Пётр Август Фридрих Гольштейн-Бекский

Пётр Август Фридрих Peter August <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
герцог Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекский
22.9.1774 — 22.3.1775
Предшественник:	Карл Людвиг
Преемник:	Фридрих Карл Людвиг
Ревельский губернатор
30.03.1758 — 09.01.1762
Предшественник:	Владимир Петрович Долгоруков
Преемник:	вакансия Георг Фридрих Гротенгельм
Ревельский губернатор
13.10.1743 — 29.03.1753
Предшественник:	Вольдемар Левендаль
Преемник:	Владимир Петрович Долгоруков
Рождение:	7 декабря 1697(1697-12-07) Кёнигсберг
Смерть:	22 марта 1775(1775-03-22) (77 лет) Ревель
Род:	Ольденбурги
Отец:	Фридрих Людвиг, герцог Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекский (1653—1728)
Мать:	Луиза Шарлотта, принцесса Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Августенбургская (1658—1740)
Супруга:	1. принцесса София Гессен-Филипстальская (1695—1728) 2. графиня Наталья Николаевна Головина (1724—1767)
Дети:	от 1-го бр.: Карл (1724—1726), Ульрика Амалия Вильгельмина (1726), Карл Антон (1727—1759) от 2-го бр.: Петер (1743—1751), Александр (1744), Катарина (1750—1811)
Военная служба
Годы службы:	1734—1774
Принадлежность:	Гессен-Кассель, Российская империя Российская империя
Звание:	полковник, генерал-фельдмаршал (Россия) (9 [20] января 1762)
Сражения:	русско-турецкая война 1735—1739 русско-шведская война 1741—1743
Награды:

Герцог Петер Август Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекский (нем. Peter August von Schleswig-Holstein-Sonderburg-Beck; 7 декабря 1696, Кёнигсберг — 22 марта 1775, Ревель) — российский военный деятель, генерал-фельдмаршал. В русскоязычных источниках известен как принц Пётр Август Фридрих Гольштейн-Бекский.

Происхождение

Из бекской ветви Гольштейн-Зондербургской линии Ольденбургской династии. Пятый сын (10-й ребёнок) Фридриха Людвига (1653—1728), герцога Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекского (с 1719 года) и его жены Луизы Шарлотты Августенбургской (1658—1740). Шестиюродный дядя Петра III.

Биография

Сначала принц служил полковником в армии ландграфа Гессен-Кассельского. В 1734 году мать принца Петера обратилась к императрице Анне Иоанновне с просьбой о принятии сына на российскую службу. Был зачислен тем же чином и получил под своё командование полк. Служил под начальством графа Иоганна Буркхардта Христофора Миниха и в 1738 году был произведён в генерал-майоры. Участвовал в турецком походе 1738 и 1739 годов.

В 1741—1743 годах принц Гольштейн-Бекский участвовал в войне со Швецией и в 1742 году стал генерал-поручиком.

В 1755 году императрица Елизавета Петровна пожаловала его в генерал-аншефы и назначила Ревельским губернатором. Руководил Военной коллегией с 1755 по 1758 год.

Недолгое царствование императора Петра III вознесло принца на вершину славы. Он стал членом Совета при высочайшем дворе и 9 (20) января 1762 год — генерал-фельдмаршалом. Генерал-губернатор Санкт-Петербурга с 1761 по 1762 год.

В период его губернаторства

• после пожара в Мещанских улицах остановлены все дворцовые и казённые работы и назначены умеренные цены на строительные материалы для восстановления домов.
• издан указ о запрещении выпуска домашнего скота на городские улицы.
• установлены пошлины с извозчиков.
• заведены колодцы во дворах горожан.
• освящена Богоявленская церковь Николо-Богоявленского (Морского) собора.

Императрица Екатерина II благосклонно отнеслась к принцу Петеру, оставив его в должности ревельского губернатора.

Фельдмаршал граф Миних так отзывался о принце Петре Гольштейн-Бекском:

Он средних лет; крепкого и здорового сложения; справедливый и хороший полководец; служит охотно и добрый воин, но не имеет больших дарований; дурно ведёт себя; затрудняется командою, не зная русского языка; беден; получает только две тысячи рублей пенсии и полковничье жалованье, которое следует увеличить сверх генерал-майорского оклада.

В сентябре 1774 года, после смерти брата Карла Людвига, стал герцогом Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекским. Скончался спустя шесть месяцев. Ему наследовал внук, прямые потомки которого с 1825 года были герцогами Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Глюксбургскими, а с 1931 года носят также титул герцога Шлезвиг-Гольштейнского. Таким образом, принц Петер Август — прямой предок нынешних монархов Дании (Маргрете II) и Норвегии (Харальд V), а также будущего короля Соединённого королевства (принц Чарльз) и греческого претендента.

Похоронен в склепе у церкви Нигулисте в Таллине.

Семья

Был женат дважды: на принцессе Софии Гессен-Филипстальской (6 апреля 1695 — 9 мая 1728) и на графине Наталье Николаевне Головиной (4 сентября 1724 — 8 января 1767; дочери адмирала Николая Фёдоровича Головина). Шестеро детей (по три от каждой из жён):

1. Карл (1724—1726),
2. Ульрика Амалия Вильгельмина (1726),
3. Карл Антон (1727—1759), сын которого — Фридрих Карл Людвиг (1757—1816; шеф Павловского гренадерского полка) — наследовал деду как герцог Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекский,
4. Петер (1743—1751),
5. Александр (1744),
6. Катарина/Екатерина (1750—1811), жена князя Ивана Сергеевича Барятинского (1738—1811), бабка другого генерал-фельдмаршала — А. И. Барятинского.

Литература

• [gov.spb.ru/gov/governor/gallery/xviii_2/golshtein Официальный портал администрации Санкт-Петербурга]
• Бантыш-Каменский, Д. Н. 22-й Генералъ-Фельдмаршалъ Принцъ Голштейн-Бекский Петръ, Августъ, Фридрихъ // [militera.lib.ru/bio/bantysh-kamensky/25.html Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. В 4-х частях. Репринтное воспроизведение издания 1840 года. Часть 1–2]. — М.: Культура, 1991. — 620 с. — ISBN 5-7158-0002-1.

Отрывок, характеризующий Пётр Август Фридрих Гольштейн-Бекский

– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.