Большой Трёхсвятительский переулок
Поделись знанием:
Координаты: 55°45′19″ с. ш. 37°38′34″ в. д. / 55.75528° с. ш. 37.64278° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.75528&mlon=37.64278&zoom=12 (O)] (Я)Большой Трёхсвятительский переулокБольшой Трёхсвятительский переулок
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
| Большой Трёхсвятительский переулок Москва | |
 Дом В. Ф. Морозовой в Морозовском саду | |
| Общая информация | |
|---|---|
| Страна | |
| Город | |
| Округ | |
| Район | |
| Протяжённость |
0,3 км |
| Ближайшие станции метро | |
| Почтовый индекс |
101000 |
| Номера телефонов |
+7(495) XXX---- |
| [www.openstreetmap.org/?lat=55.75500&lon=37.64278&zoom=15&layers=M на OpenStreetMap] | |
| [maps.yandex.ru/?ll=37.64278%2C55.75500&spn=0.15381%2C0.080341&z=16&l=map на Яндекс.Картах] | |
Большо́й Трёхсвяти́тельский переу́лок (1924—1993 — Большой Вузовский) — переулок в Центральном административном округе города Москвы. Проходит от Подкопаевского переулка до Покровского бульвара, лежит между Хохловским переулком и Малым Трёхсвятительским переулком, параллельно последнему. Нумерация домов ведётся от Подкопаевского переулка.
Содержание
Происхождение названия
Название XVII—XVIII веков, дано по находящейся по соседству церкви. Хотя главный престол храма посвящён Живоначальной троице, он получил известность в Москве по приделу во имя трёх Святителей: Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста.
История
В 1924 году переулок был переименован в Большой Вузовский по располагавшемуся неподалёку (в Петроверигском переулке) Коммунистическому университету национальных меньшинств.
В 1929 году решением СНК СССР открылось новое высшее учебное заведение, чтобы без отрыва от производства дать высшее образование рабочим и демобилизованным после гражданской войны красноармейцам. Первые годы (1929—1931) занятия проходили в аудиториях Высшего технического училища им. И. И. Лепсе. Одновременно в Трехсвятительском переулке, на территории бывшего морозовского владения, было заложено здание вновь организованного института. Здание построили в 1931—1932 годах по проекту Ф. С. Ревенко для Машиностроительного института, но передали его Торфяному институту, где он находился до 1961 года. Вечерний же машиностроительный институт разместился в пустовавших со времен революции банях на Шаболовке. В этих помещениях он просуществовал до 1961 года, пока Московский торфяной институт не был переведен в Калинин (ныне Тверь).[1]
На базе Московского вечернего машиностроительного института (МВМИ) в 1962 году был создан Московский институт электронного машиностроения (МИЭМ), позднее — Московский государственный институт электроники и математики (технический университет), где он располагается по сей день. Был самостоятельным учебным заведением до 2012 года. В соответствии с Распоряжением Правительства РФ от 30 декабря 2011 г. № 2458-р[2] МИЭМ был присоединен к Национальному исследовательскому университету «Высшая школа экономики». С 2015 года в здании института располагается факультет права ВШЭ.
В 1994 году переулку возвращено историческое название.[3]
Примечательные здания и сооружения
- B Tryohsvyatitelsky Lane Jan 2010 01.jpg
- По нечётной стороне
- № 1-3 стр. 1 — в 1772 году участок принадлежал князю Сергею (Сербану) Кантемиру, сыну молдавского господаря Дмитрия Кантемира. Тому самому, кто продал в 1775 году Государыне своё имение Чёрная грязь и которое стало Царицыным.
- Одна из последующих владельцев, бригадирша Д. Н. Лопухина устроила здесь частное училище. В нём учился Андрей Дельвиг, брат поэтов Александра и Антона Дельвигов, военный инженер, будущий строитель Московского водопровода, министр и сенатор.
- В конце 1840-х годах участок приобрёл В. А. Кокорев. Поначалу там была гостиница, которую он сдавал. Но затем в конце 1850-х годов было построено здание (арх. И. Д. Черник) для Кокоревской картинной галереи (открытие состоялось 26 января 1862 года)[4].
- Знаменитый сад перед домом остался общедоступным. На примыкающей к саду территории через Хохловский переулок находятся сохранившиеся каменные палаты (XVII в.) дьяка Емельяна Украинцева, известного дипломата петровского времени. Именно здесь работал в Архиве Коллегии иностранных дел над «Борисом Годуновым» Пушкин. В архиве служили братья Веневитиновы и Тургеневы, В. Ф. Одоевский, А. К. Толстой, С. А. Соболевский и многие известные деятели русской культуры.
- Позже в саду проводили время С. Т. Аксаков, Ф. М. Достоевский, А. Н. Островский, Л. Н. Толстой, приезжавшие в редакцию журнала «Русский вестник». Она располагалась с другой стороны от сада по Большому Трехсвятительскому переулку.
- В 1875 палаты были переданы Московскому отделению Русского музыкального общества, появилась типография, в которой впервые увидели свет почти все произведения П. И. Чайковского. Композитор хорошо знал эти места, он даже хотел поселиться здесь.
- Впоследствии, после смерти Василия Александровича Кокорева в 1889 году, особняк перешёл М. Ф. Морозовой. Здесь рос Савва Морозов.[5] Перестроен в 1898 году архитектором П. А. Дриттенпрейсом в русском стиле. В оформлении принимал участие и С. Т. Морозов.
В 1911 г. (год смерти М. Ф. Морозовой) стоимость владения по Б. Трехсвятительскому, 1 достигла 234,7 тыс. рублей. Это был один из самых дорогих в Москве домов. Для сравнения, три дома П. М. Рябушинского (в том числе и тот, где сейчас музей Горького) стоили только 167 тысяч.[6]
- Во время июльского мятежа 1918 здесь базировался штаб левых эсеров. Отсюда обстреливался Кремль. После подавления мятежа сюда приезжали Дзержинский и Ленин.[7][8]
- В конце 1980-х в строительном котловане у пересечения Подкопаевского и Большого Трёхсвятительского переулков был обнаружен артиллерийский фугасный снаряд без взрывателя от трёхдюймовой (76-мм) пушки — дополнительное свидетельство ожесточённых боёв в самом центре Москвы.
- Здесь же снимался фильм Шестое июля.
- С 1960-х до 2001 года здесь располагался детский сад, который стал съёмочной площадкой фильма «Усатый нянь».[9]
- Любимый многими поколениями «Кокоревский сад» давно стал называться «Морозовским», и так называется москвичами до сих пор. Однако он был общедоступным вплоть до 2001 года, пока дом не попал в руки частного предпринимателя, который срубил декор, уничтожил внутренние интерьеры, вырубил старинную сирень и другие деревья, вырыл котлован, построил подземную парковку, выстроил высокий забор и поставил калитку с замком.[6]
- Жители района неоднократно писали в Управу Басманного района, вносили поправки в Генплан Москвы с требованием вернуть Сад городу.
- В декабре 2010 года жителями Басманного района ЦАО города Москвы создана Инициативная Группа «МОРОЗОВСКИЙ САД», целью, которой является возвращение общественного сквера «Морозовский Сад» жителям и гостям столицы.[10]
- № 1, стр. 2 — Мастерская Исаака Левитана. Построена также в 1889. Здесь бывали Шаляпин, Тимирязев, Чехов, В. А. Серов, А. М. Васнецов, К. А. Коровин.
- Мария Фёдоровна Морозова была известной и уважаемой благотворительницей, она и подарила художнику эту мастерскую.
В книге «Москва и москвичи» В. А. Гиляровский пишет: «…через знакомых оказала поддержку талантливому юноше (художнику И. И. Левитану) богатая старуха Морозова, которая его даже в лицо не видела. Отвела ему уютный, прекрасно меблированный дом, где он и написал свои лучшие вещи…»[5]
- Отсюда его и хоронили в июле 1900 года. На прощании были В. А. Серов (специально приехавший на похороны из-за границы), А. М. Васнецов, К. А. Коровин, И. С. Остроухов, Н. А. Касаткин, Л. О. Пастернак, В. В. Переплетчиков, К. Ф. Юон, В. К. Бялыницкий-Бируля, художественный критик П. Д. Эттингер, ученики, знакомые, почитатели таланта художника.[11].
- Является Памятником Федерального значения.[12]. В настоящее время здесь размещаются мастерские Академии Художеств. Флигель украшает памятная доска. Нуждается в реставрации.
- Мастерская И. Левитана. 2011 год.02.JPG
- Мастерская И. Левитана. 1890-е.JPG
- Мастерская И. Левитана. 2011 год.03.JPG
- Мастерская И. Левитана. 1890-е.06.JPG
- Moscow, Khokhlovsky 10Cx Levitan House Jan 2009 08.JPG
- В морозовском доме и в соседнем строении (д. № 3) с 1919 по нач. 1930-х гг. находилась специализированная тюрьма ВЧК-ОГПУ (Покровский концлагерь), в котором содержали, главным образом, бывших царских офицеров и белогвардейцев.
- В советское время в д. № 3 располагалось Центральное статическое управление СССР.
- № 1—3/12, стр. 6 (Покровский б-р, д. 12/1-3) — трансформаторная подстанция (1946)
- По чётной стороне
- № 2/1, стр. 4 (Трехсвятительский М. пер., д. 1/2) — Московский научно-исследовательский радиотехнический институт[13] (постройка 1980 года)
- № 2/1 — Флигель усадьбы Глебовых, XVIII—XIX веков
- № 4 — Здание бывшего Реформатского училища при Евангелическо-реформатской церкви (1913—1914, архитектор А. Э. Эрихсон), объект культурного наследия регионального значения[14]. В советские годы школа была национализирована и сменила ряд номеров: 42, 43, 24, 35, 327, 1227. В школе № 327 учились поэт и драматург В. М. Гусев, полярник Э. Т. Кренкель, пианист Л. Н. Оборин, кинорежиссёр Е. Л. Дзиган, бард и драматург А. А. Галич[15]. В настоящее время в здании бывшего Реформатского училища расположен филиал школы № 2095 с углублённым изучением английского языка.
- № 6/14 — Доходный дом Ю. Т. Крестовниковой, дочери М. Ф. Морозовой и Т. С. Морозова. 1913, арх. И. А. Герман.
- Часть его включает в себя здание известного в конце XIX в. ночлежного «ляпинского» дома, названного так по фамилии владельцев купцов М. и Н. Ляпиных.[16] — пишет С. К. Романюк.[17] — Ночлежка была бесплатной, и в ней селились почти исключительно нищие, которые собирались под длинным навесом задолго до открытия. Эта сцена воссоздана на картине В. Е. Маковского «Ночлежный дом», на первом плане которой, как предполагают, изображен художник А. К. Саврасов. В декабре 1881 г. ляпинский дом посетил Л. Н. Толстой. «Взойдя на гору, — писал он, — мы подошли к угловому большому дому. Большинство людей, шедших со мною, остановились у этого дома. По всему тротуару этого дома стояли и сидели на тротуаре и на снегу все такие же люди». Под впечатлением увиденного Толстой написал свою знаменитую статью «Так что же нам делать?», в которой резко ставил вопрос о нищете в Москве.
- № 14/6 — доходный дом, 1900-е гг.
Транспорт
- Трамваем А, 3 или 39 от метро Чистые пруды, Тургеневская.
- Китай-город.
См. также
Напишите отзыв о статье "Большой Трёхсвятительский переулок"
Примечания
- ↑ [mosday.ru/forum/viewtopic.php?t=2022 История МИЭМ]
- ↑ [web.archive.org/web/20120121132620/www.government.ru/gov/results/17784/ Распоряжение Правительства РФ от 30 декабря 2011 г. № 2458-р]
- ↑ [www.lawrussia.ru/texts/legal_524/doc52a529x504.htm Постановление Правительства Москвы № 968 от 25 октября 1994 года «О возвращении исторических наименований, присвоении новых наименований и переименованиях московских улиц»]
- ↑ [www.artchronika.ru/item.asp?id=2116 Наталья Семёнова // Артхроника]
- ↑ 1 2 [bogorodsk-noginsk.ru/atlas/24_lizunov.html Богородское краеведение. В. С. Лизунов // Минувшее проходит предо мною]
- ↑ 1 2 [www.phys.msu.ru/rus/about/sovphys/ISSUES-2004/1(37)-2004/proschai/ Прощай, любимый город!]
- ↑ [news.bbc.co.uk/hi/russian/russia/newsid_7487000/7487614.stm 6 июля: Мятеж, которого не было?]
- ↑ [www.apartment.ru/Article/4876665.html Большой Трёхсвятительский переулок. Прогулки по Ивановской Горке]
- ↑ [oldmos.ru/photo/view/15952 фотографии из фильма «Усатый нянь» с рассказом о Морозовском саде]
- ↑ [community.livejournal.com/morozovsky_sad/ Сообщество инициативной группы «Морозовский Сад» в Живом Журнале]
- ↑ [nearyou.ru/levitan/0lev_data.html Исаак Левитан. Основные даты жизни и творчества]
- ↑ [reestr.answerpro.ru/monument/?page=13&order=3&desc=1Городской реестр недвижимого культурного наследия Москвы]
- ↑ [www.mnirti.ru/index.php/about «Московский ордена Трудового Красного Знамени научно-исследовательский радиотехнический институт»]
- ↑ [data.mos.ru/opendata/7702155262-obekty-kulturnogo-naslediya-i-vyyavlennye-obekty-kulturnogo-naslediya/row/19663958 Объект № 19663883 культурного наследия города Москвы]. Портал открытых данных Правительства Москвы.
- ↑ А. А. Галич сначала учился в школе № 25 в Колпачном переулке, но его оттуда исключили и перевели в школу № 327
- ↑ Правильно — Лапиных.
- ↑ [testan.rusgor.ru/moscow/book/pereulok/mosper11_3.html Романюк С. К. Из истории московских переулков. Ивановская горка]
Ссылки
- [maps.yandex.ru Карты Яндекс] — [maps.yandex.ru/map.xml?mapID=1&size=1&scale=9&mapX=9282&mapY=9732&act=5&mapWidth=960&distance=1230,-6250;950,-6450;780,-7010;950,-7230;1340,-7410;1840,-7600;2360,-7800;3090,-8110&tool=grab Большой Трёхсвятительский переулок]
- [maps.google.com Google Maps] — [maps.google.com/maps?q=Moscow&t=h&hl=en&om=1&ie=UTF8&z=17&ll=55.75479,37.6452&spn=0.00262,0.01075&iwloc=addr Большой Трёхсвятительский переулок]
- [www.pravoslavie.ru/jurnal/030211121509 История храма Трёх Святителей] Проверено 11 ноября 2008 года.
Отрывок, характеризующий Большой Трёхсвятительский переулок
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
