Гран-при Австралии 1998 года

Гран-при Австралии 1998 года

англ. LXIII Qantas Australian Grand Prix
Дата	8 марта 1998 года
Место	Альберт-парк, Мельбурн, Австралия
Трасса	Альберт-парк (5303 м)
Дистанция	58 кругов, 302,271 км
Погода	Солнечно, жарко, сухо Воздух 30С °C
Поул
1:30,010	Мика Хаккинен McLaren-Mercedes
Быстрый круг
1:31,649	Мика Хаккинен
39 круг	McLaren-Mercedes
Подиум
Победитель	Мика Хаккинен McLaren-Mercedes
2 место	Дэвид Култхард McLaren-Mercedes
3 место	Хайнц-Харальд Френтцен Williams- Mecachrome
1 из 16 Гран-при Сезона 1998 / Гонка №615

Гран-при Австралии 1998 года — первый этап чемпионата Мира по автогонкам в классе Формула-1 сезона 1998 года. Прошёл на трассе в Альберт-парк в Мельбурне, Австралия. Соревнования состоялись 8 марта 1998 года.

Квалификация

Место	#	Пилот	Команда	Время
1	8	Мика Хаккинен	McLaren-Mercedes	1:30,010
2	7	Дэвид Култхард	McLaren-Mercedes	1:30,053
3	3	Михаэль Шумахер	Ferrari	1:30,767
4	1	Жак Вильнёв	Williams-Mecachrome	1:30,919
5	15	Джонни Херберт	Sauber-Petronas	1:31,384
6	2	Хайнц-Харальд Френтцен	Williams-Mecachrome	1:31,397
7	5	Джанкарло Физикелла	Benetton-Playlife	1:31,733
8	4	Эдди Ирвайн	Ferrari	1:31,767
9	10	Ральф Шумахер	Jordan-Mugen-Honda	1:32,392
10	9	Деймон Хилл	Jordan-Mugen-Honda	1:32,399
11	6	Александр Вурц	Benetton-Playlife	1:32,726
12	14	Жан Алези	Sauber-Petronas	1:33,240
13	20	Тораносукэ Такаги	Tyrrell-Ford	1:33,291
14	18	Рубенс Баррикелло	Stewart-Ford	1:33,383
15	12	Ярно Трулли	Prost-Peugeot	1:33,739
16	17	Мика Сало	Arrows	1:33,297
17	23	Эстебан Туэро	Minardi-Ford	1:34,646
18	19	Ян Магнуссен	Stewart-Ford	1:34,906
19	20	Рикардо Россе	Tyrrell-Ford	1:35,119
20	16	Педро Диниц	Arrows	1:35,140
21	14	Оливье Панис	Prost-Peugeot	1:35,215
22	22	Синдзи Накано	Minardi-Ford	1:35,301

Гонка

Во время свободных заездов пилоты McLaren не слишком старались поразить соперников сверхскоростями, явно сдерживая себя и свои машины. Первую практику с приличным преимуществом выиграл Михаэль Шумахер, а во второй Мика Хаккинен был лишь четвёртым. Но квалификация расставила все на свои места – поул достался Мике Хаккинену, сумевшего опередить на 0,043 секунды своего партнера по команде, Дэвида Култхарда. А вот показавший третье время Михаэль Шумахер проиграл паре McLaren аж 0,7 секунды.

Когда погасли огни светофора, сигнализировавшие о начале нового сезона, Хаккинен и Култхард отлично стартовали и остались на лидирующих позициях, а за ними расположился Михаэль Шумахер на Ferrari. Немец решился на атаку ДиСи, когда шотландец зацепил траву во втором повороте, но пилоту McLaren удалось отбить атаки двукратного, на тот момент, Чемпиона Мира и остаться вторым. Затем Михаэль потерял темп, и ему на хвост мгновенно сел ещё один Чемпион Мира, Жак Вильнев. Впрочем, Williams с прошлогодним мотором Renault, под названием Mecachrome оказался намного медленнее Ferrari и действующий чемпион мира так и остался позади.

По окончанию первого круга разрыв между Хаккиненом и Култхардом составлял 1,5 секунды, Шумахер отставал от финна на 2,8 секунды, а Вильнев проигрывал все 4,2. А по окончанию пятого круга «серебряные стрелы» и вовсе остались в гордом одиночестве, так как двигатель на машине Михаэля Шумахера приказал долго жить. Немец сошёл недалеко от выезда из боксов и нервно выбросил руль. Сезон начался совсем не так, как того хотелось бы Михаэлю.

После схода Шумахера стало ясно, что с McLaren бороться за победу просто некому. Ближайшим преследователем Хаккинена и Култхарда стал Жак Вильнев, который, выбрав консервативную стратегию с одним пит-стопом, проигрывал «серебряным стрелам» по три секунды с круга.

Таким образом, основная борьба и интрига гонки, развернулась за третье место, на которое претендовали сразу пятеро пилотов; Жак Вильнев, Джанкарло Физикелла, Джонни Херберт, Хайнц-Харальд Френтцен и Эдди Ирвайн. Но на 36 круге оживление на трибунах и перед экранами телевизоров вызвал Дэвид Култхард, неожиданно оказавшийся на первой позиции. До этого шотландец спокойно ехал вторым, и не помышлял об атаке на своего напарника по команде, но Мика вдруг заехал на пит-лейн, где его никто не ждал. Позже говорили, что у финна возникли неполадки с радио, но бытовало и мнение, что проблемы, скорее, со слухом Хаккинена, который так и не восстановился полностью после серьёзнейшей аварии трехлетней давности в Аделаиде.

Как бы там ни было, но в результате несвоевременного заезда на пит-лейн, Хаккинен потерял около 30 секунд, а вместе с ними, казалось, – и шансы на победу. Но надо отдать финну должное: Мика не позволил случившемуся выбить себя с равновесия. Вернувшись на трассу он начал стремительно нагонять Култхарда, стабильно «нарезая» быстрые круги.

Но вскоре Дэвиду четко дали понять, что Хаккинен потерял первое место по ошибке. И так, Култхард, победивший в Мельбурне в 1997 году, лидировал на протяжении 20 кругов, и в 1998 году и мог бы без особого труда довести гонку до триумфального конца. Но, когда до финиша Гран При оставалось меньше, чем три витка, Дэвид Култхард, сняв ногу с акселератора на стартовой прямой, пропустил Хаккинена вперед.

Ответ на вопрос, что же вынудило шотландца замедлиться станет известным только после окончания гонки. Как оказалось, Рон Деннис, пытаясь избежать внутрикомандной борьбы, попросил Мику и Дэвида договорится между собой, дабы не выяснять отношения непосредственно во время гонки. Денниса вполне можно было понять – во время зимних тестов серебряно-черные McLaren-Mercedes MP4/13 оказались на голову сильнее всех конкурентов. И это тут же стало проблемой команды – пилоты, имевшие до того равный статус, могли не поделить лидерство, испортив тем самым весь Чемпионат.

Понимая всю серьёзность сложившейся ситуации, Хаккинен и Култхард договорились, о том, что в гонке победит тот, кто первым войдет в первый поворот. Стартовав с поула, спринт к первому виражу выиграл Хаккинен… Парадоксально, но если бы не ошибка Мики, общественности о существование договора между гонщиками McLaren ничего так бы и не было известно…

В тот день «Серебряные стрелы» Хаккинена и Култхарда более чем на круг обогнали выступавшего на Williams Хайнца-Харальда Френтцена, который, в свою очередь, смог обставить Эдди Ирвайна. Пятым финишную линию пересек действующий Чемпион Мира, Жак Вильнев, который после гонки честно признал, что проигрывать круг лидеру ему совсем не понравилось, а шестым пришёл на финиш гонщик Sauber, Джонни Херберт.

Место	С	№	Пилот	Конструктор	Ш	Круги	Время/причина схода	О
1	1	8	Мика Хаккинен	McLaren-Mercedes	B	58	1:31:46,0	10
2	2	7	Дэвид Култхард	McLaren-Mercedes	B	58	+0,702	6
3	6	2	Хайнц-Харальд Френтцен	Williams-Mecachrome	G	57	+1 круг	4
4	8	4	Эдди Ирвайн	Ferrari	G	57	+1 круг	3
5	4	1	Жак Вильнёв	Williams-Mecachrome	G	57	+1 круг	2
6	5	15	Джонни Херберт	Sauber-Petronas	G	57	+1 круг	1
7	11	6	Александр Вурц	Benetton-Playlife	B	57	+1 круг
8	10	9	Деймон Хилл	Jordan-Mugen-Honda	G	57	+1 круг
9	21	11	Оливье Панис	Prost-Peugeot	B	57	+1 круг
Сход	7	5	Джанкарло Физикелла	Benetton-Playlife	B	43	Broken Wing
Сход	41	14	Жан Алези	Sauber-Petronas	G	41	Двигатель
Сход	11	12	Ярно Трулли	Prost-Peugeot	B	26	Коробка передач
Сход	19	20	Рикардо Россе	Tyrrell-Ford	G	25	Коробка передач
Сход	16	17	Мика Сало	Arrows	B	23	Коробка передач
Сход	17	23	Эстебан Туэро	Minardi-Ford	B	22	Двигатель
Сход	22	22	Синдзи Накано	Minardi-Ford	B	8	Полуось
Сход	3	3	Михаэль Шумахер	Ferrari	G	5	Двигатель
Сход	20	16	Педро Диниц	Arrows	B	2	Коробка передач
Сход	9	10	Ральф Шумахер	Jordan-Mugen-Honda	G	1	Столкновение
Сход	18	19	Ян Магнуссен	Stewart-Ford	B	1	Столкновение
Сход	13	21	Тораносукэ Такаги	Tyrrell-Ford	G	1	Вылет
Сход	14	18	Рубенс Баррикелло	Stewart-Ford	B	0	Коробка передач

Положение после Гран-при

Зачёт пилотов

Место	Пилот	Команда	Очки
1	Мика Хаккинен	McLaren-Mercedes	10
2	Дэвид Култхард	McLaren-Mercedes	6
3	Хайнц-Харальд Френтцен	Williams-Mecachrome	4
4	Эдди Ирвайн	Ferrari	3
5	Жак Вильнёв	Williams-Mecachrome	2
6	Джонни Херберт	Sauber-Petronas	1

Зачёт конструкторов

Место	Команда	Очки
1	McLaren-Mercedes	16
2	Williams-Mecachrome	6
3	Ferrari	3
4	Sauber-Petronas	1

Примечания

• Круги лидирования: Круг 1-23 Мика Хаккинен, Круг 24 Дэвид Култхард, Круг 25-35 Мика Хаккинен, круг 36-55 Дэвид Култхард, Круг 56-58 Мика Хаккинен.
• Первая победа Бриджстоун в Формуле-1.

Предыдущая гонка: Гран-при Европы 1997 года	FIA Формула-1 Чемпионат мира, сезон 1998 года	Следующая гонка: Гран-при Бразилии 1998 года
Предыдущая гонка: Гран-при Австралии 1997 года	Гран-при Австралии	Следующая гонка: Гран-при Австралии 1999 года

Отрывок, характеризующий Гран-при Австралии 1998 года

Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.