Жан V де Бёй

Жан V де Бёй
Должность	адмирал Франции, граф де Сансер, виконт Карантана, сеньор де Бёй

Жан V де Бёй (фр. Jean V de Bueil; 1406 — 1477, шато де Вожур) — французский военный деятель эпохи Столетней войны, шевалье (с 1434 или 1435 года), адмирал Франции (1450—1461), граф де Сансерр (под именем Жан IV, 1451—1477), виконт Карантана (1450—1477), сеньор де Бёй, де Курсийон, Монтрезор и шато-э-Анжу, Сен-Кале, Вожура, Юссе.

Входил в число спутников Жанны д’Арк и имел прозвище Чума англичан. Всю свою жизнь посвятил преданному служению короне Франции.

Юношеские годы

Сын Жана IV де Бёя и Маргариты, графини Сансеррской. Отец и дядя 9-летнего Жана были убиты в битве при Азенкуре в 1415 году. Заботы о юном Жане взял на себя его дядя Ардуэн де Бёй, епископ Анжера. В 1418 году 12-летний Жан перенял от него сеньорию и остатки замка Вожур. В следующие годы жизни он часто посещал Вожур и в июле 1477 года умер именно в этом замке.

В августе 1422 года Жан V завершил своё обучение при виконте Гийоме II Нарбонском. В ходе его первой битвы Жану исполнилось всего лишь 18 лет. Это была битва при Вернёе в 1424 году, где он сражался под знамёнами герцога Алансонского и виконта Нарбонны, который был убит в этой битве. После этого Жан поступил на службу в наёмное войско Ла Гира. Несмотря на свои юные годы, де Бёй рано получил прозвище Чума англичан (фр. Fléau des Anglais).

В 1427 году Жан участвовал в осаде Люда, а в 1428 году был назначен капитаном Тура. 25 октября того же года Жан вошёл в Орлеан с 800 военными, составлявшими свиту Орлеанского бастарда. Он сражался под стягом Жанны д’Арк в ходе военных столкновений 1429 года в долине Луары. По распоряжению короля казначейство выплатило Жану в апреле и мае 1429 года вознаграждение 200 турских ливров для компенсации расходов на его 30 воинов и 40 помощников, понесённых при сопровождении торговцев, пополнявших продовольственные запасы осаждённого Орлеана. Жан V де Бёй также находился рядом с Жанной д’Арк при захвате Сабле, в битвах при Жаржо, Мен-сюр-Луар, Божанси, Пате, Реймсе (куда они сопровождали дофина Карла для его коронации).

Продвижение по службе

Жан де Бёй принял участие во множестве сражений в Нормандии, и в конце 1430-х годов получил назначение генерал-капитаном (фр. capitaine-général du roi) в провинции Анжу и Мэн, которые тогда располагались у границ французского королевства. Жан де Бёй защищал земли Иоланды Анжуйской от нападений шаек английских и французских наёмников, возглавляя отряд в 100 человек; в 1432 году в Бомоне, затем в Вивуене и Лоре. Он освободил город Сен-Селерен в апреле 1434 года и сражался с Родриго де Вилландрандо в битве у Ле-Пон-де-Се. Он также принял участие в небольшой войне против Андре де Лоеака и его замка в Сабле-сюр-Сарт.

В 1434 году, в возрасте 28 лет, он был удостоен дворянского титула шевалье после третьей осады Сен-Селерена в феврале и захвата Сийе-ле-Гийома. В следующем году вместе с Амбруазом де Лоре он сражался против Мэтью Го, которого захватили в плен вместе с Кириелем. В декабре 1439 года Жан отвоевал обратно у англичан крепость Сент-Сюзанн, которой англичане, возглавляемые сэром Джоном Фастольфом, владели на протяжении 14 лет. В ночь, когда командующего Мэтью Го не было на месте, французы застали врасплох и буквально выгнали англичан, пользуясь предательством английского солдата Джона Ферремена, жена которого была уроженкой Сент-Сюзанна.

На службе у короля Карла VII

Жан V де Бёй в 1433 году участвовал в пленении Жоржа де Ла Тремуйля и четырёх его спутников, а в 1439—1440 годах в прагерии — восстании крупных феодалов Франции против короля Карла VII. Бёй поселился в Сент-Сюзанне, несмотря на то, что его законным владельцем была семья Алансонов. В марте 1441 года король Карл VII предписал Жану вернуть город. Но он вернул город Алансонам только в марте 1447 года. Тем не менее, благодаря полководческому таланту Жан снова вернулся в милость у короля Франции. Бёй был назначен командовать основанными силами французов, направленными королём в Швейцарию и Германию, вместе с дофином Людовиком в 1444 году. 26 августа 1444 года де Бёй участвует в сражении у Бирса, рядом с Базелем, где швейцарцы потерпели поражение, но потери французских наёмников были чрезмерными.

Жан де Бёй с отличием служил до окончательного завоевания Нормандии. В 1450 году 44-летний Жан V получил должность адмирала Франции, и после смерти Прижана де Коэтиви (фр. Prigent de Coëtivy) при осаде Шербура стал капитаном Шербура. Должность адмирала давала её владельцу функции управляющего флотом на равных правах со всеми провинциальными адмиралтействами. Тем не менее, дополнительно он имел власть над военным флотом, торговым флотом, а также право вершить суд в юрисдикции своего адмиралтейства. Также Жан получил нормандское виконтство Карантан.

3 ноября 1450 года Жан ассистировал герцогу Бретонскому на церемонии оммажа, который тот приносил королю Франции.

Жан унаследовал графство Сансерр от своего дяди Беро III. 17 июля 1453 года Жан де Бёй участвовал в последнем сражении Столетней войны — битве при Кастийоне (англичане были разбиты).

Жан V де Бёй был женат на Жанне де Монжан (фр. Jeanne de Montjean), дочери Жана, сеньора де Монжан, и Анны де Сийе (фр. Anne de Sillé). Церемония венчания проходила в приходской церкви Бёй-ан-Турен. Впоследствии овдовев, 50-летний Жан V в 1456 году сочетался браком с Мартиной Тюрпен де Криссе (фр. Martine Turpin de Crissé), дочерью Антуана, сеньора де Криссе, и Анны де Ла Грезийе. В том же 1456 году Жан V распорядился построить в Сансерре зерновой амбар (уничтожен в 1883 году) и большое здание, где расположилась скотобойня. В 1458 году на распродаже имущества Жака Кёра «граф купил сеньорию Барлье, уплатив 3 тысячи золотых экю. Шатлению Вайи и Шарпиньон, а также превотства Меш и Баннеруа...». Укреплённый замок Жель он продал Антуану Шабанскому, графу Даммартену.

Отношения с королём Людовиком XI

После того как Людовик XI занял трон Франции в 1461 году, он разжаловал большую часть должностных лиц, близких к его отцу Карлу VII. В число таких лиц попал и де Бёй. Жан V был вынужден уступить должность адмирала в пользу Жана де Монтобана и покинуть королевский двор. В 1465 году де Бёй присоединился к Лиге общественного блага, чья деятельность была направлена против Людовика XI, но уже в 1469 году он снова попал в милость к королю, как и множество других ветеранов. Молодой король понял, что опыт этих людей необходим ему для противостояния растущей в то время военной мощи бургундцев. Жан V получил посты советника и камергера короля Людовика XI, а 1 августа 1469 года 63-летний де Бёй был посвящён в рыцари ордена Святого Михаила. 3 июня 1469 года Жан V принял короля в своём замке Вожур. 09 и 21 сентября 1473 года он одержал победу в сражениях при Уши и при Рибмоне. Изабо, аббатиса аббатства Бонлье (фр. abbaye de Bonlieu), в 1476 году передала Жану де Бёю хутор Куар и приход Диссе-су-Курсийон, который в возрасте 70 лет, менее чем за год до своей смерти, стал сеньором де Курсийон (фр. seigneur de Courcillon).

Семья и наследники

В первом браке Жан V и Жанна де Монтобан имели сына:

• Антуан де Бёй, граф Сансерр, сеньор де Бёй. 23 декабря 1461 года женился на Жанне Валуа (1448-1467), внебрачной дочери Карла VII и Агнессы Сорель.

Во втором браке Жана V с Мартиной де Криссе было два ребёнка:

• Эдмон де Бёй (умер в 1495 году), взявший в жёны Франсуазу де Лаваль.
• Франсуаза де Бёй, умерла в детстве.

Уже в преклонные годы, находясь в отставке, Жан V написал полу-автобиографическое повествование Le Jouvencel (1461—1466), где важное место было отведено описанию осады Орлеана. Большая часть текста, как оказалось, была позаимствована автором из «Книги о военных деяниях и о рыцарстве» (Livre des faits d’armes et de la chevalerie, 1405 год) средневековой писательницы Кристины Пизанской, а также из ряда иных источников. Однако большую ценность имеют личные представления Жана о бытовой жизни и военных действиях XV столетия. Этот труд выдержал пять печатных изданий в период с 1493 по 1529 год.

Литературные труды

• Jean de Bueil. [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k331566/f4.image Le Jouvencel]. — Париж: Librairie Renouard, 1887—1889. — Vol. I.
• Jean de Bueil. [archive.org/stream/lejouvencelparj00bueigoog#page/n11/mode/2up Le Jouvencel]. — Париж: Librairie Renouard, 1887—1889. — Vol. II.

Литература

• Louis Moréri. Le Grand Dictionnaire Historique Ou Le Mélange Curieux De L'Histoire Sacrée Et Profane: Qui Contient. — Brandmuller, 1740. — 723 p.

Отрывок, характеризующий Жан V де Бёй

– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.