Болоньини, Мауро

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мауро Болоньини
Mauro Bolognini
Имя при рождении:

Мауро Болоньини

Место рождения:

Пистоя, регион Тоскана, Италия

Место смерти:

Рим, Италия

Профессия:

режиссёр

Карьера:

1951-1991

IMDb:

0006615

Мауро Болоньини (итал. Mauro Bolognini, родился 28 июня 1922 года в Пистои, регион Тоскана, Италия — умер 14 мая 2001 года в Риме, Италия) — итальянский режиссёр театра и кино.





Биография

Студенческие годы

Изначально Мауро не собирался посвящать себя кинематографу, поступив изучать архитектуру в университете Флоренции и получив степень магистра. После окончания Второй мировой войны, когда во всём мире было необычайно популярно итальянское кино, возрождённое мастерами неореализма, он переполненный впечатлениями от увиденных неореалистических картин поступил в Римский Экспериментальный киноцентр, где изучал сценографию[1]. Как малоимущий студент Болоньини снимал квартиру на троих: его соседями по квартире были Франко Дзеффирелли (ставший впоследствии знаменитым режиссёром театра и кино, известным у нас главным образом по экранизациям Шекспира «Укрощение строптивой», 1967, с Элизабет Тейлор и Ричардом Бартоном и «Ромео и Джульетте», 1968), и Пьеро Този (в дальнейшем — один из самых выдающихся художников по костюмам в театре и кино, работавший на фильмах Лукино Висконти, Витторио Де Сика, Лилианы Кавани, ну и естественно на фильмах своих друзей по учёбе Франко Дзеффирелли и Мауро Болоньини). Будущие знаменитости, а тогда три бедных студента делили всё, что имели. Дзеффирелли вспоминает: «Можно было принести пасту, второй принесёт салат, другой вино или хлеб, всегда было чем наесться…»[2]

Карьера в кино

После окончания киноцентра Болоньини работал ассистентом режиссёра у классика неореализма Луиджи Дзампа на фильмах «Трудные годы» (1948), «Ударить в набат» (1949) и «Процесс над городом» (1952). Болоньини провёл также год во Франции, ассистируя Жану Деланнуа на съёмках фильма «Минута истины» (1952) и Иву Аллегре на кинокартине «Кожаный нос» (1952)[3]. Когда Болоньини дебютирует самостоятельной постановкой («Мы находимся в галерее», 1953), неореализм будет мёртв, «убитый частично неприятием публики из-за его мрачности, частично итальянским правительством из-за показа неприглядной Италии, где люди бедны и на улицах грязь»[4]. Кроме того у государства теперь была власть отмены лицензии на экспорт любого итальянского фильма, который мог быть заподозрен в клеветническом отношении к нации. Новое направление, поддерживаемое на официальном уровне и взятое на вооружение итальянскими кинопродюсерами — так называемый «Розовый неореализм», в котором действие разворачивается как и в неореалистическом кино в среде простых бедных людей, но сглажены социальные конфликты, а драматическая тональность фильмов неразделимо связана с комедийной интонацией и киноленты всё более легковесны. Первый международный успех Болоньини, как режиссёра связан с поставленным им фильмом «Влюблённые» (1955), вполне в духе «розового неореализма». Однако кинолента не так проста, как кажется с первого взгляда и некоторые находки автора (как например ключевая сцена ночных танцев в рабочем квартале) будут заимствованы и цитированы в некоторых работах Висконти и Феллини. «Влюблённые» побывали в номинации на «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля 1956 года и были отмечены премией итальянских критиков и журналистов «Серебряная лента» за сценарий.

В конце 1950-х Мауро сблизился с Пьером Паоло Пазолини. Хотя у них были общие интересы — Болоньини, как и Пазолини, был гомосексуален, — в творчестве их многое разделяло: Болоньини — скрупулёзный эстет, Пазолини — пророк сырого реализма и шока (более открытый Пазолини никогда не скрывал своей гомосексуальности, более сдержанный Болоньини никогда не распространялся о своей личной жизни)[3]. Возможно по этой причине, каждый из них благотворно воздействовал на другого в творческом плане, что и вылилось в их совместных работах. Правда их первая совместная работа была неудавшейся. Как говорится — первый блин комом. Это был фильм «Мариза-кокетка» (1957), попытка сделать звездой итальянскую старлетку Маризу Аллазио, эдакую итальянскую Джейн Мэнсфилд, секс-символ молодого поколения итальянцев 1950-х[5]. Пьер Паоло Пазолини был одним из авторов сценария и автором сюжета, как и на последующих их совместных работах. Второй фильм «Молодые мужья» (1958) стал более удачным их проектом. Но потребовался ещё год для того, чтобы содружество Болоньини и Пазолини чествовали под бурные аплодисменты. Их фильм «Бурная ночь» (1959) имел огромный успех, как на фестивальных орбитах, так и в среде критиков, получив очередную «Серебряную ленту» за лучший оригинальный сценарий. Неоднократно фильм цитировался и кинематографистами. «Бурная ночь» в значительной степени повлияла на вышедший годом позже шедевр Феллини «Сладкая жизнь» (1960), хотя это мало кто признаёт сегодня[3]. Или например сцена в ресторане, которую спустя четверть века почти дословно скопирует Серджо Леоне в своём эпическом фильме «Однажды в Америке» (1984)[3]. Следующая кинокартина тандема Болоньини-Пазолини «Красавчик Антонио» (1960) с участием Марчелло Мастроянни и Клаудии Кардинале также весьма успешна и будет отмечена Главным призом МКФ в Локарно. Вместе они сделают в дальнейшем ещё один фильм «Глупый день» (1960, сценарий Пазолини по роману Альберто Моравиа) и пути их разойдутся только лишь по той причине, что Пазолини дебютирует в 1961 году в режиссуре (фильм «Аккатоне») и свои последующие сценарии будет воплощать на экране самостоятельно. Мауро Болоньини снял в 1962 году один из наиболее значительных своих фильмов — тонкую психологическую драму «Дряхлость» (по раннему роману знаменитого итальянского писателя Итало Звево, с трудом поддающемуся переводу на язык кино), премия МКФ в Сан-Себастьяне за режиссуру).

В дальнейшем режиссёр проявил себя как вдумчивый и тонкий мастер экранизаций произведений итальянской литературы: «Ла Виачча» (1961, по роману М. Пратези, с участием Жана-Поля Бельмондо и Клаудии Кардинале), «Агостино» (1962, по роману Альберто Моравиа), «Прекрасный ноябрь» (1967, по Э. Патти), «Абсолютное естество» (1969, по Г. Паризе), «По древним ступеням» (1975, по М. Тобино, премия МКФ в Локарно), «Наследство Феррамонти» (1976, по Г. К. Келли). Экранизировал также французских авторов: «Мадемуазель де Мопен» (1965, по роману Теофиля Готье, премия МКФ в Сан-Себастьяне за режиссуру), «Бубу» (1970, по Ш. Л. Филиппу).

Одним из наиболее полемичных фильмов режиссёра является «Либера, любовь моя» (1975, с участием Клаудии Кардинале), антифашистская картина о женщине, которой предстоит вынести годы лишения в период правления Муссолини.

Будучи близок к левым кругам итальянской интеллигенции, не мог остаться в стороне и экранизировал соцреалистический роман Васко Пратолини «Метелло» (1969, премия «Давид» Донателло, премия «Золотой Глобус» лучшему иностранному фильму в США, номинация на «Золотую пальмовую ветвь» Каннского кинофестиваля) о зарождении рабочего движения в Италии. Этот фильм был показан в рамках VII Московского международного кинофестиваля, затем успешно прошёл в прокате СССР. Демонстрировался в советском кинопрокате и фильм «Подлинная история дамы с камелиями» (1980, экранизация романа Александра Дюма-сына с Изабель Юппер в главной роли). Последним поставленным фильмом режиссёра стала эротическая драма «Мужья и любовники» (1991).

…Я считаю Мауро Болоньини крупнейшим режиссёром. Это человек редких профессиональных способностей, высочайшей культуры и тонкого вкуса. Не говорю уже о том, что он мой друг, чуткий и искренний.
— Клаудия Кардинале[6]

Карьера в театре

В 1960-е годы режиссёр проявил интерес и к театру, поставив ряд пьес и опер на итальянской сцене. Его дебют в театральной режиссуре состоялся в 1964 году постановкой оперы Джузеппе Верди «Эрнани» в театре «Массимо» в Палермо (тенор — Марио дель Монако), в том же году поставил в Римском оперном театре «Тоску» Джакомо Пуччини и многие другие. В 1972 году в миланской «Ла Скале» им была поставлена опера «Норма» Винченцо Беллини и в 1975 году он ту же постановку осуществит на сцене Большого театра в Москве. Затем будут постановки «Аиды» Джузеппе Верди в театре «Ла Фениче» в Венеции (1978), «Мальчик-с-пальчик» Ханса Вернера Хенце в Poliziano opera в Монтепульчано (1995) и др. Болоньини поставил также ряд драматических спектаклей различных авторов, таких как Эдуардо Де Филиппо, Луиджи Пиранделло, Вильям Шекспир, Гарольд Пинтер, Юджин О'Нил и др.

Мауро Болоньини уйдёт из жизни в 2001 году в возрасте 78 лет, за два года до этого получив Специальную премию «Давид» Донателло за творческую карьеру.

Фильмография

Режиссёрские работы[7][1]
Год Русское название Оригинальное название Исполнители главных ролей Примечание
1950-е годы
1953 Мы находимся в галерее Ci troviamo in galleria Нилла Пицци, Карло Дапорто, София Лорен + соавтор сценария
1954 Мушкетёры королевы I cavalieri della regina Джеффри Стоун, Пол Кэмпбелл, Марина Берти + соавтор сценария
1955 Золотая жила La vena d'oro Марта Торен, Ричард Бейсхарт, Теренс Хилл + соавтор сценария
Влюблённые Gli innamorati Антонелла Луальди, Франко Интерленги, Нино Манфреди + соавтор сценария, премия «Серебряная лента» за сценарий
1956 Три мушкетёра (ТВ мини-сериал) I tre moschettieri Джеффри Стоун, Пол Кэмпбелл, Доун Аддамс + соавтор сценария
Гвардия, гвардейцы и бригадный генерал Guardia, guardia scelta, brigadiere e maresciallo Альберто Сорди, Пеппино Де Филиппо, Альдо Фабрици
1957 Мариза—кокетка Marisa la civetta Мариза Аллазио, Ренато Сальватори, Франсиско Рабаль + соавтор сценария
1958 Молодые мужья Giovani mariti Жерар Блен, Антонио Чифарелло, Антонелла Луальди + соавтор сценария; премия Каннского МКФ за сценарий
1959 Бурная ночь La notte brava Розанна Скьяффино, Лоран Терзиефф, Эльза Мартинелли премия «Серебряная лента» за сценарий
Вертись сам! Arrangiatevi! Тото, Пеппино Де Филиппо, Лаура Адани
1960-е годы
1960 Красавчик Антонио Il bell'Antonio Марчелло Мастроянни, Клаудия Кардинале, Клод Брассер Главный приз МКФ в Локарно
Глупый день La giornata balorda Жан Сорель, Леа Массари, Изабель Кори
1961 Ла Виачча La viaccia Жан-Поль Бельмондо, Клаудия Кардинале, Пьетро Джерми номинация на Главный приз Каннского кинофестиваля
1962 Дряхлость Senilità Энтони Франчоза, Клаудия Кардинале, Бетси Блэр + соавтор сценария; премия за режиссуру на МКФ в Сан-Себастьяне (1962)
Агостино Agostino Паоло Коломбо, Ингрид Тулин, Джон Сэксон + соавтор сценария (в титрах не указан)
1963 Коррупция La corruzione Ален Кюни, Розанна Скьяффино, Жак Перрен
1964 Моя госпожа (фильм из 4-х новелл) La mia signora Альберто Сорди, Сильвана Мангано постановщик 2-х новелл: Мой дорогой и Лючиана
Женщина — это что-то изумительное (фильм из 4-х новелл) La donna è una cosa meravigliosa Сандра Мило, Беба Лончар постановщик 2-х новелл: «Женщина сладкая, сладкая» и «Белый кит»
1965 Куколки (фильм из 4-х новелл) Le bambole Джина Лоллобриджида, Жан Сорель, Аким Тамирофф постановщик новеллы «Монсиньор Амур»
Три лица (фильм из 3-х новелл) I tre volti Хосе Луис де Вильялонга, Ричард Харрис постановщик новеллы «Знаменитые влюбленные»
1966 Феи (фильм из 4-х новелл) Le fate Рэкел Уэлч, Жан Сорель постановщик новеллы «Фея Елена»
1967 Ведьмы (фильм из 5-ти новелл) Le streghe Сильвана Мангано, Альберто Сорди + соавтор сценария; постановщик новеллы «Чувство гражданского долга»
Древнейшая профессия в мире (фильм из 6-ти новелл) Le plus vieux métier du monde Эльза Мартинелли, Гастоне Москин, Джанкарло Кобелли постановщик новеллы «Любовь римлянина»
Мадемуазель де Мопен Madamigella di Maupin Катрин Спаак, Робер Оссейн, Томас Милиан премия за режиссуру на МКФ в Сан-Себастьяне
Арабелла Arabella Вирна Лизи, Джеймс Фокс, Терри-Томас
1968 Каприччио по-итальянски (фильм из 6-ти новелл) Capriccio all'italiana Сильвана Мангано, Ира фон Фюрстенберг, Вальтер Кьяри постановщик 2-х новелл: «Почему?» и «Ревность»
1969 Прекрасный ноябрь Un bellissimo novembre Джина Лоллобриджида, Габриэле Ферцетти, Андре Лоуренс
Абсолютное естество L'assoluto naturale Лоуренс Харви, Сильва Кошина, Иза Миранда + соавтор сценария
1970-е годы
1970 Метелло Metello Массимо Раньери, Оттавия Пикколо, Лючия Бозе + соавтор сценария; премия «Давид» Донателло за лучший фильм
1971 Бубу Bubù Массимо Раньери, Оттавия Пикколо, Джиджи Пройетти + соавтор сценария
1972 Обвинение в самоубийстве одного студента Imputazione di omicidio per uno studente Массимо Раньери, Мартин Болсам, Валентина Кортезе
1974 Случаи из жизни приличных людей Fatti di gente perbene Катрин Денёв, Джанкарло Джаннини, Фернандо Рей + соавтор сценария; премия Давид Донателло за лучший фильм
1975 Либера, любовь моя! Libera, amore mio... Клаудия Кардинале, Бруно Черино, Филипп Леруа + соавтор сценария
По древним ступеням Per le antiche scale Марчелло Мастроянни, Марта Келлер, Барбара Буше специальный приз жюри на МКФ в Локарно
1976 Наследство Феррамонти L'eredità Ferramonti Энтони Куинн, Фабио Тести, Доминик Санда номинация на главный приз Каннского кинофестиваля
1977 Большое варево Gran bollito Шелли Уинтерс, Макс фон Сюдов, Лаура Антонелли
1978 Куда ты едешь в отпуск? (фильм из 3-х новелл) Dove vai in vacanza? Уго Тоньяцци, Стефания Сандрелли, Пьетро Брамбилла постановщик новеллы «Я буду целиком принадлежать тебе»
1980-е годы
1981 Подлинная история дамы с камелиями La storia vera della signora dalle camelie Изабель Юппер, Джан Мария Волонте, Бруно Ганц
1982 Пармская обитель (ТВ мини-сериал) La certosa di Parma Марта Келлер, Джан Мария Волонте, Андреа Оччипинти
1986 Венецианская ночь La venexiana Лаура Антонелли, Моника Гуэрриторе, Джейсон Коннери + соавтор сценария
1987 Прощай Москва Mosca addio Лив Ульман, Даниэль Ольбрыхский, Орор Клеман + соавтор сценария; приз экуменического жери МКФ в Монреале
1988 Равнодушные (ТВ) Gli indifferenti Лив Ульман, Питер Фонда, Софи Уорд + соавтор сценария
1989 12 режиссёров о 12-ти городах (документальный, фильм из 12-ти новелл) 12 registi per 12 città постановщик новеллы «Палермо»
1990-е годы
1991 Мужья и любовники La villa del venerdì Джулиан Сэндс, Джоанна Пакула, Чеки Карио
1995 Семейные воспоминания (ТВ мини-сериал) La famiglia Ricordi Серджио Альбелли, Лука Барбарески, Франческо Барилли

Напишите отзыв о статье "Болоньини, Мауро"

Примечания

  1. 1 2 «Режиссёрская энциклопедия. Кино Европы», Сост. М.М. Черненко; Отв. ред. Г.Н. Компаниченко, (статья о Мауро Болоньини), Науч.-исслед. ин-т киноискусства.-М.: Материк, 2002, ISBN 5-85646-077-4 (рус.)
  2. Franco Zeffirelli, Zeffirelli, Weidenfeld & Nicolson, London, 1986, p. 136. (англ.)
  3. 1 2 3 4 [sensesofcinema.com/2006/great-directors/bolognini/ David Melville. Мауро Bolognini, 2006, sensesofcinema.com. (англ.)]
  4. Quoted in L’avventurosa storia del cinema italiano, 1935–59 – (Volume 1), edited by Franca Faldini & Goffredo Fofi, Giangiacomo Feltrinelli Editore, Milan, 1979, p. 126. (итал.)
  5. Enzo Siciliano, Pasolini (translated by John Shepley), Bloomsbury, London, 1987, p. 143. (англ.)
  6. Клаудия Кардинале «Мне повезло» (Перевод с итал. Ф. Двин). —М.: Вагриус, 1997. — С. 142.
  7. [www.imdb.com/name/nm0535777/ В создании фильмографии использованы данные imdb.com (en)]

Ссылки

Литература

  • «Режиссёрская энциклопедия. Кино Европы», Сост. М.М. Черненко; Отв. ред. Г.Н. Компаниченко, (статья о Мауро Болоньини), Науч.-исслед. ин-т киноискусства.-М.: Материк, 2002, ISBN 5-85646-077-4
  • «Кинословарь» / Под редакцией С. И. Юткевича. — М.: Советская энциклопедия, 1986-1987. — С. 53. — 640 с.


Отрывок, характеризующий Болоньини, Мауро

– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.