Персидская казачья дивизия

Персидская казачья бригада (перс. بریگاد قزاق‎) (в 1916 году переформирована в дивизию) — кавалерийское соединение, созданное в Персии по образцу терских казачьих частей и существовавшее с 1879 по 1920 год.

Обучение личного состава осуществляли военные инструкторы из состава русской военной миссии, командиром бригады был российский офицер, получавший жалование от российского правительства. С 1884 года в составе бригады появилась артиллерийская батарея, позднее — пехота.

В задачи бригады входила охрана шаха и высших должностных лиц Персии, караульная служба при консульствах, дипломатических миссиях, министерствах, арсеналах, отделениях банков, подавление беспорядков в стране и взимание налогов с населения.

В 1916 году бригада была переформирована в дивизию. Для поддержания порядка в Персии и борьбы с повстанцами с осени 1916 года были сформированы отряды, входившие в дивизию: Ардебильский, Астрабадский, Гилянский, Зенджанский, Исфаганский, Казвинский, Карманшахский, Курдистанский, Луристанский, Мазандеранский, Мешхедский, Рештский, Тавризский, Тегеранский, Урмийский, Хамаданский, Хоросанский.

Расформирована в начале 1920-х годов.

Историки рассматривают создание Персидской казачьей бригады и поддержание её деятельности как важную составную часть внешнеполитических усилий России по противодействию геополитическим устремлениям Великобритании в Персии.

Военно-стратегической задачей русской внешней политики в Персии было обеспечение выхода России к Персидскому заливу и Индийскому океану. Её решение предполагало максимальное ослабление позиций Великобритании в Персии с перспективой полного её вытеснения.

С экономической точки зрения, Россия преследовала цель, опираясь на казачью бригаду и российские регулярные войска в Персии, сохранить контроль над её северными территориями, обеспечить сохранение полученных экономических и торговых концессий, воспрепятствовать посягательствам на российские торгово-экономические интересы со стороны Великобритании и других держав.

Комплектация

В полк набирались так называемые мухаджиры — потомки мусульманских родов, переселившихся с Кавказа во время русско-персидских войн. Насер ад-Дин Шах Каджар, удовлетворённый выучкой и внешним видом полка, приказал увеличить его численность вдвое, до 600 человек, то есть фактически сформировать ещё один такой же полк, укомплектованный добровольцами. Так была заложена основа будущей казачьей бригады. Более половины казаков были горцами (в основном курдами-кочевниками), остальные — из других персидских провинций. Среди казаков были также афганцы и туркмены.

Структура

Бригада, расквартированная в центральной части Тегерана, номинально подчинялась персидскому военному министру, непосредственное руководство осуществлял русский посланник в Тегеране на основании инструкций Военного министерства России. Командиром бригады был полковник русского Генерального штаба, официальная должность которого именовалась «заведующий обучением персидской кавалерии». Русские офицеры и урядники считались его помощниками — наибами. Во главе каждого полка стоял персидский генерал (сертип), который, однако, обычно находился в подчинении у русского офицера-инструктора, который и был фактическим командиром полка. В каждом полку в подчинении русского офицера было по одному уряднику, помогавшему офицеру в обучении подчинённых.

1 полк (фоджа) = 4 эскадрона (сотни).
1 эскадрон = 4 взвода (дасте).

История

В 1878 году, когда персидский шах Насер ад-Дин Шах Каджар направился в свою вторую поездку в Европу, на него произвели огромное впечатление своей формой, экипировкой и джигитовкой казаки, сопровождавшие его по российскому Закавказью. Шах обратился к кавказскому наместнику Великому князю Михаилу Николаевичу с просьбой направить в Персию русских офицеров для создания и обучения персидской казачей кавалерии. Российские власти эту просьбу удовлетворили, рассматривая это как возможность усилить российское влияние в Персии.

В ноябре 1878 года в Персию был командирован участник только что закончившейся Русско-турецкой войны, штаб-офицер для особых поручений при штабе Кавказского военного округа подполковник А. И. Домонтович, который совершил осмотр местных войск и составил предложения по усовершенствованию вооружённых сил Персии. 7 февраля 1879 года Домонтович подписал контракт с персидским правительством об условиях приглашения на постоянной основе русской военной миссии и об организации Персидской казачьей бригады.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) Сам Домонтович был назначен начальником миссии и командиром этой бригады. В июле 1879 года был создан первый казачий полк.

В 1883 году новый командир бригады полковник П. Чарковский сформировал из годных к строевой службе мохаджеров третий казачий полк, а из лиц старшего возраста — эскадрон ветеранов «Кадама». В составе бригады появилась конная артиллерийская батарея, гвардейский эскадрон и отряд музыкантов. Общая численность бригады, включая жён и детей казаков, также зачисленных в её штат, составила около 900 человек.

Казаки бригады носили форму терских казаков, были вооружены кавказскими кинжалами, саблями и винтовками системы Бердана.

С середины 1880-х гг., однако, российское правительство перестало уделять бригаде должное внимание. Финансовое положение ухудшилось, появились долги, в том числе и перед русскими офицерами. Штаты бригады были фактически сокращены до 200—300 человек (остальные были отправлены в отпуска). К середине 1890-х бригада пришла в упадок, чему способствовали некомпетентность командиров, интриги в российском дипломатическом корпусе в Тегеране и антироссийской партии при дворе. Насер ад-Дин Шах Каджар потерял к бригаде всякий интерес, а военный министр Наиб-ос-Салтане под влиянием англичан предлагал её упразднить, сформировав вместо неё шахский казачий конвой. Шах не принял это предложение лишь потому, что опасался вызвать недовольство России. Тем не менее дипломатический представитель Германии уже вёл переговоры о замене русских инструкторов немецкими.

Спас бригаду от расформирования новый командир — Генерального штаба полковник (позже — генерал-майор) В. А. Косоговский, назначенный в 1894 году. Именно ему принадлежит заслуга того, что бригада была сохранена под русским влиянием, ему также принадлежит идея сформировать на основе казачьей бригады новую персидскую армию, которая была реализована уже его последователями в начале XX века. Полковник Косоговский владел персидским языком и диалектами, ещё до своего назначения познакомился с Персией не только по описаниям, но и непосредственно, во время инспекционных поездок по стране.

В обстановке, когда решалась судьба бригады, полковник Косоговский, проявивший себя энергичным и деятельным командиром, срочно отозвал казаков из отпусков, приступил к пополнению личного состава, и уже через три месяца, в сентябре 1894 года, под его командованием было 500 обученных и экипированных казаков. В самом начале своей деятельности полковник Косоговский вызвал недовольство части мохаджеров, отменив их привилегии. 5 мая 1895 года они взбунтовались и покинули бригаду, забрав наследственные пенсии. Военный министр Наиб-ос-Салтане, воспользовавшись этим, 9 мая сформировал из дезертиров так называемую «Персидскую бригаду» и начал переговоры о приглашении английских военных инструкторов сразу же, как закончится срок контракта с российским правительством. Лишь обращение русского посольства позволило урегулировать ситуацию, и 24 мая по указу шаха «Персидская бригада» была распущена. В тот же день шах подписал подготовленное Косоговским «Положение», согласно которому персидское правительство брало на себя обязательство приглашать в бригаду только русских военных инструкторов. «Положением» также были увеличены права командира бригады, что способствовало превращению бригады в действенное орудие российского правительства, вопреки желаниям англичан. Вмешательство во внутренние дела бригады было запрещено.

При Косоговском Персидская казачья бригада представляла собой самую организованную боевую единицу за всю историю существования персидской регулярной армии. Сам Косоговский приобрёл необычайное влияние при шахском дворе, что позволяло ему участвовать во внутриполитической жизни государства. 1 марта 1899 года шах отдал распоряжение увеличить численность бригады на тысячу человек. Это распоряжение было исполнено уже к 31 августа 1899 года.

<…>

Бригада сыграла значительную роль в иранской Конституционной революции. Одним из наиболее примечательных событий в истории Персидской казачьей бригады был артиллерийский обстрел иранского меджлиса 24 июня 1908. Летом 1916 года бригада была переформирована в дивизию.

После Октябрьской революции 1917 года большинство офицеров дивизии сражались на стороне Белого движения.

В конце 1917 г. в персидском порту Энзели с целью «советизации» российского корпуса в Персии высадился десант матросов-большевиков под командованием Ф.Раскольникова. Однако этот отряд был окружён подразделениями Персидской казачьей дивизии и был вынужден вернуться в Россию. Российские войска были выведены из Персии в конце 1917 — начале 1918 г.

С 1918 года дивизия содержалась английской миссией. В связи с опасениями нового вторжения советских войск в Персию части Персидской казачьей дивизии вплоть до начала 1920 г. патрулировали побережье Каспийского моря. Под давлением англичан все русские офицеры были уволены, а командование Персидской казачьей дивизией было передано иранским военным, самым известным из которых был генерал Реза-хан, будущий шах Ирана, который начал свою военную карьеру как рядовой Персидской казачьей бригады и дослужился до генерала. В начале 1920 г. Персидская казачья дивизия была расформирована. К этому времени в ней насчитывалось до 120 русских военных инструкторов.

Командиры

• 1879—1882 — полковник А. И. Домонтович
• 1883—1885 — полковник Пётр Владимирович Чарковский
• 1885—1891 — полковник А. Н. Кузьмин-Караваев
• 1891—1894 — полковник Александр Константинович Шнеур
• 1894—1903 — полковник Владимир Андреевич Косоговский
• 1903—1906 — полковник Фёдор Григорьевич Чернозубов
• 1906—1909 — полковник Владимир Платонович Ляхов
• 1909—1914 — полковник князь Н. П. Вадбольский
• 1914—1915 — полковник Николай Васильевич Прозоркевич
• 1915—1917 — генерал барон фон Майдель
• 1917—1918 — полковник Георгий Иосифович Клерже
• 1918—1920 — полковник Всеволод Дмитриевич Старосельский

Ссылки

• [guides.rusarchives.ru/browse/gbfond.html?bid=239&fund_id=829155&sort=number&direction=asc ПЕРСИДСКАЯ Е. В. ШАХА КАЗАЧЬЯ ДИВИЗИЯ]
• [www.gipanis.ru/?level=1202&type=page&lid=1128 Андрей Серба. Казачество и Персия]
• Гоков О. А. К вопросу о кризисе в Персидской казачьей бригаде (1892—1893 гг.) // Вісник Харківського національного університету імені В. Н. Каразіна. — 2003. — № 594. Історія. — Вип. 35. — С. 74-81.
• Гоков О. А. Российские офицеры и Персидская казачья бригада (1877—1894 гг.) // Canadian American Slavic Studies. — 2003. — Vol.37. — № 4. — Р. 395—414.
• [www.humanities.edu.ru/db/msg/45767 Роль персидской казачьей бригады в определении политики Ирана (1905—1925 гг.)]
• [www.hist.msu.ru/Science/Conf/01_2007/Krasniak.pdf Красняк О. А. Русская военная миссия в Иране (1879 − 1917 гг.) как инструмент внешнеполитического влияния России]
• [www.iranica.com/articles/cossack-brigade COSSACK BRIGADE]

Отрывок, характеризующий Персидская казачья дивизия

– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.