Белорусский государственный академический музыкальный театр
Поделись знанием:
К:Театры, основанные в 1970 году
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.
Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.
Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.
Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.
Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.
Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
| Белорусский государственный академический музыкальный театр | |
 | |
| Прежние названия |
Государственный театр музыкальной комедии Беларуси |
|---|---|
| Основан |
1970 |
| Здание театра | |
| Местоположение |
|
| Координаты |
53°53′46″ с. ш. 27°32′22″ в. д. / 53.896013° с. ш. 27.539527° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=53.896013&mlon=27.539527&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 53°53′46″ с. ш. 27°32′22″ в. д. / 53.896013° с. ш. 27.539527° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=53.896013&mlon=27.539527&zoom=14 (O)] (Я) |
| Руководство | |
| Директор |
Александр Петрович |
| Художественный руководитель |
Адам Мурзич |
| Главный режиссёр |
Михаил Ковальчик |
| Главный дирижёр |
Юрий Галяс |
| Главный хормейстер |
Светлана Петрова |
| Ссылки | |
|
[www.musicaltheatre.by Официальный сайт] | |
|
Белорусский государственный академический музыкальный театр на Викискладе | |
«Белорусский государственный академический музыкальный театр» — один из двух белорусских музыкальных театров (вместе с Государственным театром оперы и балета Белоруссии).
Содержание
История
Белорусский государственный академический музыкальный театр создан в 1970 году. До 2000 года назывался «Государственный театр музыкальной комедии Беларуси».
Свой первый театральный сезон открыл 17 января 1971 года спектаклем "Поет «Жаворонок» белорусского композитора Юрия Семеняко. Творческая судьба театра складывалась непросто. Первое десятилетие существования коллектив, не имея своего помещения, был вынужден странствовать по разным сценическим площадкам города. В 1981 году театр, наконец, получил собственное здание по улице Мясникова, 44, в котором 15 октября открыл свой двенадцатый сезон опереттой Иоганна Штрауса «Летучая мышь».
За время существования театра на его сцене было поставлено более ста спектаклей, многие из которых вошли в золотой фонд национальной культуры, стали значительными событиями в культурной жизни страны.
На сцене Музыкального театра получили право первой постановки произведения белорусских авторов: «Павлинка», «Неделя вечной любви», «Степан — великий пан» Юрия Семеняко, «Нестерка» и «Судный час» Григория Суруса, «Денис Давыдов» Андрея Мдивани, «Миллионерша» Евгения Глебова, «Весенняя песня» и «Приключения в замке Алфавит» Виктора Войтика, «Джулия» и «Стакан воды» Владимира Кондрусевича.
В сегодняшнем репертуаре театра более тридцати разножанровых спектаклей. В афише представлены классическая оперетта, мюзикл, музыкальная комедия, комическая опера, рок-опера, балет, спектакли для детей, разноплановые концертные программы.
На сегодняшний день в театре работают народные артисты Беларуси Наталия Гайда, Владимир Иванов, Екатерина Фадеева; заслуженные артисты Республики Беларусь Жанна Лебедева, Валентина Петлицкая, Василий Сердюков; заслуженный артист России Алексей Кузьмин; заслуженный работник культуры Республики Беларусь Адам Мурзич; лауреаты международных и республиканских творческих конкурсов.
Значительные заслуги театра в развитии белорусского музыкального искусства послужили основанием для смены статуса коллектива и его переименования. В 2000 году Государственный театр музыкальной комедии Беларуси был переименован в Белорусский государственный музыкальный театр, в 2001 году ему было присвоено почетное звание «Заслуженный коллектив Республики Беларусь», а в 2009-ом — статус «академический».
Архитектура театрального здания
Новое здание театра построено в июле 1981 года с использованием прежнего здания дома культуры тонкосуконного комбината. Руководитель архитектурного проекта ― О. Ткачук, коллектив проекта: архитектор В. Тарновский, инженер В. Кацнельсон, скульптор Л. Зильбер.
На фасаде над входом в театр установлено 5 аллегорических скульптур муз из кованой меди, олицетворяющих искусства музыкального театра: поэзия, музыка, драма, изобразительное искусство, танец. Важную роль в образной характеристике композиции играют детали ― музыкальные инструменты, крылатый Пегас, маски, драпировки одежд и т. д.
Существенным декоративным элементом является своеобразная пластически развитая консоль, замыкающая композицию каждой скульптуры сверху и снизу. При разработке формы консоли художник использовал элементы архитектурного декора здания (оформление окон, завершение боковых фасадов). Скульптурная композиция на 3 метра выдвинута от стены. Такая пространственная композиция придаёт фасаду образно-пластическую завершённость.
Насыщенная бликами и цветовыми переходами от красно-коричневого к почти чёрному, поверхность медных скульптур контрантирует со светло-серым цветом стены. Тень скульптур на стене создаёт дополнительный эффект.
У театра находится скульптурная композиция «Батлейка», оригинальной формы металлические фонари, широкая лестница.
Руководство
Директор
- Александр Петрович (с 2010) — директор Белорусского государственного академического музыкального театра
Главные режиссёры
- Вячеслав Цюпа — главный режиссёр в 1984—1987 годах
- Сусанна Цирюк — главный режиссёр в 2010-2013 годах
- Михаил Ковальчик - главный режиссёр с 2014 года
Художественный руководитель
- Адам Мурзич (с 2010) — художественный руководитель
Главный дирижёр
- Юрий Галяс (с 2013) — главный дирижёр
Балетмейстеры
- Владимир Иванов — народный артист, главный балетмейстер классического балета (2010-2015)
- Екатерина Фадеева - народная артистка, главный балетмейстер классичесского балета (с 2015 года)
- Елена Дмитриева-Лавринович — главный балетмейстер оперетты и мюзикла (c 2012)
Главный художник
Художник по свету
Труппа
Режиссёры
Хор
- Светлана Петрова — главный хормейстер
- Игорь Баканов — хормейстер
- Мария Шеляпина — директор хора
- Гансевская Инесса Мечиславовна (сопрано)
- Гурская Ольга Александровна (сопрано)
- Гусарова Марина Олеговна (сопрано)
- Дудко Татьяна Васильевна (сопрано)
- Ермачок Ксения Георгиевна (сопрано)
- Жило Виктория Владимировна (сопрано)
- Жук Елена Антониновна (сопрано)
- Казючиц Лариса Владимировна (сопрано)
- Козлова Анна Геннадьевна (сопрано)
- Кондратина Вера Юрьевна (сопрано)
- Корнелюк Светлана Степановна (сопрано)
- Лапенок Алиса Евгеньевна (сопрано)
- Литошик Людмила Владимировна (сопрано)
- Магаревич Ирина Вадимовна (сопрано)
- Мороз Елена Николаевна (сопрано)
- Шевчик Елена Александровна (сопрано)
- Шеляпина Мария Яковлевна (сопрано)
- Гаврусенок Елена Вячеславовна (альт)
- Глушко Ксения Сергеевна (альт)
- Ковальчук Ирина Денисовна (альт)
- Кучинская Елена Олеговна (альт)
- Лукьяненко Ирина Анатольевна (альт)
- Марчик Анна Станиславовна (альт)
- Пархимович Анна Петровна (альт)
- Пищик Наталья Васильевна (альт)
- Римкевич Александра Александровна (альт)
- Секацкая Алена Сергеевна (альт)
- Сташевская Ольга Николаевна (альт)
- Шведко Мария Брониславовна (альт)
- Юшкевич Ольга Анатольевна (альт)
- Янушевская Виктория Викторовна (альт)
- Баканов Игорь Павлович (тенор)
- Дементьев Виктор Генрихович (тенор)
- Кононов Леонид Иванович (тенор)
- Сетун Егор Валерьевич (тенор)
- Степуро Игорь Владимирович (тенор)
- Филипович Дмитрий Юрьевич (тенор)
- Шевчук Алексей Степанович (тенор)
- Вайнилович Эдуард Михайлович (баритон)
- Гомель Вячеслав Константинович (баритон)
- Жаров Сергей Сергеевич (баритон)
- Жук Алексей Владимирович (баритон)
- Запевалов Павел Петрович (баритон)
- Кеженов Андрей Леонидович (баритон)
- Киселев Александр Александрович (баритон)
- Кныш Максим Петрович (баритон)
- Логвинов Андрей Русланович (баритон)
- Миналькин Вячеслав Викторович (баритон)
- Намейко Тимофей Александрович (баритон)
- Савоневский Илья Александрович (баритон)
- Секацкий Руслан Игнатьевич (баритон)
- Шкут Александр Александрович (баритон)
Классический балет
- Екатерина Фадеева — народная артистка Беларуси, главный балетмейстер
- Жанна Лебедева — заслуженная артистка Беларуси, балетмейстер-репетитор
- Виталий Красноглазов — дипломант международного конкурса, балетмейстер-репетитор
- Александра Костюченко — концертмейстер
- Юлия Свердлова — концертмейстер
- Владислав Козинец — директор балета
- Андрейченко Георгий Сергеевич
- Бобков Никита Акимович
- Боровнев Виталий Леонидович
- Боровская Яна Анатольевна
- Войтекунас Ирина Стефановна
- Гарунович Полина Геннадьевна
- Герасимович Виолетта Сергеевна
- Глух Сергей Сергеевич
- Гончарик Игорь Викторович
- Грабовская Маргарита Сергеевна
- Денисюк Иван Станиславович
- Дорохович Надежда Александровна
- Ермолаева Татьяна Павловна
- Ито Ририко
- Кот Артем Сергеевич
- Красноглазов Виталий Александрович (дипломант международного конкурса)
- Красноглазова Александра Александровна
- Лазовик Дмитрий Валентинович (дипломант международного конкурса)
- Неборская Дарья Александровна
- Осипова Катарина Викторовна
- Паламар Дарья Андреевна
- Партуш Майк
- Позлевич Владислав Игоревич
- Полукчи Никита Юрьевич
- Раковская Александра Владимировна
- Сезончик Кирилл Геннадьевич
- Серко Ольга Юрьевна
- Синькевич Оксана Николаевна
- Сливкина Юлия Александровна
- Станкевич Ксения Геннадьевна (дипломант международного конкурса)
- Сузуки Мику (дипломант международного конкурса)
- Тарасевич Галина Михайловна
- Умеренков Николай Александрович
- Ханцевич Кристина Святославовна
- Янович Ольга Анатольевна
Балет оперетты и мюзикла
- Елена Дмитриева-Лавринович — главный балетмейстер
- Владимир Крупский — репетитор
- Александра Красноглазова — ассистент главного балетмейстера
- Игорь Вершинин — ассистент главного балетмейстера
- Юми Фудзивара — ассистент главного балетмейстера
- Богданова Ольга Федотовна
- Волкова Юлия Игоревна
- Василевский Никита Андреевич
- Вершинин Игорь Игоревич
- Врублевский Анатолий Владимирович
- Герцев Алексей Сергеевич
- Жуков Владимир Михайлович
- Иванцова Любовь Викторовна
- Каранкевич Людмила Александровна
- Коваль Кирилл Александрович
- Котова Анна Владимировна
- Курганович Евгений Игоревич
- Лобанов Валентин Юрьевич
- Маркелевич Карина Тадеушевна
- Марченко Анжела Владимировна
- Панасик Татьяна Игоревна
- Покубят Александр Владимирович
- Полицковская Надежда Геннадьевна
- Серченя Татьяна Михайловна
- Сидорова Анна Олеговна
- Скачек Екатерина Александровна
- Стадникова Анна Николаевна
- Сурконт Дмитрий Андреевич
- Фролова Елена Валентиновна
- Фудзивара Юми
- Чиркун Екатерина Николаевна
Оркестр
- Юрий Галяс — лауреат международного конкурса, главный дирижёр
- Николай Макаревич — дирижёр
- Марина Третьякова — дирижёр
- Татьяна Пшонь — директор оркестра
- Ранцева Юлия Григорьевна — первая скрипка
- Кошевар Александр Евгеньевич — первая скрипка
- Пукст Екатерина Евгеньевна (лауреат международных конкурсов) — первая скрипка
- Новикова Василина Анатольевна — первая скрипка
- Божко Дарья Леонидовна — первая скрипка
- Лавшук Евгения Валентиновна — первая скрипка
- Дуцкая Екатерина Николаевна — первая скрипка
- Бондаренко Юлия Сергеевна — первая скрипка
- Карпинская Оксана Викторовна — первая скрипка
- Хрекова Анжелика Евгеньевна (лауреат международного конкурса) — вторая скрипка
- Дурейко Кристина Здиславовна — вторая скрипка
- Чабровский Евгений Адамович — вторая скрипка
- Альферович Дмитрий Олегович — вторая скрипка
- Зупарова Наталья Александровна — вторая скрипка
- Стукач Татьяна Тимофеевна — альт
- Маркман Татьяна Анатольевна — альт
- Шаргаева Екатерина Михайловна — альт
- Мацулевич Ольга Ивановна — альт
- Бурак Анастасия Васильевна — альт
- Зебрина Александра Владимировна — альт
- Химорода Владимир Францевич — альт
- Шепеткин Геннадий Владимирович — виолончель
- Кажгалиева Галина Викторовна — виолончель
- Балыш Александр Викторович — виолончель
- Алексейчик Лариса Александровна — виолончель
- Парахневич Надежда Владимировна — виолончель
- Иванова Анна Анатольевна — виолончель
- Бредихина Людмила Ивановна — контрабас
- Ковган Александр Владимирович (дипломант национального конкурса) — контрабас
- Чарыева Тереза Машекеевна (лауреат международного конкурса) — арфа
- Хрекова Фридерика Альфредовна — арфа
- Предко Мария Валерьевна — флейта
- Михалевич Ирина Анатольевна (лауреат международного конкурса) — флейта
- Реутович Марина Евгеньевна — флейта
- Шафрановская Анна Викторовна (дипломант международного конкурса) — флейта
- Тумаркин Сергей Михайлович (лауреат национального конкурса) — гобой
- Савич Александр Витальевич — гобой
- Алесюк Денис Анатольевич — гобой
- Стецюк Сергей Игоревич (лауреат международных конкурсов) — гобой
- Некрасов Владислав Александрович — кларнет
- Дуцкий Игорь Владимирович (лауреат международных конкурсов) — кларнет
- Пашкевич Владимир Юрьевич — кларнет
- Фролов Алексей Валерьевич (лауреат международных конкурсов) — фагот
- Трубин Егор Александрович — фагот
- Никоноров Олег Александрович — труба
- Величко Антон Александрович — труба
- Шестаков Александр Владимирович — труба
- Казаков Антон Юрьевич — труба
- Яриновский Виктор Иосифович — туба
- Тупицын Сергей Валерьевич — валторна
- Ткачев Юрий Николаевич — валторна
- Сахацкий Александр Михайлович — валторна
- Пасько Виктор Борисович — валторна
- Могилевцев Артем Дмитриевич — валторна
- Акулич Сергей Александрович — валторна
- Ромич Максим Николаевич — валторна
- Михалевич Андрей Сергеевич — тромбон
- Грудина Павел Геннадьевич — тромбон
- Семенов Сергей Владиславович — тромбон
- Чернушевич Виталий Олегович — тромбон
- Краснобаев Владимир Владимирович — тромбон
- Белокуров Андрей Николаевич — тромбон
- Кучейко Вадим Александрович — бас-гитара
- Нехай Юрий Анатольевич — гитара
- Бахур Вячеслав Владимирович — ударные
- Дехтерук Андрей Владимирович — ударные
- Рабизо Александр Николаевич — ударные
- Николащенко Роман Александрович — ударные
- Синькова Полина Александровна — синтезатор, фортепиано
- Мамон Светлана Валерьевна — синтезатор, фортепиано
- Кучеренко Иван Игоревич — синтезатор, фортепиано
Артисты-вокалисты
- Наталия Гайда — народная артистка Беларуси
- Алексей Кузьмин — заслуженный артист России
- Василий Сердюков — заслуженный артист Республики Беларусь
- Маргарита Александрович — лауреат международного конкурса
- Анзор Алимирзоев
- Анна Беляева — дипломант международного конкурса
- Александр Гелах
- Наталья Глух — лауреат международного конкурса
- Екатерина Дегтярева — лауреат международного конкурса
- Наталья Дементьева — лауреат международного конкурса
- Евгений Ермаков — лауреат международного конкурса
- Виктория Жбанкова-Стриганкова
- Ирина Заянчковская
- Антон Заянчковский
- Илона Казакевич — лауреат международного конкурса
- Александр Круковский
- Лидия Кузьмицкая — лауреат международного конкурса
- Ирина Кучинская — лауреат международных конкурсов
- Алла Лукашевич
- Леся Лют — лауреат международного конкурса
- Виктория Мазур (1970—2002) — народная артистка Беларуси
- Денис Мальцевич
- Дмитрий Матиевский
- Светлана Мациевская — лауреат международного конкурса
- Андрей Морозов — лауреат международных конкурсов
- Денис Немцов — лауреат международного конкурса
- Александр Осипец — дипломант международного конкурса
- Олег Прохоров — лауреат международных конкурсов
- Сергей Спруть
- Людмила Станевич
- Екатерина Станкевич
- Юрий Галяс
- Сергей Сутько — дипломант международного конкурса
- Людмила Сучкова
- Виктор Циркунович — лауреат международного конкурса
- Дмитрий Якубович — лауреат международных конкурсов
Напишите отзыв о статье "Белорусский государственный академический музыкальный театр"
Примечания
См. также
Ссылки
- [www.interfax.by/mosaic/1084385 ЧП в столице: сегодня утром горел театр музкомедии][уточните ссылку]
- [minsk-old-new.com/minsk-2785.htm Театр музыкальной комедии]
- [ato.by/teatr/teatr-muz-komedii На карте]
| ||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Белорусский государственный академический музыкальный театр
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.
Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.
Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.
Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.
Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.
Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
