Торибио де Бенавенте

Тори́био де Бенаве́нте (исп. Toribio de Benavente), также известен как Мотолини́я (Motolinía) (конец XV в., Бенавенте, Испания — 10 августа 1568, Мехико) — монах-францисканец, миссионер, был в числе первых 12 священников, прибывших в 1523 году в Новую Испанию. Прожил среди индейцев 45 лет, обратив многих в христианство, благодаря чему известен как один из наиболее важных евангелизаторов Мексики.

Биография

Вошёл в орден францисканцев мальчиком, сменив фамилию с Паредес на название родного города, как было принято в ордене. В 1523 году был выбран в «двенадцать апостолов Мексики» и направился в новый свет, по прибытии туда его приветствовал Эрнан Кортес.

Когда Бенавенте проезжал через Тласкалу, индейцы, глядя на его истрёпанную францисканскую одежду, говорили «Motolinia», что на языке науатль означает «он беден». Это было первым выученным им словом, и он взял его в качестве имени. Мотолиния сопровождал Кортеса в путешествии в Гондурас, а вернувшись в Мексику стал главой монастыря святого Франциска в Мехико, где прожил с 1524 по 1527 год.

Период с 1527 по 1529 год Мотолиния провёл в Гватемале и Никарагуа, создавая новые миссии. Возвратившись в Мексику он жил в монастыре около Тласкалы, где помогал индейцам в борьбе против Нуньо де Гусмана. Мотолиния предложил вождям индейцев пожаловаться на Гусмана епископу Хуану де Сумаррага, однако тот обвинил его в попытке организации восстания. В 1530 году Мотолиния участвовал в основании города Пуэбла, затем предпринял миссионерские поездки с коллегами на юг, в районы Юкатана, Гватемалы и перешейка Теуантепек

Хоть Мотолиния защищал индейцев от Гусмана, он не разделял точки зрения доминиканца Бартоломе де Лас Касаса, который видел в завоевании индейцев преступление против христианской морали. Мотолиния верил, что бог защитит индейское население, когда они обратятся в истинную веру, поэтому считал миссионерство более важным занятием, нежели битвы с системой Энкомьенда. В 1555 году Мотолиния написал известное письмо Карлу V, в котором назвал Бартоломе де Лас Касаса жадным и бесчестным человеком.

Итогом деятельности Торибио де Бенавенте стали множество основанных монастырей в Мексике и предположительно более 400 тыс. новых адептов христианства. В 1568 году он скончался в монастыре святого Франциска в Мехико.

Работы

Мотолиния известен своими двумя работами по истории ацтеков:

• Historia de los Indios de la Nueva España — опубликована в 1858 году.
• Memoriales — опубликована в 1903 году.

Ссылки

• [www.newadvent.org/cathen/10601a.htm Католическая энциклопедия — Торибио де Бенавенте «Мотолиния»]  (англ.)
• [www.franciscanos.org/enciclopedia/tbenavente.html Францисканская энциклопедия — Торибио де Бенавенте «Мотолиния»]  (исп.)
• [vostlit.narod.ru/Texts/rus8/Motolinia/pred.htm Торибио де Бенавенте (Мотолиниа) — История индейцев Новой Испании, предисловие]
• [vostlit.narod.ru/Texts/rus8/Motolinia/text.htm Торибио де Бенавенте (Мотолиниа) — История индейцев Новой Испании, фрагмент в переводе Е. М. Лысенко]

Отрывок, характеризующий Торибио де Бенавенте

– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.