графиней, хватившейся дочери.
Как сомнамбулка, которую разбудили в середине ее сна, Наташа вышла из комнаты и, вернувшись в свою избу, рыдая упала на свою постель.

С этого дня, во время всего дальнейшего путешествия Ростовых, на всех отдыхах и ночлегах, Наташа не отходила от раненого Болконского, и доктор должен был признаться, что он не ожидал от девицы ни такой твердости, ни такого искусства ходить за раненым.
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.


Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.