Операция «Альфа»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Операция «Альфа»
Основной конфликт: Народно-освободительная война Югославии

Итальянцы и четники в Прозоре
Дата

512 октября 1942

Место

Прозорская котловина, Западная Герцеговина

Причина

необходимость расширения масштабов проведения операции «Динара»

Итог

победа Италии и четников

Противники
Италия Италия
Четники
Хорватия Хорватия
Югославия Югославия
Командующие
Марио Роатта
Ренцо Далмацо
Драже Михайлович
Доброслав Евджевич
Илия Трифунович-Бирчанин
Петар Бачович
Владо Шегрт
Силы сторон
18-я пехотная дивизия «Мессина»
7-й и 15-й хорватские пехотные полки
три корпуса четников
Итого: 8-9 тысяч человек
10-я герцеговинская бригада (3 батальона)
Итого: более 500 человек
Потери
нет данных нет данных
Общие потери
1019 мирных жителей погибло

Операция «Альфа» (сербохорв. Operacija "Alfa" / Операција Алфа) — тактическая операция итальянских войск в годы Второй мировой войны, проведённая в октябре 1942 года на территории Герцеговины с целью уничтожения партизанской группировки НОАЮ. Завершилась сомнительной победой итальянско-четницких войск, которые сожгли огромное количество городов и деревень. Жертвами беспредела солдат стали 1019 мирных граждан[1][2].





Подготовка к операции

В сентябре 1942 года один из воевод четников, Илия Трифунович-Бирчанин, осознав, что движению четников не под силу самостоятельно справиться с партизанами Тито, обратился за помощью к итальянским войскам. 10 и 21 сентября он переговорил с командующим итальянскими войсками Марио Роатта, заявив, что имеет опыт взаимодействия с итальянскими войсками, и попросил итальянского командующего начать как можно скорее операцию в районе между Прозором и Ливно. Трифунович-Бирчанин предоставил итальянцам поддержку 7500 солдат армии четников в обмен на снабжение итальянским вооружением и припасами, в ответ на что Роатта предоставил гарантии поставки оружия и проведения боевых действий. Драже Михайлович после этого выразил личную благодарность Трифуновичу-Бирчанину[3].

Итальянские войска ещё ранее организовали проведение операции «Динара» для того, чтобы занять территорию между дорогами Мостар—Ябланица и Книн—Босанско-Грахово. Итальянцы заключили договорённость с хорватами о помощи, однако ввиду того, что хорватские войска большей частью были вовлечены в бои близ Яйце под командованием немецких войск, командование армии усташей предупредило, что ранее 15 октября не смогут подключиться к боевым действиям[4]. Небольшая часть хорватских войск могла только охранять тыл итальянских войск.

Сама операция начала проводиться чуть восточнее зоны для операции «Динара». Непосредственной целью операции было уничтожение источника угрозы близ Мостара и дороги Мостар—Сараево, недалеко от Прозора. Сам Прозор 14 июля 1942 был взят войсками НОАЮ: 3-я пролетарская санджакская ударная бригада наголову разбила гарнизон усташей.

Расстановка сил

Италия

29-й батальон 4-го полка берсальери и 2-й батальон 94-го пехотного полка были задействованы в проведении операции[5]. Отряды четников численностью от 3 до 5 тысяч человек были задействованы также в этом задании, командовали ими Доброслав Евджевич и Петар Бачович[6][7]. С воздуха поддержку обеспечивала авиация НГХ, тыл прикрывали 7-й и 15-й пехотные полки усташей[8]. По партизанским данным, общая численность войск составляла более 9 тысяч человек.

Партизаны

В распоряжении партизан были только несколько отрядов 10-й герцеговинской бригады численностью в несколько сотен человек.

Ход операции

В начале октября итальянцы начали проведение операции, обстреляв позиции партизан к северо-западу от середины реки Неретва[9]. Сама атака была скоординирована с немецким и хорватским командованием, которое базировалось к северу в направлении Баня-Луки. Войска четников прибывали на югославских поездах из Дубровника и Метковича, а также итальянскими поездами из Невесинье. В ночь со 2 на 3 октября они прибыли в Мостар, покинув его на следующий день. Уже тогда четники начали воевать с мирным населением, убив одного крестьянина и разграбив деревню Рашка-Гору в 10 км к северу от Мостара. В деревне Горани в 7 км к юго-западу от Мостара были ограблены и убиты три крестьянина, а их дома сожжены.

На следующий день, 4 октября, воевода четников Доброслав Евджевич обратился к своим войскам с призывом сначала разобраться именно с партизанами как с главными врагами сербов, а потом направить оружие против усташей: по словам Евджевича, ни одного партизана или усташа не должно было остаться на территории страны. В Мостаре четники устроили резню, убив, по разным данным, от 62 до 142 человек, и сожгли городок[10][11]. В ночь с 4 на 5 октября четники переправились через Неретву в районе Коньица.

После переправы войска четников направились на линию Прозор — Шчит — Горни-Вакуф — Дони-Вакуф, откуда должны были выйти на линию Бугойно — Комар — Травник. Там располагались штаб-квартиры 5-й черногорской и 10-й герцеговинской партизанских бригад. Итальянцы при поддержке четников начали полномасштабное наступление с трёх сторон при поддержке артиллерии и бронетехники. Три батальона 10-й бригады с группировались близ Прозора, однако ещё до подхода основных сил противника вынуждены были отступить[12]. По данным разведки, партизанам противостояли от 1200 до 1500 итальянцев и от 3 до 3 с половиной тысяч четников, в то время как у бригад было в распоряжении около 300 человек. Соотношение сил составляло примерно 1:15 в пользу итальянцев и четников[13]. С 7 по 8 октября итальянцы организовали штурм Прозора, нанеся удары с воздуха и подвергнув его обстрелу. 8 октября город был взят[14].

8 октября генерал Драже Михайлович обратился к войскам с речью о славянах-мусульманах и хорватах, в которой дал чёткие указания по поводу переговоров и отношений с этими двумя народностями. Мусульман строго-настрого запрещалось преследовать (только если они не угнетали православных сербов или не сотрудничали с коммунистами); наоборот, их надо было вовлекать в армию четников, поскольку Михайлович надеялся, что мусульмане завоюют доверие сербов и смогут искупить вину за поражение в Апрельской войне. Хорватов Михайлович также приказал не трогать, поскольку те должны были сами решить свою судьбу: после ликвидации коммунистического партизанского подполья хорваты должны были сами расправиться с усташами. Однако Драже предупредил, что если хорваты будут вести себя вяло и не смогут определиться с послевоенным будущим своего государства, то сербы рано или поздно отомстят им за гибель своих соотечественников[15].

С 14 по 15 октября силы четников по своей инициативе сожгли огромное количество деревень, убив свыше 500 местных жителей, которые были католиками и мусульманами: четники обвинили их в помощи партизанам[16]. По сведениям историка Йозо Томасевича, жертвами стали как минимум 543 человека[17]; другие же источники указывают на 656 или 848 человек, среди которых были женщины, дети и старики. Иво Голдштейн указывает на полторы тысячи убитых всего, объясняя разницу в цифрах географической путаницей[18].

В следующие дни в Прозоре и его окрестностях располагались примерно две тысячи солдат Югославского войска на родине. Партизаны сообщали, что те двигались к юго-востоку на Неретву и Мостару по приказу из Италии. По мнению партизан, зверства четников и итальянцев вызвали большое негодование среди местного населения, в том числе среди хорватских домобранцев, которые даже пытались защитить местных жителей. Воеводы четников утверждали, что всех местных жителей расстреляли немцы, отрезав тем самым путь на запад к Динаре[18].

23 октября воевода Петар Бачович заявил в письме Драголюбу Михаловичу, что во время операции в Прозоре было убито около 2 тысяч хорватов и славян-мусульман, что вызвало энтузиазм у солдат и офицеров Югославского войска на родине. Партизанская газета «Борба» писала о 2 тысячах мирных граждан, которые были убиты в Прозоре, Коньице и Вакуфе, а в окрестностях городов были сожжены все дома и убиты беззащитные женщины и дети.[19]

Итоги и последствия

Масштабы разрушений и убийств шокировали даже итальянцев и хорватов. Командующий итальянцами Марио Роатта в ультимативной форме потребовал от Трифуновича прекратить вырезать мирное население, угрожая разорвать с четниками соглашение о поставке припасов[7][20]. Не дождавшись ответа, итальянцы отозвали часть сил четников, однако некоторые успешил сбежать под командование воеводы Момчилы Джуича в Северную Далмацию. В том же месяце прошла ещё одна операция под именем «Бета», в ходе которой итальянцы и хорваты взяли под контроль Ливно.[9].

После войны многие из четников были осуждены за преступления против гражданского населения, совершённые в ходе операции «Альфа». Доброслав Евджевич и Петар Бачович уже через месяц после устроенных ими побоищ сами написали письма Михайловичу с самокритикой, чтобы попытаться избежать уголовной ответственности. В конце войны Евджевич бежал в Италию, там попал в плен к союзникам и после войны избежал суда, дожив до конца своих дней в Риме. Бачовича казнили усташи в 1945 году[18], а Михайлович вынужден был на суде в 1946 году отвечать за ряд преступлений, в том числе и за массовую резню в Прозоре[18].

Напишите отзыв о статье "Операция «Альфа»"

Примечания

  1. Енвер Ћемаловић, МОСТАРСКИ БАТАЉОН, Мостар 1986, страна 131
  2. Антун Милетић, Владимир Дедијер, ГЕНОЦИД НАД МУСЛИМАНИМА, Свјетлост — Сарајево 1990, страна 735—738 и 837—851
  3. Tomasevich 1975, p. 233
  4. Извештај Више Команде оружаних снага «Словенија — Далмција» од 27. септембра 1942. Врховној Команди о ставу Главног стана Поглавника НДХ у вези са учешћем четничких снага у операцији «Динара», ЗБОРНИК НОР-а, том XIII — италијански документи, књига 2, документ 104
  5. Loi, 1978. pp. 189, 190, 212
  6. Tomasevich. 1975, p.233
  7. 1 2 Ramet, 2006, p.146
  8. Tito, 1982. p.322
  9. 1 2 Tomasevich, 1975, p.233
  10. Didzar, Sobolevski, 1999, pp.346-347, 351—352, 366—367, 371.
  11. Dizdar, 2002, p.232
  12. Didzar, Sobolevski, 1999, p.363
  13. Goldstein, 29 October 2012
  14. Dizdar, Sobolevski, 1999, p.363
  15. Dizdar, Sobolevski, 1999, p.336-337, 339
  16. Tomasevich, 1975, p.259
  17. Tomasevich, 2001, p.259
  18. 1 2 3 4 Goldstein, 7 November 2012
  19. Dizdar, Sobolevski, 1999, p.198
  20. Cohen, 1996, p.99

Литература

Документы времён войны

  • [www.znaci.net/00001/4_13_2.htm Зборник докумената и података о народноослободилачком рату југословенских народа-а, том XIII (документа Италије), књига 2 (година 1942), Војноиздавачки завод, Београд]

Югославские исследовательские работы

  • Dizdar, Zdravko; Sobolevski, Mihael (1999). Prešućivani četnički zločini u Hrvatskoj i u Bosni i Hercegovini 1941—1945 (in Serbo-Croatian). Zagreb: Hrvatski institut za povijest.
  • Dizdar, Zdravko (2002). Četnički zločini u Bosni i Hercegovini, 1941—1945 (in Serbo-Croatian). Zagreb: Hrvatski institut za povijest.
  • [www.znaci.net/00001/11.htm Никола Миловановић: КОНТРАРЕВОЛУЦИОНАРНИ ПОКРЕТ ДРАЖЕ МИХАИЛОВИЋА, Београд 1983.]
  • [www.znaci.net/00001/182.htm Енвер Ћемаловић: Мостарски батаљон, Мостар 1986.]
  • Tito, Josip Broz (1982). In Damjanović, Pero; Vujošević, Ubavka. Josip Broz Tito: Sabrana djela (in Serbo-Croatian) 14. Belgrade: Komunist.
  • Tomasevich, Jozo (1975). [books.google.com/books?id=yoCaAAAAIAAJ&printsec=frontcover War and Revolution in Yugoslavia, 1941—1945: The Chetniks 1]. Stanford: Stanford University Press. ISBN 978-0-8047-0857-9.
  • Tomasevich, Jozo (2001). [books.google.com/books?id=fqUSGevFe5MC&printsec=frontcover War and Revolution in Yugoslavia, 1941—1945: Occupation and Collaboration 2]. Stanford: Stanford University Press. ISBN 978-0-8047-3615-2.
  • [www.znaci.net/00001/40.htm Jozo Tomasevich: ČETNICI U DRUGOM SVJETSKOM RATU 1941—1945, Sveučilišna naklada Liber, Zagreb 1975.]

Иностранные исследовательские работы

  • Cohen, Philip J. (1996). [books.google.com/books?id=Fz1PW_wnHYMC&printsec=frontcover Serbia’s Secret War: Propaganda and the Deceit of History]. College Station: Texas A&M University Press. ISBN 978-0-89096-760-7.
  • Hoare, Marko Attila (2006). Genocide and Resistance in Hitler’s Bosnia: The Partisans and the Chetniks, 1941—1943. New York: Oxford University Press. ISBN 978-0-19-726380-8.
  • Loi, Salvatore (1978). Le operazioni delle unità italiane in Jugoslavia (1941—1943): narrazione, documenti. (in Italian). Rome: Tipografia regionale.
  • Ramet, Sabrina P. (2006). [books.google.com/books?id=FTw3lEqi2-oC&printsec=frontcover The Three Yugoslavias: State-Building and Legitimation, 1918—2005]. Bloomington: Indiana University Press. ISBN 978-0-253-34656-8.

Ссылки

  • Goldstein, Ivo (19 October 2012). [www.prometej.ba/index.php/home-7/785-prof-dr-ivo-goldstein-cetnicki-zlocin-u-rami-u-listopadu-1942-godine-i-dio «Četnički zločin u Rami u listopadu 1942. godine (I dio)»]. Prometej.  (сербохорв.)
  • Goldstein, Ivo (29 October 2012). [www.prometej.ba/index.php/home-7/795-prof-dr-ivo-goldstein-cetnicki-zlocin-u-rami-u-listopadu-1942-godine-ii-dio «Četnički zločin u Rami u listopadu 1942. godine (II dio)»]. Prometej.  (сербохорв.)
  • Goldstein, Ivo (7 November 2012). [www.prometej.ba/index.php/home-7/811-prof-dr-ivo-goldstein-cetnicki-zlocin-u-rami-u-listopadu-1942-godine-iii-dio «Četnički zločin u Rami u listopadu 1942. godine (III dio)»]. Prometej.  (сербохорв.)


Отрывок, характеризующий Операция «Альфа»

Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.


Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.