Станичные казаки
Поделись знанием:
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Станичные казаки — категория городовых казаков, существовавшая в Сибири в 1822 — 1870 годах.
Содержание
Возникновение. Реформа 1822—1825 гг
22 июля[1] 1822 (согласно Уставу о Сибирских Городовых Казаках) всё казачье население Сибири были разделено на три категории:
- Сибирское линейное казачье войско и казаки, поселённые на других пограничных линиях (позднее из них образовались Забайкальское казачье войско и Казаки Иркутской Губернии)
- Городовые Сибирские казаки, сведенные в семь конных городовых казачьих полков (Тобольский, Сибирско-Татарский, Томский, Енисейский, Иркутский, Забайкальский и Якутский) и две отдельные городовые казачьи команды (Камчатская и Верхотурская)
- Остальные казаки Сибири были зачислены в категорию станичных казаков
Согласно уставу 1822 года, в категорию станичных казаков были зачислены:
- Пелымские, Саянские и Абаканские казаки, Томская татарская команда
примеч. список неполон, так как губернаторам Сибирских Губерний и Областей давалось право зачислять в станичные казаков по своему усмотрению
- казаки из отдаленных северных мест, в т.ч. на Хатанге и Походская станица
примеч. список неполон, так как губернаторам Сибирских Губерний и Областей давалось право зачислять в станичные казаков по своему усмотрению
- из прочих Казачьих городовых команд в Сибири, которые целиком (всей командой) не пожелают войти в состав Городовых казачьих полков
примеч. сведений об удовлетворении таких ходатайств не имеется
18 февраля 1825 году повелено было обратить в станичные казаки всех военных поселян Сибири (в основном — отставные нижние чины гарнизонных батальонов и их семьи)
Права и обязанности станичных казаков
За всё время существования станичные казаки жили согласно Уставу о Сибирских Городовых Казаках 1822
в права и обязанности станичных казаков входило:
- постоянно жить в определенной станице (станицы фактически являлись сельскими волостями из групп поселков)
- в каждой станице на три года избирались станичные Голова (на правах Хорунжего) и Старшина (на правах Пятидесятника)
- обязывались нести всякую караульную, конвойную и полицейскую службу, но обыкновенно не далее 150 верст от расположения станицы
- в отличие от казаков городовых полков, станичные не получали из казны довольствия, оружия и экипировки
- довольствие, оружие и экипировку станичные казаки должны были получать из общих средств своей станицы
- несли земские повинности наравне с крестьянами и сибирскими инородцами
- как и всё казачье население, станичные казаки были освобождены от налогов, пользовались землей и имели право заниматься любыми промыслами
- служба была обязательной и по возрасту не имела временных ограничений, переход в другое сословие или перевод в другое казачье войско был запрещен
- станичные казаки не являлись армейскими частями, подчиняясь Гражданскому ведомству
Станичные казаки при правлении Николая I
В период правления Николая I часть станичных казаков была перечислена в состав армейских казачьих частей:
- в 1849 году станичные казаки Тобольской губернии, в том числе, Пелымской станицы были зачислены в состав Тобольского Казачьего батальона, в 1861—1868 входившего в состав Сибирского казачьего войска
примеч. Расказачены 17 июня 1868 с переводом в крестьяне
- 4 января 1851 года Саянские и Абаканские станичные казаки вошли в состав Енисейского казачьего полка
- 4 января 1851 года станичные казаки Иркутской губернии вошли в состав Иркутского казачьего полка
- 17 марта 1851 года станичные казаки Забайкальской области вошли в состав Забайкальского войска
остальные станичные казаки остались существовать на прежних основаниях.
Расказачивание станичных казаков при Александре II
В период правления Александра II происходил процесс расказачивания большой части казачьего сословия[2], в том числе расказачиванию подверглись и все станичные казаки
- 19 апреля 1868 года Калтайские станичные казаки были расказачены и перечислены в сибирские инородцы. Перевод в Сибирское казачье войско запрещался
примеч. Калтайские казаки состояли из татар-мусульман
- 17 июня 1868 года станичные казаки Томской губернии были расказачены и перечислены в крестьянское сословие. Но с разрешением на переселение в Сибирское казачье войско
- в 1870-х гг все станичные казаки Туруханского края и Енисейского уезда расказачены и перечислены в крестьяне. Перевод в Казаки Енисейской Губернии запрещался
- в 1876 году все станичные казаки Якутской области, в том числе казаки Походской станицы расказачены и перечислены в мещане. Перевод в Якутский казачий полк запрещался.
К концу правления Александра 2-го станичные казаки исчезли как подсословие (класс).
Напишите отзыв о статье "Станичные казаки"
Примечания
Литература
- Казин В. Х. Казачьи войска. Справочная книжка Императорской главной квартиры. СПб., 1912
- Столетие военного министерства, том XI, Главное управление казачьих войск, исторический очерк А. И. Никольского
- Устав о Сибирских Городовых Казаках, СПБ, 1822
Отрывок, характеризующий Станичные казаки
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
