Judas Priest

Judas Priest
Основная информация
Жанр	хэви-метал спид-метал хард-рок (раннее творчество)
Годы	1969 — 1992 1996 — наши дни
Страна	Великобритания Великобритания
Город	Бирмингем
Язык песен	английский
Лейблы	Sony Music Epic Records
Состав	Йен Хилл Роб Хэлфорд Гленн Типтон Скотт Трэвис Ричи Фолкнер
Бывшие участники	К.К. Даунинг Эл Аткинс Джон Эллис Алан Мур Джон Хинч Крис Кампбелл Лесли Бинкс Дэйв Холланд Тим Оуэнс
Другие проекты	Trapeze Fight The Flying Hat Band Halford 2wo Racer X Iced Earth Al Atkins Beyond Fear
[www.judaspriest.com aspriest.com]

Judas PriestJudas Priest

Judas Priest — британская хэви-метал группа, которая наряду с такими коллективами, как Black Sabbath, Deep Purple, Led Zeppelin и Uriah Heep определила звучание хэви-метала 1970-х годов, а также оказала огромное влияние на дальнейшее развитие этого стиля в целом. За 40 лет своей карьеры музыканты продали 30 миллионов экземпляров альбомов по всему миру.

Основателями группы и её бессменными участниками являются гитарист Кеннет Даунинг и бас-гитарист Йен Хилл. «Классический» состав Judas Priest, который также включает вокалиста Роба Хэлфорда и гитариста Гленна Типтона, с перерывом в 1993—2003 годах, когда группу покинул Хэлфорд, просуществовал 25 лет (до ухода Даунинга в 2011). Относительно нестабильным звеном коллектива всегда являлось место барабанщика (за 40 лет существования в группе сменилось 9 ударников). В настоящее время (2016 год) в составе Judas Priest играет барабанщик Скотт Трэвис.

Название группы является каламбуром эмоционального восклицания «Jesus Christ!». Идея назвать коллектив именно так появилась благодаря песне Боба Дилана «The Ballad of Frankie Lee and Judas Priest» (1967).

История группы

Раннее время

История Judas Priest неразрывно связана с именами двух её отцов-основателей — Кеннета Даунинга и Йена Хилла, двух школьных приятелей, которые увлекались игрой на гитаре, но узнали о музыкальных пристрастиях друг друга лишь после смерти их общего кумира — Джимми Хендрикса. Друзья решили совместно создать музыкальный коллектив, пригласив на вакантное место барабанщика ещё одного школьного приятеля — Джона Эллиса (англ. John Ellis). Вскоре трио «прогрессивного блюза», как они сами определили свой стиль, приступило к репетициям в старой школе, которую местный викарий превратил в репетиционную базу, сдавая группам классные комнаты за умеренную плату в 5 шиллингов в день.

Группа Slade, к тому времени выпустившая уже несколько удачных пластинок, тоже приезжала туда репетировать. Школа называлась Holy Joe’s — «Святой Джо», и группа Кеннета и Хилла проводила в ней репетиции последующие полгода. Одну из репетиций случайно посетил Алан Аткинс (англ. Al Atkins), довольно известный в местных кругах вокалист, который предложил присоединиться к группе. Аткинс также хорошо играл на барабанах, гитаре, писал песни. Именно им и было предложено название группы «Judas Priest», которое вокалист позаимствовал у своей предыдущей группы, в свою очередь названной по имени персонажа из песни Боба Дилана «The Ballad of Frankie Lee And Judas Priest». Но бирмингемская Judas Priest, просуществовав всего несколько месяцев, распалась после того, как её гитарист покончил жизнь самоубийством.^{[уточнить]} Этот коллектив был известен и Даунингу, поскольку он однажды проходил там прослушивание (правда, неудачное). С согласия остальных участников старой группы квартет получил название Judas Priest. Группа отметила свой день рождения первым концертом, который состоялся 16 марта 1971 года в зале «Сент Джонз Холл» в городе Эссингтон. В зале было не более 70 человек, но новички были хорошо приняты, что позволило группе в тот вечер заработать 6 фунтов стерлингов.

После игры в Эссингтоне Judas Priest стала достаточно известной в местных рок-кругах. Однако участникам группы зарабатывать на жизнь игрой в клубах не удавалось. Идти же на обыкновенную работу не представлялось возможным, так как не оставалось бы времени на репетиции. Кеннет Даунинг, который давно порвал со своей семьёй, полтора года получал пособие по безработице, Йен Хилл изредка получал деньги от матери, а барабанщик Джон Эллис продолжал свою дневную работу. К октябрю 1971 года, когда Judas Priest стала давать больше концертов, ему пришлось выбирать между участием в группе и дневной работой. 6 октября 1971 года Джон вышел на сцену в последний раз.

Ушедшего Джона Эллиса до конца года заменял Алан Мур (англ. Alan Moore), который потом ушёл в группу Sundance, и на смену ему в начале 1972 года пришёл музыкант Крис Кемпбелл (англ. Chris Campbell). К этому времени коллектив не только предварял выступления таких команд, как Status Quo и Thin Lizzy, но уже и сам приглашал к себе на «разогрев» молодые группы, среди которых была, например, Magnum.

Группа стала проводить концерты всё дальше от дома: в Ливерпуле, Манчестере и Лондоне. Однако первое выступление в столице разочаровало участников Judas Priest — они выступали в пабе перед довольно безразличной к року публикой. Проблема с деньгами оставалась, и ещё два участника группы — Алан Аткинс и Крис Кампбелл — покинули Judas Priest. Оставшись вдвоём, гитарист Кей Кей Даунинг и басист Йен Хилл оказались перед выбором: либо искать новых музыкантов, либо распускать группу.

Решение вопроса пришло неожиданно. У девушки Даунинга, Карол Хайлз, была подруга Сью Хэлфорд, за которой стал ухаживать басист Йен Хилл. Хилл и Даунинг рассказали о ситуации с группой, и Сью предложила на роль вокалиста своего брата, Роберта Хэлфорда. В небольшой квартире на окраине Бирмингема двое участников Judas Priest встретились с Робом. Во время встречи выяснилось, что у них общие музыкальные интересы и пристрастия. Когда речь зашла о барабанщике, Хэлфорд предложил кандидатуру Джона Хинча (англ. John Hinch), с которым он играл в предыдущей своей группе Hiroshima. После этого разговора вскоре все четверо собрались в школе «Holy Joe» и стали репетировать. Впоследствии К. К. Даунинг признался, что захотел попробовать Хэлфорда в качестве вокалиста Judas Priest после того, как услышал, как тот при первой их встрече подпевал звучавшей по радио песне в исполнении американской певицы Дорис Дэй — звезды 1950—1960-х годов. Также Даунинг выяснил, что Хэлфорд умеет играть на губной гармонике, что очень ценилось в блюзовых коллективах того времени. После репетиции в «Holy Joe» Хэлфорд и Хинч были приняты в коллектив.

Приход Гленна Типтона. Rocka Rolla (1974)

1973 год группа провела в основном выступая в различных клубах Великобритании. Участники группы ездили на микроавтобусе, самостоятельно выгружали и устанавливали необходимое оборудование и разбирали его после концертов. Время между концертами Кей Кей Даунинг и Роберт Хэлфорд проводили в основном дома, записывая многочисленные кассеты со своими идеями.

Зимой 1974 года группа впервые поехала на гастроли за границу — в Голландию. Из-за суровых морозов и нехватки денег на гостиницу спать участникам приходилось в гастрольном автобусе. В конце марта Judas Priest отправились в Норвегию.

Там группа получила известие, что небольшая звукозаписывающая фирма Gull желает заключить с Judas Priest контракт. Контракт был подписан в Лондоне 16 апреля 1974 года. Он давал группе возможность записать свою первую пластинку, однако, согласно его условиям, Judas Priest было необходимо найти второго гитариста. По мнению представителей Gull, включение ещё одного гитариста в группу было бы удачным коммерческим ходом, так как почти все рок-коллективы того времени имели стандартный состав из четырёх человек, и наличие в составе двух гитаристов будет нестандартным ходом, который сможет привлечь к группе внимание. Вторым гитаристом стал Гленн Типтон, до прихода в Judas Priest выступавший в группе The Flying Hat Band, которая не имела менеджера, поэтому не давала концертов и не была особенно доходной. Гитарный дуэт Judas Priest стал новаторством в исполнении метала и был впоследствии скопирован многими группами.

Мы стали одной из первых хэви-металлических групп, в которой было два лидер-гитариста, — говорил Гленн Типтон. — Позже многие команды скопировали нашу идею, но в те дни это выглядело новаторски.

Фирма Gull наняла известного по тем временам продюсера Роджера Бэйна, который работал с Black Sabbath на заре её карьеры и который был известен в качестве продюсера тяжёлой музыки. Участники Judas Priest полностью доверились ему и его вкусам и записали свой первый альбом, названный Rocka Rolla. Он был выпущен 6 сентября 1974 года. Однако выпуск пластинки обернулся большим разочарованием для музыкантов. Прежде всего, запись на виниле была крайне тихой, хотя в студии музыканты играли «достаточно громко и тяжело». Предполагалось, что при переносе ленты на прототип пластинки уровень громкости обрезали, чтобы он не выходил за рамки технических стандартов.

Другим разочарованием стало то, что на обложке альбома была изображена пробка от кока-колы с выведенным на ней названием альбома. По идее авторов, этот ход должен был расширить аудиторию слушателей альбома. В фирме Gull Judas Priest уверяли, что не стоит появляться на свет со штампом хэви-металической группы. По своей неопытности музыканты согласились на это. Однако неудачи выпуска альбома компенсировались тем, что за Judas Priest закрепилось звание концертной группы. Первый квартал 1975 года группа проводила выступления в Скандинавии, затем в Великобритании. В Норвегии Judas Priest опять дала концерт в том клубе, после выступления в котором удалось заключить контракт, и снова он сыграл положительную роль в истории коллектива. После концерта музыкантов пригласили на рок-фестиваль в Рединге. Выступление на этом фестивале в августе 1975 года стало поворотной точкой в развитии группы, так как на неё обратили внимание журналисты британской и мировой музыкальной прессы.

Смена барабанщиков. Первые американские гастроли (1975 — 1977)

Вскоре после выступления в Рединге Джон Хинч покинул Judas Priest. В коллектив вернулся Алан Мур, который играл в группе три последних месяца 1971 года. Осень 1975 года Judas Priest провела в репетициях нового материала. Уже в декабре группа отправилась в лондонскую студию Morgan Studios для записи второго альбома. Хотя бюджет, выделенный для записи, был скромным, опыт, приобретённый музыкантами во время записи первого альбома, Rocka Rolla, помог провести запись на более высоком уровне. В результате второй студийный альбом, названный Sad Wings of Destiny, получился удачным и оправдал ожидания группы. Он поступил в продажу 23 марта 1976 года. В апреле Judas Priest отправилась в крупные гастроли по Великобритании, которые закончились лишь в конце июня. Sad Wings of Destiny был принят лучше, чем его предшественник, и на концертах собиралось больше людей. Однако доходы группы не компенсировали многочисленных расходов. Чтобы сохранить коллектив и не потерять возможности хотя бы иногда выезжать на концерты, участникам Judas Priest снова пришлось устраиваться на дневную работу. Гленн Типтон устроился работать садовником, Йен Хилл подрабатывал водителем, а Даунингу посчастливилось найти совсем лёгкую работу, на которой, по его словам, он ничего не делал, однако получал 15 фунтов в день. Роб Хэлфорд вспоминал, что это было тяжёлое время для Judas Priest, однако их девиз был «держаться вместе», и они этому девизу не изменили.

В 1976 году в Великобритании произошла «панк-революция». Так как панк-рок становился всё популярнее, то группы, играющие хард-рок и хэви-метал, подвергались острой критике в музыкальных изданиях. Judas Priest не стала исключением. Гленн Типтон вспоминал, что это был трудный период для Judas Priest, так как «всякий длинноволосый музыкант, играющий тяжёлый рок, подвергался потоку оскорблений в печати». Однако к концу 1976 года новые менеджеры Judas Priest сумели заинтересовать крупную международную корпорацию CBS. Они разорвали контракт с фирмой Gull и подписали контракт с CBS. Теперь он распространялся на весь мир. Тут же группа приступила к репетициям, которые проходили в женском монастыре. Типтон вспоминал, что монахини, по всей видимости, разрешили им репетировать там, потому что думали, что Judas Priest является церковной группой; они даже пригласили музыкантов выступить на чаепитии в монастырском саду, однако участники Judas Priest отказались. К записи новой пластинки группа приступила в январе 1977 года, пригласив продюсером бывшего басиста Deep Purple Роджера Гловера. Барабанщик Алан Мур во второй раз покинул группу, на замену ему пришёл сессионный музыкант Саймон Филлипс (англ. Simon Phillips). Новый лейбл и продюсер обеспечили группе все условия для написания качественного альбома. Им стала пластинка Sin after Sin, которая вышла в продажу в апреле 1977 года. Вскоре после её выхода Саймон Филлипс, к большому огорчению остальных музыкантов, отказался дальше принимать участие в работе коллектива. На смену ему был приглашён Лесли Бинкс. После хорошо организованных гастролей по Великобритании, которые закончились в лондонском театре «New Victoria», группе предстояла поездка на гастроли в США. Гленн Типтон вспоминал, что это казалось группе «путешествием в нечто нереальное». Первый американский концерт Judas Priest состоялся 17 июня 1977 года в городе Аморилла, за ним последовало множество концертов по штату Техас и югу США, среди которых были и два выступления на «разогреве» у Led Zeppelin.

Stained Class, Killing Machine, Unleashed in the East (1978 — 1979)

После окончания гастролей в США группа приступила к работе над новым альбомом с продюсером Деннисом МакКеем. Новый альбом Stained Class вышел 10 февраля 1978 года. Название пластинки является игрой слов с англ. Stained glass (витражное стекло): англ. Stained class приобретает совершенно другое значение — «запятнанный, запачканный класс (общества)». В альбоме Stained Class присутствуют элементы спид-метала и трэш-метала, песню «Exciter» часто называют предшественницей спид-метала, а самих Judas Priest после этого альбома стали называть «дедами трэш-метала». Примечателен и тот факт, что на обложке альбома был представлен новый логотип группы, который с небольшими изменениями остался у неё и до сегодняшнего дня.

На последующих гастролях Роб Хэлфорд, ранее менявший по несколько сценических костюмов за одно выступление, стал появляться на сцене в чёрной одежде. К осени 1978 года вдобавок к чёрной одежде в имидже группы появились изделия из металла, в то время нехарактерные для металлистов. Именно тяга Роберта к коже и металлу вдохновила одну из песен («Hell Bent for Leather») следующего альбома Killing Machine, который вышел в свет в ноябре 1978 года.

Незадолго до выхода Killing Machine группа впервые выступила в Японии. От японских гастролей у коллектива остались хорошие впечатления. В качестве синглов были выпущены песни «Evening Star», «Rock Forever» и «Take On the World», которая заняла 14 место в чарте «Billboard Top Pop Singles». Популярность группы продолжала расти.

Judas Priest была приглашена на престижную в то время еженедельную передачу «Top of the Pops». Альбом получил статус «золотого» по сертификации RIAA 10 ноября 1989 года. Вскоре группа отправилась в одну из телестудий BBC, чтобы снять клипы для своих песен. Всего было снято две версии «Take On the World», «Killing Machine», «Rock Forever» и «Evening Star», везде Роб пел под фонограмму. На сцене Хэлфорд стал появляться с хлыстом и иногда даже с автоматом, из которого стрелял. Однако при записи клипов хлыстом пользоваться ему запретили в связи с конфликтом с дуэтом Донни и Марии Осман. Для американского рынка название альбома было изменено на Hell Bent for Leather, отличием от Killing Machine стало также включение в американскую версию альбома бонус-трека «The Green Manalishi (With the Two-Pronged Crown)». Её появление в альбоме было связано с тем, что американское отделение компании CBS настояло на том, чтобы для американского издания группа записала кавер-версию. Это было вызвано необходимостью раскрутки коллектива на радио. Было рассмотрено несколько вариантов, и в конце концов музыканты остановили выбор на песне «Green Manalishi» группы Fleetwood Mac, впоследствии ставшей чуть ли не основным хитом на альбоме.

Как и следовало ожидать, американское турне, включавшее 45 концертов, прошло с большим успехом, а билеты на три концерта в лос-анджелесском Starwood Club были распроданы полностью.

Летом 1979 года на несколько недель группа отправилась в студию Starkling Studios, принадлежащую Ринго Старру, для сведения концертных лент, накопленных во время гастролей по Японии. Первоначально эту запись японское отделение CBS — Sony Records —, обратившее внимание на огромный успех турне, намеревалось издать только для японских поклонников Judas Priest. Но после сведения плёнок музыканты остались настолько довольны результатом, что первый концертный альбом было решено выпустить во всём мире. Альбом Unleashed in the East вышел в сентябре 1979 года. Спустя много лет известный рок-журналист Джефф Бартон назовёт эту запись альбомом, который лучше всего характеризует группу образца 70-х годов. Но сразу после своего появления пластинка вызвала далеко не однозначную оценку: чересчур отшлифованный звук вызвал подозрения в том, что запись была доработана в студии, уже после того как концерт состоялся.

После выхода новой пластинки группа отправилась в десятинедельные гастроли по Америке вместе с группой Kiss с новым барабанщиком Дэйвом Холландом, который пришёл на смену Лесли Бинксу после длительных прослушиваний. Причина ухода Бинкса заключалась в том, что, по мнению остальных участников, на концертах ему не хватало «грубой силы», хоть в студии он и работал отлично. После окончания совместных с KISS гастролей Judas Priest отправилась в турне длительностью полтора месяца самостоятельно. Компания «Harley-Davidson» к этому времени заключила с группой рекламный контракт, согласно которому Judas Priest получили новый мотоцикл, на котором Роб Хэлфорд и стал появляться на сцене. Последний американский концерт группа дала 4 ноября в Нью-Йорке, и он транслировался по радио. Через несколько дней группа отправилась на гастроли в поддержку AC/DC, которые продолжались до самого Рождества 1979 года.

British Steel, Point of Entry (1980 — 1981)

К концу 1979 года в Великобритании стихла панк-революция и страна переживала новый всплеск увлечения хэви-металом. Появились первые группы так называемой «новой волны британского хэви-метала» (NWOBHM) — Saxon, Iron Maiden, Samson и др. Музыкальная пресса вновь стала уделять больше внимания этому стилю музыки.

Чтобы поддержать внимание к жанру в целом и к себе в частности, в феврале Judas Priest вновь отправилась в Starkling Studios с продюсером Томом Алломом для записи нового альбома. Название нового альбома недвусмысленно указывало на патриотизм музыкантов, что подтверждал и сам Роб Хэлфорд:

Мы хотели стать интернациональной группой, пропагандирующей по всему миру британскую хэви-металлическую музыку, и название альбома как нельзя лучше это отражало.

Сразу после записи группа отправилась в очень успешные гастроли. Judas Priest снова пригласили выступить на телепередаче «Top of the Pops», однако концерт был сорван из-за плохих погодных условий (музыканты были вынуждены добраться до студии на вертолёте). В апреле 1980 года в продажу поступил новый альбом группы — British Steel. Обложка альбома была очень броской и запоминающейся. Несколько песен с альбома прошли в эфир американских и европейских радиостанций. Были выпущены синглы «Living After Midnight/Delivering the Goods» (12 место в британских чартах), «Breaking the Law/Metal Gods» (12 место в британских чартах) и «United/Grinder» (26 место в британских чартах). Ограниченное издание сингла «Breaking the Law/Metal Gods» поставлялось с настоящим лезвием.

Несмотря на успех на родине, группе ещё предстояло приобрести известность в США, без чего, по словам Гленна Типтона, группа бы просуществовала ещё максимум три-четыре года. В конце апреля 1980 года Judas Priest отправились в турне по Соединённым Штатам, которое закончилось лишь в конце июня в Нью-Йорке. К этому времени альбом British Steel получил статус «золотого». В августе группа отправляется в Англию на фестиваль Monsters of Rock в Донингтоне, чтобы выступить на одном из известнейших рок-фестивалей в качестве хедлайнеров.

Подходило время к записи нового альбома. Так как ожидалась немалая прибыль, а подоходный налог в Великобритании был в то время очень высокий, группа решила записываться в Испании в хорошей и недорогой студии на Ивисе. В феврале 1981 года увидел свет ориентированный в основном на американскую аудиторию альбом Point of Entry, ставший самым спорным альбомом в дискографии классической Judas Priest. По сравнению с British Steel звучание стало более мягким, а сам материал — более экспериментальным, порой приближенным к арт-року. Изменения произошли и в текстовом плане: по выражению Хэлфорда, он устал петь о демонах и убийцах, что стало одним из клише хэви-метала. Штамповка пластинок с этим альбомом была прекращена в 1983 году, и сегодня виниловый вариант альбома найти крайне сложно. Гленн Типтон сказал, что «оглядываясь назад, эту пластинку можно назвать „непонятой“».

Несмотря на относительную неудачу альбома, последовавшие за его выходом гастроли в США (где на разогреве у Judas Priest выступала Iron Maiden) оказались весьма успешными. Так как на одном из концертов предыдущего американского турне Типтон, запутавшись в многочисленных проводах, находившихся на сцене, упал прямо перед многочисленной публикой, в новом турне было решено использовать техническое новшество тех лет: встроенные передатчики и радиомикрофоны, которые позволяли обходиться без привычного обилия проводов и аппаратуры на сцене, что удивляло американских зрителей. Гастроли, начавшиеся в феврале, продолжались до самого конца лета. Летом группа вновь вернулась на Ивису для записи очередного альбома, а в ноябре того же года была проведена европейская часть турне.

Screaming for Vengeance, Defenders of the Faith (1982—1984)

Второй «провальный» альбом мог бы положить конец группе, поэтому следующая за Point of Entry пластинка записывалась (опять же на Ивисе) очень долго. Лишь когда группа была полностью удовлетворена записанным материалом, его отправили на микширование во Флориду. Результатом кропотливого труда группы и многочисленных людей, принявших участие в работе над записью, стал новый альбом Screaming for Vengeance. К моменту выхода пластинки перерыв в деятельности Judas Priest длился уже полгода. Для концертов группы были подготовлены новые декорации гигантских размеров, и Роб Хэлфорд впоследствии вспоминал, что удивлялся, как рабочие успевали разбирать и собирать их каждый концерт.

Гастроли начались 26 августа с концерта в штате Пенсильвания. Изначально предполагалось, что турне продлится до декабря, однако вышедший Screaming for Vengeance очень хорошо продавался и вошёл в первую двадцатку американских чартов, в результате чего было решено продолжить гастроли и после Нового года. Пластинка к этому времени получила статус «золотой». Одной из главных причин успеха альбома стало то, что композиция «You've Got Another Thing Comin'» (на которую был снят клип) вошла в ротацию музыкального телеканала MTV, который уже активно работал к этому времени. Концерты, которые прошли в более чем ста городах США, закончились лишь в марте 1983 года. Последний концерт турне состоялся на Гавайях. В это время группа получила хорошие известия от звукозаписывающей компании: было продано более 1 млн копий альбома, и он стал «платиновым» в США по сертификации RIAA.

К этому времени у группы появились проблемы с менеджментом. В какой-то момент менеджера у группы не было вообще, что обязывало участников группы заниматься помимо концертной деятельности также и телефонными звонками, финансовыми делами и улаживанием конфликтов. Проблема была решена к маю 1983 года, когда место менеджера Judas Priest занял Билл Карбешли.

Контракт со звукозаписывающей компанией обязывал группу как можно скорее выпустить новый альбом. Местом записи новой пластинки вновь стала Ивиса. На сочинение и запись десяти песен для нового альбома у группы ушло всё лето 1983 года. Трагический случай произошёл во время пребывания на Ивисе с Кеннетом Даунингом: возвращаясь из студии, он попал под машину — местное такси. Гитарист был госпитализирован, однако серьёзных травм не получил и отделался лёгким испугом. После записи отдельных партий группа отправилась во Флориду для микширования будущей пластинки. Только во время сведения песни Defenders of the Faith альбом получил своё название. Роб Хэлфорд вспоминал:

С этим названием всё стало на свои места, потому что оно объясняет всё о нас самих. Judas Priest — это и есть защитники веры. А вера наша — хэви-метал. Мы защищаем его от всяких нападок, от того, чтобы он не вышел из моды, во что мы, кстати, сами не верим. И самое главное, название «Защитники веры» близко не только нам, но и всем фанатам метала во всём мире. Это — заявление для нас и от нас всех.

Группа Judas Priest во время концерта в Сан-Себастьяне
3 февраля 1984 года

Роб Хэлфорд	К. К. Даунинг	Гленн Типтон

Группа не появлялась в Великобритании с 1981 года — со времён гастролей в поддержку Point of Entry, поэтому решено было дать несколько концертов у себя на родине. Во время репетиций в Лондоне был снят клип на песню «Freewheel Burning», которая впоследствии была выпущена как сингл. Виниловая версия альбома вышла в январе 1984 года, CD-версия — в июле. Критики и поклонники восторженно приняли альбом. Последовало европейское турне, концерты в рамках которого прошли во Франции, Германии, Испании, скандинавских странах. В марте 1984 года группа отправилась гастролировать в США вместе с такими известными коллективами как Van Halen, Scorpions, Ozzy Osbourne. Сцена, на которой выступала группа, оформлялась в духе обложки альбома Defenders of the Faith: элементом её декорации стал Металлиан — позаимствованный с обложки альбома персонаж — гибрид танка, усатого льва и гигантской коровы. Роб Хэлфорд впоследствии вспоминал, что подобное оформление сцены было очень дорогим, но принцип группы с самых ранних дней гласил: «Деньги, заработанные на концертах, вкладывать в новые концерты».

Turbo, Ram It Down (1986 — 1988)

После концертов в США, Японии и Австралии весь 1985 год группа провела в студии. Единственным концертом, на котором появились Judas Priest, был Live Aid — крупная благотворительная акция в пользу голодающих Эфиопии.

После долгого пребывания в Соединённых Штатах музыка группы подверглась американским веяниям. Звучание альбома Turbo, вышедшего в апреле 1986 года, заметно отличалось от предыдущих работ Judas Priest: помимо обычных электрогитар Даунинг и Типтон играли также на гитарном синтезаторе. Мнения фанатов на этот счёт разделились. Многие не были готовы принять синтезаторное звучание, однако Роберт Хэлфорд в интервью утверждал, что и с синтезаторами можно добиться тяжёлого металического звучания. Judas Priest была одной из первых групп, воплотивших в жизнь идею использования синтезаторов. Некоторых критиков не удовлетворили также и тексты песен альбома, которые стали более простыми и прямолинейными. Запись альбома проходила гладко, группа записала 18 песен и хотела выпустить двойной альбом под рабочим названием Twin Turbos, но в те времена двойные альбомы были гораздо дороже обычных и выпуск оного принёс бы меньше доходов. Группа даже хотела выпустить альбом двойным по цене обычного, но звукозаписывающая компания CBS отказала им в этом.

На песни «Turbo Lover» и «Locked In» были сняты клипы. Несмотря на то, что Judas Priest знали как любителей мотоциклов Harley-Davidson, мотоциклы в клипах были марки Honda.

В поддержку альбома в марте стартовал тур «Fuel For Life». После концертов в США и Канаде прошли гастроли по Европе, Японии — музыканты выступили практически во всех западноевропейских странах, кроме Великобритании, где альбом продавался крайне плохо. Заключительными концертами турне «Fuel For Life» в поддержку Turbo стали пять выступлений в Японии.

Результатом прошедшего тура стал двойной концертный винил Priest...Live!, появившийся в продаже в июне 1987 года, в придачу к которому было выпущено концертное видео под таким же названием, фиксирующее выступление в Далласе. В поддержку новых релизов был предпринят необычный промотур: музыканты гастролировали по небольшим клубам, где демонстрировали концертное видео и общались с поклонниками.

Следующий альбом был записан в Дании и получил название Ram It Down. Альбом включал преимущественно песни с «металической» тематикой, включая «Monsters of Rock», именем которой предполагалось назвать альбом. Однако музыканты посчитали это название не столь оригинальным, как Ram It Down. 7 мая в Стокгольме был дан первый концерт европейского тура в поддержку новой пластинки. Впервые за долгое время Judas Priest отправились на гастроли в Великобританию, где помимо Лондона, Манчестера и Эдинбурга посетили также родной Бирмингем.

Во время американской части турне покинуть группу решил Дэйв Холланд. По его собственным словам, он не выдерживал напряжения гастрольного графика и был не в состоянии выкладываться на концертах настолько, насколько этого требовалось. Однако барабанщик не бросил группу посреди турне и согласился остаться вплоть до последнего концерта, после которого и расстался с коллективом. Для поиска замены Холланду музыканты объявили конкурс, где намеревались найти молодого барабанщика, использующего технику Double Bass. В результате на место нового барабанщика был приглашён Скотт Трэвис.

Painkiller. Уход Роба Хэлфорда (1990)

С новым ударником группа приступила к записи очередного альбома, продюсером которого на этот раз выступил Крис Цангаридес, выступавший в роли звукоинженера на альбоме Sad Wings of Destiny. Отказ от продолжения работы с Томом Алломом Роб Хэлфорд объяснял так:

С Томом за долгие годы нас связала фантастическая дружба, но в то же время, все мы чувствовали, что настало время перемен. Нам были нужны свежие идеи, новый звук, новые возможности. Мы решили, что это — работа для Криса.

3 сентября 1990 года стало датой релиза новой пластинки Judas Priest под названием Painkiller. Альбом стал знаковым не только для группы, но и для жанра метал в целом.

Последовавший за выпуском альбома тур сопровождался участием таких разогревающих команд, как Testament и Megadeth, кульминационным моментом гастролей стал концерт на фестивале Rock in Rio (Бразилия).

Часть сценического шоу Judas Priest часто включала появление на мотоцикле Harley-Davidson Роба Хэлфорда, одетого в байкерскую кожаную куртку и солнцезащитные очки. На шоу в Торонто в 1991 году он получил серьёзный удар во время подъёма на сцену на мотоцикле: произошло столкновение с подъёмником барабанной установки, скрытым за облаками сухого льда. Несмотря на полученную травму и временную потерю сознания, вокалист отыграл весь концерт перед госпитализацией.

Судебный процесс

Летом 1990 года группа была вовлечена в судебный процесс в связи с обвинениями в подстрекательстве к самоубийству, который не только послужил поводом для отсрочки выхода Painkiller, но также мог завершить карьеру Judas Priest. Трагические события, которые привели Judas Priest на скамью подсудимых, разыгрались 23 декабря 1985 года, когда двое подростков, 20-летний Джеймс Вэйнс и 18-летний Реймонд Белкнеп, приняв дозу наркотиков и алкоголя, взяли с собой оружие и направились к местной церкви. Постреляв по окнам, 18-летний Рэймонд выстрелил из обреза себе в голову, от чего скончался на месте. Джеймс Вэйнс последовал его примеру, однако после выстрела остался жив, хотя дробь, которая прошла мимо мозга, сильно изуродовала его лицо: парень лишился челюсти, носа и губ. Через три года Джеймс Вэйнс скончался в больнице, приняв смертельную дозу обезболивающего, однако перед этим он заявил, что на попытку суицида его с другом спровоцировала песня Judas Priest «Better By You, Better Than Me» из альбома Stained Class, при прослушивании определённого отрезка которой в обратном порядке можно услышать призыв «Do it» («Сделай это»).

Пытаясь возложить вину за смерть детей на кого-нибудь, родители подростков предъявили иск Judas Priest, основывая обвинения на том, что в тот день Джеймс и Реймонд слушали их песню (которая является кавер-версией песни Spooky Tooth). Однако поиск закодированных сообщений на плёнке не привёл к желаемым для обвиняющей стороны результатам: все обвинения с музыкантов были сняты. Сами участники группы, не стремившиеся к подобной скандальной славе, были истощены длительным судебным процессом, на котором Хэлфорду даже самостоятельно пришлось исполнить песню.

Уход Хэлфорда

После окончания тура в поддержку альбома Painkiller в июле 1992 года Роб Хэлфорд объявил о создании сайд-проекта Fight, в котором собирался реализовать те свои музыкальные идеи, которые не могли воплотиться в жизнь в рамках Judas Priest. Музыкант собирался вернуться в родной коллектив после выпуска альбома и гастролей с новой группой. Однако звукозаписывающая компания Judas Priest, Columbia Records, заявила, что не заинтересована в новом проекте Хэлфорда, с которым у неё по-прежнему был заключён контракт. В ответ вокалист 4 июля 1992 года в эфире американского MTV объявил о том, что покидает группу и разрывает контракт с Columbia. Спустя два года Хэлфорд так ни разу и не связался со своими бывшими коллегами, уведомив их о своём уходе по факсу. Тогда одной из главных причин ухода из группы он назвал «постоянную грызню между Типтоном и Даунингом».

Группа с Тимом Оуэнсом

Проведя долгое время в поисках нового вокалиста (январь 1995 — май 1996 годов), группа нашла выход из сложившегося положения в лице американца Тима Оуэнса, исполнявшего в клубах кавер-версии Judas Priest. Появление Оуэнса значительно изменило творческую линию группы: музыка стала «тяжелее» (приблизилась к стандартам трэш-метала), вокальные партии в песнях стали проще.

Обновлённым составом группа записала два альбома: Jugulator (1997) и Demolition (2001). Песня «Blood Stained» из альбома Jugulator (1997) вошла в саундтрек для фильма «Невеста Чаки» (1998), а другая песня, «Bullet Train», была номинирована на премию Грэмми, однако проиграла композиции Metallica «Better Than You».

Перед выходом второго релиза группа около трёх лет провела в студии, вместе с тем пытаясь найти лейбл для выпуска очередного альбома. Примерно в то же время, осенью 1999 года, появилась информация о готовящемся выходе киноленты, посвящённой судьбе Тима Оуэнса и его присоединению к Judas Priest. Идея фильма была основана на статье в The New York Times, опубликованной в августе 1997 года («Metal Head Becomes a Metal God» («Металлист становится „богом метала“»)), которая рассказывала реальную историю Тима «Потрошителя» Оуэнса. Одна телекомпания выкупила у журнала права на статью и содержащееся в ней интервью Оуэнса, получив таким образом единоличные права на киноленту. Изначально фильм намеревались назвать «Metal God», однако Хэлфорд предъявил авторские права на это название, и фильм пришлось переименовать в «Рок-звезда». Не признавая изначально фильма как отражения действительных событий, музыканты окончательно отказались признавать какие-либо аналогии, увидев его окончательную версию.

В том же 2001 году компании Columbia/Sony запланировали переиздать весь бэк-каталог Judas Priest в три этапа, добавляя к альбомам бонусные материалы (две не выпущенные композиции на каждый переизданный альбом, среди них — концертные записи). Увенчал переиздание выпущенный в 2004 году бокс-сет Metalogy.

Воссоединение с Хэлфордом (с 2003 года)

Долгое время Хэлфорд утверждал, что не собирается возвращаться в Judas Priest, однако в январе 2003 года барабанщик Скотт Трэвис публично признался в интервью журналу «Brave Words & Bloody Knuckles»: «Мы надеемся, Роб воссоединится с группой и мы отправимся в турне этим летом. Теперь всё зависит от него, он должен принять решение».

После появления в прессе заявления барабанщика с опровержением любой возможности воссоединения выступили как менеджер Judas Priest, так и сам Хэлфорд. Однако в скором времени выяснилось, что слухи о возвращении «Бога Метала» не были беспочвенными: 11 июля 2003 группа Judas Priest официально объявила о воссоединении с Робертом Хэлфордом. Как признался впоследствии сам вокалист, мысли о возвращении в Judas Priest впервые посетили его ещё во время работы над первым альбомом группы Fight. Тогда Хэлфорд через человека, хорошо знакомого как с ним, так и с остальными участниками Judas Priest, предложил своим бывшим коллегам продолжить сотрудничество, но получил отказ. Спустя несколько лет, когда Даунинг, Хилл и Типтон собрались в особняке Хэлфорда, чтобы обсудить предложение компании Sony о выпуске бокс-сета Metalogy, идея о воссоединении прозвучала снова, на этот раз её выразил Джейн Эндрюс (англ. Jayne Andrews), менеджер Роба Хэлфорда. Предложение получило поддержку со стороны всех участников переговоров, и в скором времени музыканты начали разрабатывать планы на совместное творческое будущее.

В 2004 году участники Judas Priest провели мировое турне, в ходе которого выступили со-хедлайнерами на фестивале Ozzfest. В начале 2005 года вместе с Хэлфордом группа выпустила альбом Angel of Retribution. Тим Оуэнс, мирно покинувший коллектив, не остался без работы, а перешёл в американскую метал-группу Iced Earth, с которой, ещё числясь в составе Judas Priest, намеревался записать альбом The Glorious Burden. В марте 2005 года Оуэнс объявил о создании сольного проекта Beyond Fear. Впрочем, и это музыкальное формирование не станет для него стабильным местом работы и последующие несколько лет музыкант проведёт, попеременно участвуя в различных проектах — будет выступать в группе Ингви Мальмстина, выпустит альбом под собственным именем, а в 2009 году станет участником супергрупп Charred Walls of the Damned и HAIL!.

Пресс-конференция группы Judas Priest в Москве 27 ноября 2005 года слева направо: Роб Хэлфорд, Скотт Трэвис, Гленн Типтон, Йен Хилл и K.K. Даунинг

В апреле 2006 года в прессе появилось заявление музыкантов о создании группой нового, на этот раз концептуального альбома, в основу сюжета которого была положена история о Мишеле Нострадамусе — французском предсказателе XVI века. Идея написания концептуального альбома пришла со стороны менеджера группы Билла Карбишли (англ. Bill Curbishley). На совместном обеде с группой во время окончания Retribution tour он вспомнил успех своих бывших подопечных The Who и их успех с рок-оперой Tommy и предложил в качестве сюжета историю известного средневекового прорицателя. Идея сразу же была одобрена участниками группы. Весну и лето 2006 года музыканты провели в работе над новым альбомом, единственным их выступлением за это время было появление на церемонии VH1 Rock Honors.

10 апреля 2008 года Blabbermouth.net сообщил, что новый альбом будет выпущен в Германии 13 июня текущего года, в Европе — 16 июня, а днём позже — в Соединённых Штатах. Коллектив затем объявил через собственный веб-сайт 22 ноября 2007 года, что группа будет проводить гастроли в поддержку альбома Nostradamus. Тур стартовал в Хельсинках, Финляндия, 3 июня 2008 года и прошёл через Европу, Северную Америку, Австралию, Южную Корею, Японию. Через несколько недель он продолжился в Мексике, Колумбии, Бразилии и Аргентине. В начале 2009 года музыканты продолжают гастролировать: в их планах — выступления в Великобритании и других странах Западной Европы.

В декабре 2008 года Judas Priest были номинированы сразу на две номинации Грэмми (Лучшее хард-рок-исполнение — Visions и Лучшее метал-исполнение — Nostradamus (сингл)), однако статуэтки не получили.

7 декабря 2010 на официальном сайте группы был анонсирован мировой тур «Epitaph», который станет последним в истории Judas Priest. Тем не менее, музыканты уверили фэнов, что не собираются завершать музыкальную карьеру: в январе 2011 года Judas Priest сообщили, что начинают работу над новым альбомом.

20 апреля 2011 года на официальном сайте было опубликовано сообщение о том, что К. К. Даунинг покидает группу. В качестве концертного гитариста для грядущего тура был выбран Ричи Фолкнер (Richie Faulkner) из группы Lauren Harris.

"Wednesday, April 20, 2011 It is with regret that Judas Priest announce that K.K. DOWNING has formally retired from the band and will therefore not be joining them on their forthcoming EPITAPH Tour. The band respect his decision and naturally all wish him well."

В 2014 году Judas Priest завершили работу над новым студийным альбомом. Новый альбом получил название Redeemer of Souls и вышел 8 июля в Америке, 11 июля в Европе и 14 июля в Англии.

Стиль, истоки, влияние

Стилистически Judas Priest относят к жанру хеви-метал. Сами участники группы также неоднократно заявляли о том, что их музыка и есть самый настоящий хеви-метал, хотя одновременно и противопоставляли своё творчество металу 1970-х годов, олицетворяемому Black Sabbath. Звучание коллектива не было статичным на протяжении всех 30 лет их карьеры и прошло долгий путь от влияния прог-рока на первых альбомах до трэш-метала времён участия в группе Тима Оуэнса. Не изменяя своему классическому звучанию, группа не чуждалась применения инноваций в своём звучании: так, их альбом Turbo стал первым металическим альбомом, на котором были применены гитарные синтезаторы. По выражению Йена Криста:

К средине 1970-х годов хэви-метал эстетически мог быть, словно мифическое животное, укрыт пятнами переменчивого баса и сложной игры двух гитар Thin Lizzy, драматургического искусства Элиса Купера, испепеляющей гитары и яркого вокала Queen, оглушительных средневековых вопросов Rainbow… Judas Priest появились, чтобы объединить и увеличить эти разрозненные пятна звуковой палитры тяжёлого рока. Оригинальный текст (англ.)   By the mid-1970s, heavy metal aesthetic could be spotted, like a mythical beast, in the moody bass and complex dual guitars of Thin Lizzy, in the stagecraft of Alice Cooper, in the sizzling guitar and showy vocals of Queen, and in the thundering medieval questions of Rainbow… Judas Priest arrived to unify and amplify these diverse highlights from hard rock's sonic palette. For the first time, heavy metal became a true genre unto itself.

Истоки творчества группы лежат в хард-роке и блюзе 1960-70-х годов. Даунинг неоднократно заявлял, что на него сильное влияние оказал Джимми Хэндрикс, на Типтона в ранние годы его игры повлияли Эрик Клэптон, Джон Майал, Лесли Уэст, Пол Коссоф, Питер Грин и Рори Галлахер. Примером вокального мастерства для Хэлфорда были Фрэнк Синатра, Дэвид Байрон (Uriah Heep) и Роберт Плант (Led Zeppelin). Влияние на игру Йана Хилла оказал басист Cream Джек Брюс.

Новаторской игрой своих гитаристов Даунинга и Типтона, которые не только расширили диапазон звучания гитарных партий, но и просто играли быстрее и громче всех современных групп, Judas Priest также оказали значительное влияние на последующее развитие как самого стиля хэви-метал, так и смежных с ним жанров: спид-, пауэр-, трэш-метал. Сценический имидж группы имел ещё более широкое влияние: кожаная одежда с металлическими заклёпками Хэлфорда стала неотъемлемой частью металлического антуража. В целом значение коллектива для дальнейшего развития метала было столь велико, что MTV.com назвал группу самой влиятельной метал-группой после Black Sabbath.

Состав

Текущий состав

• Иэн Хилл — бас-гитара (1970—наши дни)
• Роб Хэлфорд — вокал (1973—1992, 2003—наши дни)
• Гленн Типтон — гитара, клавишные, синтезатор (1974—наши дни)
• Скотт Трэвис — ударные (1989—наши дни)
• Ричи Фолкнер — гитара (2011—наши дни)

Бывшие участники

• Эл Аткинс — вокал (1970—1973)
• К. К. Даунинг — гитара (1970—2011)
• Джон Эллис — ударные (1970—1971)
• Алан Мур — ударные (1971—1972, 1975—1979)
• Крис Кампбелл — ударные (1972—1973)
• Джон Хинч — ударные (1973—1975)
• Лесли Бинкс — ударные (1977—1979)
• Дэйв Холланд — ударные (1979—1989)
• Тим Оуэнс — вокал (1996—2003)

Сессионные музыканты

• Саймон Филлипс — ударные на Sin After Sin (1977)
• Дон Эйри — клавишные, синтезатор на Painkiller (1990), Demolition (2001), Angel of Retribution (2005), Nostradamus (2008)

Al Atkins' Judas Priest

• Эл Аткинс — вокал (1969—1970)
• Джон Перри — гитара (1969)
• Эрни Чатуэй — гитара (1969—1970)
• Бруно Степпенхилл — бас-гитара (1969—1970)
• Джон Пэттридж — ударные (1969—1970)

Временная шкала

<timeline> ImageSize = width:1100 height:auto barincrement:18 PlotArea = left:100 bottom:80 top:10 right:0 Alignbars = justify DateFormat = mm/dd/yyyy Period = from:01/10/1969 till:01/01/2017 TimeAxis = orientation:horizontal format:yyyy

Colors =

  id:vocals  value:red        legend:Вокал
  id:guitar  value:green      legend:Гитара
  id:keys    value:purple     legend:Клавишные
  id:bass    value:blue       legend:Бас
  id:drums   value:orange     legend:Ударные
  id:harmonica value:pink legend:Губная_гармоника
  id:Lines   value:black      legend:Студийные_альбомы
  id:Lines2  value:gray(0.45) legend:Концертные_альбомы
  id:bars    value:gray(0.92)

Legend = orientation:horizontal position:bottom BackgroundColors = bars:bars ScaleMajor = unit:year increment:2 start:1970 ScaleMinor = unit:year increment:1 start:1970

BarData =

  bar:Ian text:"Йен Хилл"
  bar:Al text:"Эл Аткинс"
  bar:Rob text:"Роб Хэлфорд"
  bar:Tim text:"Тим Оуэнс"
  bar:KK text:"К.К. Даунинг"
  bar:Glenn text:"Гленн Типтон"
  bar:Richie text:"Ричи Фолкнер"
  bar:John text:"Джон Эллис"
  bar:Alan text:"Алан Мур"
  bar:Chris text:"Крис Кампбелл"
  bar:JohnH text:"Джон Хинч"
  bar:Simon text:"Саймон Филлипс"
  bar:Les text:"Лесли Бинкс"
  bar:Dave text:"Дэйв Холланд"
  bar:Scott text:"Скотт Трэвис"

PlotData =

  width:10 textcolor:black align:left anchor:from shift:(10,-4)
  bar:Al from:start till:01/01/1973 color:vocals
  bar:Rob from:01/01/1973 till:01/01/1993 color:vocals
  bar:Rob from:01/06/1974 till:01/01/1975 color:harmonica width:3
  bar:Tim from:01/01/1996 till:05/17/2003 color:vocals 
  bar:Rob from:06/01/2003 till:end color:vocals
  bar:KK from:start till:01/01/1993 color:guitar
  bar:KK from:01/01/1996  till:04/20/2011 color:guitar
  bar:Glenn from:01/01/1974 till:01/01/1993 color:guitar 
  bar:Glenn from:01/01/1974 till:01/01/1993 color:keys width:3
  bar:Glenn from:01/01/1996 till:end color:guitar
  bar:Glenn from:01/01/1996 till:end color:keys width:3
  bar:Richie from:04/21/2011 till:end color:guitar
  bar:Ian from:start till:01/01/1993 color:bass
  bar:Ian from:01/01/1996 till:end color:bass 
  bar:John from:start till:01/01/1971 color:drums
  bar:Alan from:01/01/1971 till:01/01/1972 color:drums
  bar:Alan from:01/01/1975 till:12/31/1976 color:drums
  bar:Chris from:01/01/1972 till:01/01/1973 color:drums
  bar:Simon from:12/31/1976 till:05/30/1977 color:drums
  bar:Les from:07/30/1977 till:06/30/1979 color:drums
  bar:Dave from:06/30/1979 till:06/30/1989 color:drums
  bar:Scott from:06/30/1989 till:01/01/1993 color:drums
  bar:Scott from:01/01/1996 till:end color:drums
  bar:JohnH from:01/01/1973 till:01/01/1975 color:drums

LineData =

  at:09/06/1974 color:black layer:back
  at:03/23/1976 color:black layer:back
  at:04/23/1977 color:black layer:back
  at:02/10/1978 color:black layer:back
  at:10/09/1978 color:black layer:back
  at:04/14/1980 color:black layer:back
  at:02/26/1981 color:black layer:back
  at:07/17/1982 color:black layer:back
  at:01/04/1984 color:black layer:back
  at:04/15/1986 color:black layer:back
  at:05/17/1988 color:black layer:back
  at:09/03/1990 color:black layer:back
  at:10/28/1997 color:black layer:back
  at:07/31/2001 color:black layer:back
  at:02/28/2005 color:black layer:back
  at:06/17/2008 color:black layer:back
  at:07/14/2014 color:black layer:back
  at:10/21/1979 color:Lines2 layer:back
  at:06/21/1987 color:Lines2 layer:back
  at:09/28/1998 color:Lines2 layer:back
  at:04/08/2003 color:Lines2 layer:back
  at:07/14/2009 color:Lines2 layer:back
  at:03/24/2016 color:Lines2 layer:back

</timeline>

Дискография

Дискография Judas Priest насчитывает 17 студийных альбомов, 5 концертных и 17 сборников.

DVD/Video

• 1983: Judas Priest Live (VHS)
• 1986: Fuel for Life (VHS)
• 1987: Priest… Live (VHS)
• 1991: Painkiller (VHS)
• 1993: Metal Works 73-93 (VHS)
• 2001: British Steel (DVD)
• 2002: Live in London (DVD)
• 2003: Electric Eye (DVD)
• 2005: Rising in the East (DVD)
• 2006: Live Vengeance '82 (DVD)
• 2010: Live British Steel. 30th Anniversary (DVD)
• 2011: The Chosen Few, составлен фэнами-коллегами

Видеография Judas Priest, вопреки своему незначительному объёму в сравнении с визуальным наследием других представителей жанра хэви-метал, всё же полноценно отражает развитие группы на протяжении всей многолетней истории.

Издание своих видеоработ Judas Priest начали довольно поздно (спустя практически 15 лет после своего появления) с выпуска концертной записи Judas Priest Live, которая отражала их концерт в Мемфисе во время Screaming for Vengeance tour. В скором времени последовало издание сборника клипов Fuel for Life, который через год был дополнен появлением записи живого выступления в Далласе, получившей название Priest...Live!. Причём, если на одноимённом виниле содержалось лишь 15 песен, в видео-версию вошёл практически весь концертный сет.

Имея в своём багаже сборник промовидео и концертные записи, группа принялась за создание документального видео, что соответствовало духу того времени. Metal Works '73-'93, укомплектованные двойным CD с аудио-творениями группы под тем же названием, появились в 1993 году. Интервью с четырьмя главными участниками группы — Робом Хэлфордом, Яном Хиллом, К. К. Даунингом и Гленом Типтоном — органично соединялись со вставками из промоклипов и живых выступлений. Однако недостатком как этой, так и других документальных работ того времени (Alice Cooper’s Prime Cuts, Kiss' X-Treme Close-Up) было отсутствие песен целиком. Кроме этого, большинство живых выступлений были взяты с одного-единственного концерта Judas Priest в Мемфисе в 1983 году.

Появление нового вокалиста (Тима «Потрошителя» Оуэнса) долгое время не фиксировалось на плёнку, и только в 2002 году с выходом Live in London эра Риппера в Judas Priest была запечатлена на DVD. Данный концерт был снят в лондонской Brixton Academy и, помимо самого выступления группы, включает закулисные съёмки, интервью с членами группы, а также показывает Judas Priest во время саундчека.

За год до этого Judas Priest выпустили DVD, фиксирующее создание их классического альбома British Steel. Собственно говоря, идея не была оригинальной, так как компании Eagle Eye Media и Pioneer Entertainment выпускали серию видеоисторий о классических альбомах рока, и Judas Priest стали всего лишь одними из немногих избранных.

В 2003 году группа выпустила DVD Electric Eye, который можно считать равноценной заменой Fuel for Life и Priest…Live в силу содержания на одном диске как упомянутого концерта, так и всех клипов за историю группы с участием Хэлфорда. DVD укомплектован дискографией группы и раритетным видео, фиксирующем появление Priest на телевидении (молодой Хэлфорд предстаёт перед зрителями с длинными волосами).

Воссоединение группы не могло быть оставлено без документального подтверждения. Rising in the East демонстрирует выступление коллектива в Токио (зал «Будокан») во время Retribution Tour. Пытаясь воссоздать на плёнке доподлинную атмосферу концерта, группа в процессе создания DVD отказалась от первоначального замысла выпускать укороченные версии обоих концертов в Будокане, отдав предпочтение второму выступлению. Сет-лист выступления отражает историю группы за всю её 30-летнюю карьеру, включая как самые ранние вещи с Sad Wings of Destiny, так и последние творения Angel of Retribution. Эра Риппера была обделена вниманием, хотя в своих интервью Хэлфорд и говорил, что считает период пребывания Оуэнса в группе столь же значимым для Judas Priest, сколь и все остальные.

В 2006 году, продолжая переиздание своих работ, Judas Priest выпустили DVD Live Vengeance’82. Он воспроизводит тот самый концерт в Мемфисе 12 декабря 1982 года, который уже не один раз перевыпускался: на VHS как Judas Priest Live, как DVD дополнение к бокс-сету Metalogy и, наконец, как самостоятельный DVD.

Цитаты

Я не думаю о Van Halen как о хеви-металической группе. Когда я думаю о хеви-метал, я подразумеваю Judas Priest. — Эдди Ван Хален (Van Halen) Оригинальный текст (англ.)   I don’t think of Van Halen as being heavy metal. When I think of heavy metal, I think of Judas Priest

Не было бы хеви-метала без Judas Priest. — Скотт Йен (Anthrax) Оригинальный текст (англ.)   There would be no heavy metal without Judas Priest.

Настоящий метал для меня — это Judas Priest, потому что они не имеют других качеств, кроме металических. Они поистине чистый, 100-процентный метал, в то время как такая группа, как Metallica, прошла через этапы, которые не были столь металическими. — Майкл Эмотт, Arch Enemy Оригинальный текст (англ.)   Real metal for me is Judas Priest, because they don’t have any other qualities except metal. They’re just pure, 100-percent metal, whereas a band like Metallica has gone through stages where they weren’t so metal.

Я услышал первую мелодию Priest, когда мне было кажется 10 лет. Это был Painkiller, и он меня сразил наповал. Весь этот альбом по-прежнему один из самых лучших метал-альбомов всех времён. — Алекси Лайхо, Children of Bodom. Оригинальный текст (англ.)   The first Priest tune I ever heard was 'Painkiller' when I was, like, 10 years old, and it just blew me away. That whole album is still one of the best metal albums ever.

В одном из интервью на вопрос «Slayer могло бы и не быть, если бы ты в своё время не услышал…?» Керри Кинг ответил:

Judas Priest. Благодаря им пришло понимание, какую именно музыку я хотел бы играть.

Литература

• Steve Gett. Heavy Duty. — Alfred Pub Co, 1984. — 88 с. — ISBN 0895242273.
• Neil Daniels. Defenders of Faith. The Story of Judas Priest. — Wise Publications, 1984. — 320 с. — ISBN 1846096901. (Достоверность книги была [www.totalmetal.net/news/4107.htm опровергнута] участниками группы)
• Martin Popoff. Judas Priest: Heavy Metal Painkillers. An Illustrated History. — ECW PRESS, 2007. — 360 с. — ISBN 155022784X.
• Беспамятнов, А., Грачев, И., Троегубов, В. Judas Priest. История группы. — Нота-Р, 2004. — 312 с. — ISBN 598581002X.

Ссылки

• [myspace.com/judaspriest Официальная страница Judas Priest] (англ.) на сайте Myspace
• [facebook.com/OfficialJudasPriest Официальная страница Judas Priest] в социальной сети Facebook
• [www.metal-archives.com/band.php?id=97 Judas Priest] (англ.) на сайте Encyclopaedia Metallum
• [judas.priest.metallibrary.ru Judas Priest на Metal Library]
• [www.last.fm/ru/music/Judas+Priest Профиль Judas Priest] на Last.fm
• [www.fight-right.narod.ru/articles/articles.htm Крупнейшая подборка статей на русском языке]

Отрывок, характеризующий Judas Priest

– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.