Степанос Лехаци
Степанос Лехаци | |
Ստեփանոս Լեհացի | |
Дата рождения: |
неизвестно |
---|---|
Научная сфера: | |
Научный руководитель: | |
Известен как: |
Степанос Лехаци (то есть Польский, арм. Ստեփանոս Լեհացի; также Лвовци или Иловаци, то есть Львовский; дата рожд. неизв., Львов — 1689, Эчмиадзин) — армянский философ, богослов, художник и переводчик XVII века. Один из виднейших представителей армянской философской школы своего времени, автор объёмного философского словаря «Лексикон» и многочисленных переводов жемчужин мировой литературы (в том числе и Корана) на армянский язык[1][2].
Содержание
Биография
Родился в богатой армянской семье во Львове, предположительно в начале XVII века. Образование, причём довольно солидное для своего времени, получил в родном городе[3]. Владел латынью и польским. С раннего детства увлёкся философией. В 1630-х годах покинул родные края и перебрался в Эчмиадзин, где провёл оставшуюся часть жизни. По одним данным этот переезд был связан с попытками польской католической церкви насильственно окатоличить местных армян, по другим — Степанос желал продолжить образование и улучшить свой армянский. Здесь он обучается у прославленного вардапета, философа и грамматика Симеона Джугаеци. Католикос Филипос I (1632—1655), впечатлённый его способностями и характером, лично рукоположил его в священники[4]. После окончания обучения, начал преподавать в Эчмиадзине, сам получил титул вардапета. Посвятив себя философской и переводческой деятельности, получил широкую известность. Современники называли его «великим оратором», «искусным переводчиком» и «непобедимым философом». Важнейшие переводы Степаноса перечисляет Аракел Даврижеци в своей «Книге историй», где также содержатся биографические сведения о нём. После смерти католикоса Акопа IV (1655—1680), стал местоблюстителем католикосского престола, до выбора нового католикоса Егиазара I в 1682 году. Умер в 1689 в Эчмиадзине, был похоронен во дворе монастыря Рипсимэ, где до сих пор сохранилась его могильная плита.
Переводческая деятельность
Степанос Лехаци, пожалуй, является наиболее плодотворным из армянских переводчиков XVII века[5]. Ему приписывают ряд переводов исторических, философских и богословских трудов с польского и латинского на армянский язык. Первым достоверно известным и точно датированным переводом является «Великое зерцало» , переведённое с польского языка в 1651 году. Перевод Лехаци был опубликован уже при его жизни, в 1685 году в Венеции. В 1660 году перевёл с латинского «Иудейскую войну» Иосифа Флавия. Примерно в том же году закончил перевод «Книги причин» Прокла, которая стала использоваться в армянских школах в качестве учебника по философии. Авторству Лехаци принадлежат также переводы ряда трудов Псевдо-Дионисия, а также толкований Максима Исповедника этих трудов (1662 год). В 1668 году перевёл «Краткое изложение о душе» Иоанна Английского[комм 1]. Наилучшим и важнейшим переводом Лехаци стала «Метафизика» Аристотеля (с латинского, 1675 год), которая до этого была переведена с греческого оригинала только на латинский и арабский. После перевода он написал два разных толкований к «Метафизике». Ему иногда приписывают перевод и другого трактата Аристотеля — «О душе».
В 1680 закончил перевод Корана с латинского языка[2][3]. Этот перевод был издан в 1862 году в Тифлисе[6]. По сути это был первый полноценный (всех 114 сур) перевод Корана на армянский (до этого были переведены лишь отдельные фрагменты, в том числе и с арабского оригинала)[7].
Философские взгляды
Написал ряд философских трудов, которые, наряду с работами Симеона Джугаеци, представляют философию феодальных слоёв армянского общества XVII века[8]. Наиважнейшим из его философских трудов является терминологический словарь «Лексикон», в котором и отражены его воззрения. В словаре даны определения 216 философским и богословским терминам. В переводе «Метафизики» Степанос в основном соглашается с Аристотелем, приемлет его философские положения, и не вступает в полемику, однако в своих комментариях проявляет самостоятельное мышление, в ряде случаев замечает, что Аристотель противоречит самому себе.
Мир в его трудах существует по трём законам — «естественным», «вечным» и «человеческим», причём первые две — постоянны, а «человеческие» законы со временем меняются. Ведущим признаком природы считает самодвижение[Ц 1]. При этом природа у него первична по отношению к человеку, но вторична по отношению к богу[Ц 2]. В познании мира отводил основную роль рассудку, ибо он проникает в сущность явлений, тогда как чувственное восприятие схватывает только внешнее, частное и случайное. Основное же условие для познания видит в противоречиях (напр. «зло» познаётся через «добро»). Такие противоречия для него реальны — это не противоречия в мыслях, а присущи объективно существующим вещам. Возникновение нового и уничтожение старого объясняет именно борьбой таких противоречий[Ц 3]. При этом противоречие не исчезает, а лишь изменяется[Ц 4]. Таким образом, идеи о внутрепресущем движении каждой вещи, об источниках возникновения в самих вещах, выступают у Степаноса как различные стороны единого диалектического процесса становления и уничтожения вещей.
Считает человека добрым по природе, а зло для него всего лишь случайное проявление человеческих действий. Свобода воли человека отождествляет со свободой совершать добро; иметь возможность творить зло — не есть свобода воли. «Прекрасное» в его определении есть то, что приносит наслаждение, а «Искусством» называл только то, что учит добру и творит добро; в противном случае оно не может являться искусством[9]. Делил искусства на два вида — свободные и служебные[10][Ц 5]. «Истина», согласно ему, присуща и Богу и человеку, но стремится к Богу и является одной из его ипостасей[Ц 6]. Она не есть нечто реальное, но реальные вещи могут стать Истиной или подтвердить её[Ц 7].
Живописное творчество
Некоторые исследователи считают, что Степанос Лехаци был также искусным художником. Ему, в частности, приписывают авторство дошедших до нас восьми картин, а также некоторых иллюстраций Эчмиадзинского кафедрального собора и его колокольни. Такого мнение основано на сообщении О. Шаххатунянца[комм 2], который называет Степаноса Лехаци автором портретов апостолов в скинии Иоанна Крестителя Эчмиадзинского собора и картины «Недоверчивость Фомы». Утверждение Шаххатунянца поддержали и более поздние исследователи. Например, Н. Акинян считает что Лехаци скорее всего получил образование художника уже во Львове. Е. Мартикян приписывает кисти Степаноса Лехаци известную картину «Семь ран Богоматери». Современные исследователи однако с подозрением относятся к утверждению Шаххатунянца. Аракел Даврижеци, перечисливая все заслуги Степаноса и всячески восхваляя его, ничего не сообщает о его деятельности в качестве художника. В надписях Эчмиадзинского собора упомянаются имена художников-иллюстраторов, но имени Степаноса Лехаци среди них нет[11]. А. Аракелян, подробно изучивший картину «Семь ран Богоматери», считает, что нет каких-либо оснований считать Степаноса её автором. М. Газарян полагает, что Лехаци, возможно, не писал упомянутые картины лично, а только возглавлял работы по украшению собора. В любом случае, судя по авторским рукописям Лехаци, он был искусным каллиграфом и отлично владел искусством украшения рукописей (орнаментикой)[12].
- Комментарии
- ↑ Иоанн Английский (Джон де Суинфорд Англус) — доминиканский монах и богослов XIV века. В 1330-х годах занимался проповедничеством в Армении, его сочинения получили широкое распространение в армянских церковных кругах, в том числе и среди антикатолически настроенного духовенства.
- ↑ Ованнес Шаххатунянц (арм. Հովհաննես Շահխաթունյանց; 20.5.1799, с. Шахрияр — 1.3.1849, там же) — армянский священник, историк и филолог.
- Цитаты
- ↑ «Всякое тело имеет присущее себе естественное движение.»
- ↑ «Причина сущих — значение Бога, причина же знания человека — сами сущие.»
- ↑ «Всякое возникновение происходит в результате противоречий и всякое единство, находящееся в противоречиях, по необходимости уничтожается.»
- ↑ «Всякое возникновение и уничтожение происходит благодаря тому, что имеет место переход от одного противоречия к другому противоречию.»
- ↑ «Искусство, создающее творение духовное, называется искусством свободным, а то искусство, которое занимается созданием телесных вещей, называется служебным.»
- ↑ «В знании Бога, Истина первична и определённа, в нашем знании она вторична и определённа, в вещах же — вторична и неопределённа. Истина вечна только в одном Боге, ибо только одно божественное знание вечно.»
- ↑ «Каково бытие, такова и истина, бытие вещи есть основа истины.»
Напишите отзыв о статье "Степанос Лехаци"
Примечания
- ↑ George Bournoutian. The concise history of the Armenian people. — Mazda publishers, 2006. — 512 с. — ISBN 1-56859-141-1.
- ↑ 1 2 [feb-web.ru/feb/ivl/vl4/vl4-4222.htm Армянская литература] // История всемирной литературы. — М.: Наука, 1987. — Т. 4.
- ↑ 1 2 [hy.wikisource.org/wiki/Էջ:Հայկական_Սովետական_Հանրագիտարան_(Soviet_Armenian_Encyclopedia)_11.djvu/135 Степанос Лехаци] = Ստեփանոս Լեհացի // Армянская Советская Энциклопедия. — Ереван, 1985. — Т. 11. — С. 135—136.
- ↑ Hacikyan A. J., Basmajian G. , Franchuk E. S., Ouzounian N. [books.google.vn/books?id=2gZzD0N9Id8C The Heritage of Armenian Literature: From the sixth to the eighteenth century]. — Detroit, MI: Wayne State University Press, 2002. — С. 827—831. — 1108 с. — ISBN 0814330231.
- ↑ Bardakjian K. D. [books.google.vn/books?id=bR7hMqV3Ij0C A Reference Guide to Modern Armenian Literature, 1500-1920: With an Introductory History]. — Wayne State University Press, 2000. — С. 49. — 714 с. — ISBN 978-0-81432-747-0.
- ↑ Казарян М. [tert.nla.am/archive/HGG%20AMSAGIR/echmiadzin-vagharshapat/1978/1978(6).pdf Степанос Лехаци] = Ստեփանոս Լեհացի // Эчмиадзин : журнал. — 1978. — № 6. — С. 50.
- ↑ Козмоян А. [serials.flib.sci.am/openreader/arevel_jogh_25/book/Binder1.pdf К проблеме средневековых рукописных перводов Корана (в собраниях Матенадарана)] // Страны и народы Ближнего и Среднего Востока. — Ереван: изд-во НАН РА, 2006. — Т. 25. — С. 284—292.
- ↑ Армянская Советская Социалистическая Республика — статья из Большой советской энциклопедии.
- ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/7392/СТЕПАНОС Степанос Лехаци] // Философская энциклопедия: В 5 т. — М..
- ↑ Сысоева Л. [www.zpu-journal.ru/zpu/2006_1/Sysoeva/25.pdf Искусства «чистые» и прикладные] // Знание. Понимание. Умение // Проблемы филологии и культурологии. — 2006. — № 1. — С. 174.
- ↑ Арутюнян А. [de.scribd.com/doc/183506208/3-8vem Степанос вардапет Лехаци и его эпитафия] = Ստեփանոս վարդապետ Լեհացին և նրա տապանագիրը // Хнагитутюн. — Ереван, 2013. — № 3. — С. 1—10.
- ↑ Аракелян А. [lraber.asj-oa.am/4077/1/1981-5(89).pdf О вопросе авторства полотна «Семь ран Богоматери»] // Вестник общественных наук АН АрмССР. — 1981. — № 5. — С. 89—99.
Основная литература
- Аракел Даврижеци. [hayasanews.com/wp-content/uploads/2012/12/Аракел-Даврижеци-Книга-историй-М-1978г..pdf Книга историй] / Л. Ханларян. — М.: «Наука», 1978.
- [ter-hambardzum.com/_ld/0/39_Qrist-Hayast..pdf Степанос Лехаци] = Ստեփանոս Լեհացի // Энциклопедия «Христианская Армения». — Ер., 2002. — С. 925—926.
- Г. Григорян [hpj.asj-oa.am/2237/1/1975-2(133).pdf Философский словарь Степаноса Лехаци] // Историко-филологический журнал АН АрмССР. — 1975. — № 2. — С. 133—145.
- К. Тер-Давтян [hpj.asj-oa.am/4710/1/1987-3(119).pdf «Великое зерцало» и армянская переводная художественная проза XVII—XVIII вв.] // Историко-филологический журнал АН АрмССР. — 1987. — № 3. — С. 119—131.
- В. Чалоян [hpj.asj-oa.am/93/1/58-1(135)).pdf К вопросу об оценке феодального направления армянской философии XVII-XVIII вв.] // Историко-филологический журнал АН АрмССР. — 1958. — № 1. — С. 135—153.
Литература для дальнейшего чтения
- Акинян Н. Вардапет Степанос Лехаци = Ստեփանոս վարդապետ Լեհացի // Андес Амсореа. — 1912. — № 1—2.
- Чалоян В. История армянской философии. — Ереван: изд-во АН АрмССР, 1959. — 372 с.
- Чалоян В. Развитие философской мысли в Армении: (древний и средневековый период). — М.: «Наука», 1974. — 291 с.
- Тарвердян Ю. Философские воззрения Степаноса Лехаци. — Ереван: изд-во АН АрмССР, 1979. — 152 с.
- Хачикян Я. Армянский философ XVII века Степанос Лехаци // Статьи разных лет. — Ереван: Воскан Ереванци, 2002. — С. 69—77. — ISBN 999300264.
|
Давид Анахт • Себеос • Комитас Ахцеци • Иоанн Мамиконьян • Давтак Кертог • Иоанн Одзнеци • Степанос Сюнеци • Гевонд • Саакдухт • Хосровидухт • Товма Арцруни • Ованес Драсханакертци • Ухтанес • Мовсес Каганкатваци средневековье XI—XV века ²</th><td class="navbox-list navbox-even" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px;background:#f0f0f0"> Григор Нарекаци • Степанос Таронеци • Григор Магистрос • Аристакес Ластивертци • Ованес Имастасер • Матеос Урхаеци • Нерсес Шнорали • Мхитар Гош • Нерсес Ламбронаци • Вардан Айгекци • Вардан Аревелци • Киракос Гандзакеци • Смбат Спарапет • Фрик • Ованес Ерзнкаци Плуз • Мхитар Айриванеци • Степанос Орбелян • Геворг Скевраци • Хетум Патмич • Костандин Ерзнкаци • Григор Акнерци • Хачатур Кечареци • Есаи Нчеци • Тертер Ереванци • Ованес Воротнеци • Григор Татеваци • Маттеос Джугаеци • Григор Хлатеци • Аракел Сюнеци • Товма Мецопеци • Аракел Багишеци • Мкртич Нагаш XVI—XVIII века</th><td class="navbox-list navbox-odd" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px"> Ованес Тлкуранци • Григорис Ахтамарци • Наапет Кучак • Нерсес Мокаци • Симеон Лехаци • Симеон Джугаеци • Аракел Даврижеци • Степанос Лехаци • Захария Канакерци • Еремия Кеомурчян[hy] • Нагаш Овнатан • Хачатур Эрзрумци[hy] • Багдасар Дпир • Есаи Гасан-Джалалян • Симеон Ереванци • Петрос Капанци • Саят-Нова • Шаамир Шаамирян начало XX века</th><td class="navbox-list navbox-even" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px;background:#f0f0f0"> Арутюн Аламдарян • Месроп Тагиадян[hy] • Хачатур Абовян • Гевонд Алишан • Иосиф Шишманян[en] • Макар Бархударянц • Габриел Сундукян • Мкртич Пешикташлян • Микаэл Налбандян • Рафаэл Патканян • Раффи • Перч Прошян[en] • Газарос Агаян • Смбат Шахазиз[en] • Србуи Тюсаб • Акоп Паронян • Григор Арцруни • Петрос Дурян • Арпиар Арпиарян • Мурацан • Александр Ширванзаде • Атрпет[en] • Лео • Григор Зохраб • Ованес Ованисян • Вртанес Папазян • Нар-Дос • Ованес Туманян • Левон Шант • Ерванд Отян • Атабек Хнкоян • Аршак Чопанян[en] • Аветик Исаакян • Дереник Демирчян • Ваган Текеян • Забел Есаян[en] • Сиаманто • Даниэль Варужан • Ваан Терьян • Рубен Севак • Мисак Мецаренц современность</th><td class="navbox-list navbox-odd" style="text-align:left;border-left-width:2px;border-left-style:solid;width:100%;padding:0px"> Арази • Акоп Ошакан[en] • Костан Зарян[en] • Степан Зорян • Ваан Тотовенц • Егише Чаренц • Аксел Бакунц • Наири Зарьян • Гурген Маари • Шаан Шахнур[en] • Вахтанг Ананян • Мкртич Армен • Рачия Кочар[hy] • Хачик Даштенц[en] • Ованес Шираз • Амо Сагиян[en] • Мушег Ишхан[en] • Серо Ханзадян • Маро Маркарян • Сильва Капутикян • Геворг Эмин • Рачия Ованесян[hy] • Ваагн Давтян • Паруйр Севак • Мкртич Саргсян[hy] • Захрад[en] • Агаси Айвазян • Метаксе[en] • Айк Хачатрян[hy] • Арташес Калантарян[en] • Мушег Галшоян[hy] • Вардгес Петросян • Жирайр Ананян[en] • Грант Матевосян • Зорий Балаян • Арамаис Саакян[en] • Перч Зейтунцян • Размик Давоян • Генрих Эдоян[hy] • Артем Арутюнян[hy] • Вано Сирадегян • Левон Ананян • Гурген Ханджян[hy] • Грачья Тамразян • Левон Хечоян • Ваграм Саакян[en] ¹ Имена только наиболее значимых средневековых, новых и новейших авторов. ² X—XIV века период Армянского Возрождения </td></tr></table></td></tr></table>
Отрывок, характеризующий Степанос Лехаци«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа! Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него. – Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру. – Со мной денег нет, – сказал Ростов. – Поверю! Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова. – Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах. Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить. – Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову. Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское. Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей. – Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он. Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку. – Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать: – Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее. – Ну, мечи же! – сказал Ростов. – Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты. – Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить. – Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать. Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру. Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти. «Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось. «Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится». Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным. Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова. – Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал: – Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры. «Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом: – Ну, еще одну карточку. – Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21. – Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку. Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана. – За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он. – Да, и я тоже устал, – сказал Ростов. Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф? Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату. – Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он. – Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю. «О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью. – Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его. – Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством. – Так когда получить? – спросил Долохов. – Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты. Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно. Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку. Волшебница, скажи, какая сила Влечет меня к покинутым струнам; Какой огонь ты в сердце заронила, Какой восторг разлился по перстам! Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами. – Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая. «У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой. – А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему. – Папенька дома? – спросил он. – Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь? – Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня. – Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу. – Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас. Графиня оглянулась на молчаливого сына. – Что с тобой? – спросила мать у Николая. – Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос. – Папенька скоро приедет? – Я думаю. «У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды. Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее. Николай стал ходить взад и вперед по комнате. «И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай. Соня взяла первый аккорд прелюдии. «Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!» Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов. «Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним. Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе: «Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась. Категории:
|