Гран-при Австралии 1997 года
Поделись знанием:
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
| англ. LXII Qantas Australian Grand Prix | |
|---|---|
| Дата | |
| Место | |
| Трасса |
Альберт-парк (5302 м) |
| Дистанция |
58 кругов, 307,516 км |
| Погода |
Переменная облачность, тепло, сухо |
| Поул | |
| 1:29,396 | |
| Быстрый круг | |
| 1:30,585 | |
| 36 круг | |
| Подиум | |
| Победитель | |
| 2 место | |
| 3 место | |
|
| |
| 1 из 17 Гран-при Сезона 1997 / Гонка №598 | |
Гран-при Австралии 1997 года — первый этап чемпионата Мира по автогонкам в классе Формула-1 сезона 1997 года. Прошёл на трассе в Альберт-парке в Австралии. Соревнования состоялись 9 марта 1997 года.
Гонка
| Место | С | № | Пилот | Конструктор | Ш | Круги | Время/причина схода | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | 4 | 10 |  Дэвид Култхард
|
McLaren-Mercedes | ? | 58 | 1:30:28,718 | 10 |
| 2 | 3 | 5 |  Михаэль Шумахер
|
Ferrari | ? | 58 | +20,046 | 6 |
| 3 | 6 | 9 |  Мика Хаккинен
|
McLaren-Mercedes | ? | 58 | +22,177 | 4 |
| 4 | 10 | 8 |  Герхард Бергер
|
Benetton-Renault | ? | 58 | +22,841 | 3 |
| 5 | 9 | 14 |  Оливье Панис
|
Prost-Mugen-Honda | ? | 58 | +1:00,308 | 2 |
| 6 | 13 | 17 |  Никола Ларини
|
Sauber-Petronas | ? | 58 | +1:36,040 | 1 |
| 7 | 16 | 15 |  Синдзи Накано
|
Prost-Mugen-Honda | ? | 56 | +2 круга | |
| 8 | 2 | 4 | Хайнц-Харальд Френтцен
|
Williams-Renault | ? | 55 | Тормоза | |
| 9 | 17 | 14 | Ярно Трулли
|
Minardi-Hart | ? | 55 | +3 круга | |
| 10 | 22 | 2 |  Педро Диниц
|
Arrows-Yamaha | ? | 54 | +4 круга | |
| Сход | 11 | 22 | Рубенс Баррикелло
|
Stewart-Ford | ? | 49 | Двигатель | |
| Сход | 18 | 19 | Мика Сало
|
Tyrrell-Ford | ? | 42 | Двигатель | |
| Сход | 19 | 23 |  Ян Магнуссен
|
Stewart-Ford | ? | 36 | Подвеска | |
| Сход | 8 | 7 | Жан Алези
|
Benetton-Renault | ? | 34 | Закончилось топливо | |
| Сход | 15 | 20 | Юкио Катаяма
|
Minardi-Hart | ? | 32 | Электрика | |
| Сход | 14 | 12 | Джанкарло Физикелла
|
Jordan-Peugeot | ? | 14 | Вылет | |
| Сход | 21 | 18 |  Йос Ферстаппен
|
Tyrrell-Ford | ? | 2 | Вылет | |
| Сход | 12 | 11 | Ральф Шумахер
|
Jordan-Peugeot | ? | 1 | Коробка передач | |
| Сход | 1 | 3 |  Жак Вильнёв
|
Williams-Renault | ? | 0 | Столкновение | |
| Сход | 5 | 6 | Эдди Ирвайн
|
Ferrari | ? | 0 | Столкновение | |
| Сход | 7 | 16 | Джонни Херберт
|
Sauber-Petronas | ? | 0 | Столкновение | |
| НС | 20 | 1 | Деймон Хилл
|
Arrows-Yamaha | ? | 0 | Дроссель | |
| НКВ | 23 | 24 | Винченцо Соспири
|
Lola-Ford | ? | - | Не прошёл квалификацию | |
| НКВ | 24 | 25 | Рикардо Россе
|
Lola-Ford | ? | - | Не прошёл квалификацию |
Напишите отзыв о статье "Гран-при Австралии 1997 года"
Примечания
- Педро-Паулу Диниц не вложился в 107% времени во время квалификации из-за технических неполадок, но был допущен к старту
| Предыдущая гонка: Гран-при Японии 1996 года |
FIA Формула-1 Чемпионат мира, сезон 1997 года |
Следующая гонка: Гран-при Бразилии 1997 года |
|
| ||
| Предыдущая гонка: Гран-при Австралии 1996 года |
Гран-при Австралии | Следующая гонка: Гран-при Австралии 1998 года |
| ||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Гран-при Австралии 1997 года
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
