Хильдерик I

Хильдерик I лат. Childericus I, фр. Childéric I<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Изображение Хильдерика I с бронзовой медали работы Жана Дасье. Около 1720 года.</td></tr>
король салических франков
457/458 — 481/482
Предшественник:	Меровей
Преемник:	Хлодвиг I
Рождение:	около 440
Смерть:	481/482 Турне
Род:	Меровинги
Отец:	Меровей
Мать:	неизвестна
Супруга:	Базина Тюрингская
Дети:	сыновья: Хлодвиг I дочери: Альбофледа, Лантехильда, Аудофледа

Хильдерик I — король франков приблизительно в 457/458—481/482 годах из династии Меровингов.

Предположительно, сын легендарного короля Меровея. Первый франкский король, существование которого подтверждено не только письменными, но и материальными историческими источниками.

Имя «Хильдерик» переводится с франкского языка как «Сильный в битве» или «Мощный воитель».

Биография

Начало правления и изгнание Хильдерика

Хильдерик был королём одного из племен салических франков и правил на территории с центром в Турне. Если о Хлодионе и Меровее и об их правлении практически ничего не известно, то о Хильдерике уже есть сведения, правда, довольно скудные у Григория Турского, заимствованные им, видимо, из анналов города Анже (Анжера), не дошедших до нашего времени. Григорий не говорит, в каком году Хильдерик стал королём в Турне, наследовав рано умершему Меровею. В целом, рассказ о нём у Григория Турского имеет несколько легендарный характер. Хильдерик, если верить Григорию Турскому, отличался чрезмерной распущенностью. Он совращал дочерей франков, за что франки лишили его королевской власти и, чтобы избежать казни, Хильдерик был вынужден бежать в королевство Тюрингию, к королю Бизину. Как видно, власть королей накануне образования варварских королевств из германских племён в значительной мере была ещё ограничена нормами военной демократии. Король мог быть лишён власти и изгнан в случае нарушения им прав свободных соплеменников. Франки, по словам Григория Турского, в его отсутствие, признали королём римского полководца в Северной Галлии Эгидия. Это должно, вероятно, пониматься таким образом, что франки в какой-то форме подчинились его авторитету императорского полководца. Следует отметить, что эта история подвергается сомнению современными исследователями, хотя существование союза между франками и Эгидием не оспаривается. Летом 458 года Эгидий вместе с франками взял Лугдун (совр. Лион), выбив оттуда бургундов. При этом город был жестоко разграблен.

Обстановка в Галлии

Между тем в Галлии складывалась следующая политическая ситуация. Когда в 455 году главнокомандующий римскими войсками в Галлии Авит был провозглашён императором и отбыл в Рим, Эгидий, ранее находившийся под его командованием, принял его должность. Во время краткого правления Авита и во время правления следующего императора Майориана, с которым Эгидий был дружен (они вместе служили в армии Аэция), военачальник в Галлии оставался верен Риму. Всё изменилось после того как в 461 году умер или был убит император Майориан, римское войско в Северной Галлии отделилось от правительства в Равенне и от военачальника Рицимера, по своему усмотрению назначавшего императоров. Поскольку территорию к югу от Луары заняли вестготы, а юго-востоком Галлии овладели бургунды, римская область в Северной Галлии оказалась как бы изолированной, что также способствовало её отделению. Между римскими войсками Эгидия и салическими франками продолжали действовать условия договора, заключённого ещё во время правления Хлодиона. Очевидно, римлян и франков объединяла опасность, которой грозили им нападения саксов на побережье, и попытки вестготов продвинутся за Луару. Кроме франков союзниками Эгидия были поселившиеся в Арморике (позднейшая Бретань) бритты и осевшие в районе Орлеана аланы.

Возвращение Хильдерика

Согласно франкской традиции, некий Виомад (Виомадий), который в своё время помог Хильдерику и его матери освободиться из плена у гуннов, и с тех пор был самым верным человеком у Хильдерика, сделал всё, чтобы правление Эгидия было непопулярным. Согласно Фредегару Эгидий, по совету Виомада, обложил франков тяжёлыми налогами и казнил 100 человек. Наконец, он добился того, чтобы франки дали согласие на возвращение Хильдерика. Послав, как было условлено, Хильдерику половину золотого (вторая часть находилась у Хильдерика), Виомад дал знак королю на возвращение. В 463 году, на 8-м году правления Эгидия, франки опять приняли Хильдерика. За ним последовала и Базина, жена Бизина, которая бросила мужа из-за любви к Хильдерику.

Хильдерик — союзник римлян

Сражение при Орлеане

За исключением этих полулегендарных сообщений Григория Турского, о первых годах правления Хильдерика больше ничего не известно. Спустя несколько глав, посвящённых церковным делам, Григорий кратко сообщает, что Хильдерик вёл войну под Орлеаном. Видно, что предыдущие и последующие события правления Хильдерика в повествовании франкского хрониста не очень связаны между собой; видимо, источником для них служили краткие исторические записи города Анже, не дошедшие до нас. Григорий не говорит, когда и против кого сражался Хильдерик. По-видимому, речь идёт о сражении при Орлеане в 463 году, в котором Эгидий разбил вестготов. Вестготский король Теодорих II решил воспользоваться наступившей неразберихой в Галлии и расширить свои владения на север. Эгидий отступил за Луару, преследуемый братом короля вестготов Фридерихом, но при Орлеане, получив подкрепление в виде отрядов франков Хильдерика и аланов, повернул назад и разгромил вестготов. В этой битве пал и Фридерих. После чего Эгидий и его союзники отбросили готов за Луару.

Саксонская угроза

Правление короля Хильдерика I по времени совпало с началом периода англосаксонского завоевания. Эти морские разбойники нападали не только на остров Британия, но и на северное побережье Галлии. Римскому населению Галлии, состоявшему в союзе с франками Хильдерика, постоянно приходилось отражать их набеги. Так саксы под командованием племенного вождя Одоакра вторглись в Арморику. Саксонские моряки заняли острова на реке Луаре, между Сомюром и Анже, и оттуда совершали нападения на римлян. Осенью 464 года от эпидемии чумы умер Эгидий, оставив сына по имени Сиагрий. Хильдерик стал союзником его преемника, римского военачальника Павла. Воспользовавшись сменой власти, Одоакр захватил Анже и получил из этого города, а также и из других мест заложников.

Новое наступление вестготов

В 467 году римским императором стал Прокопий Антемий — ставленник императора Восточной империи Льва I. Новый император прилагал все силы. чтобы восстановить контроль над Галлией. Так, он направил против аланов, обитавших в районе Орлеана, полководца Рицимера, за которого он выдал свою дочь. В первой же битве он нанёс поражение всему множеству аланов и королю их Беоргу, перебив их и уничтожив. Однако вскоре между Антемием и его зятем Рицимером возникла открытая борьба за власть, что ещё более усложнило и без того непростую ситуацию в Галлии.

Этой ситуацией решил воспользоваться новый король вестготов Эйрих, сменивший своего брата Теодориха II, и вознамерился подчинить себе всю Галлию — предположительно, за исключением бургундских земель. В 468 году префект претория Галлии Арванд, не признавший «греческого императора» Антемия, изменил ему и заключил союз с готским королём. Обнаружив это, император Антемий потребовал помощи у бриттов. Король бриттов Риотам с двенадцатитысячным войском прибыл из Британии, высадился с кораблей и проследовал в окрестности Буржа, чтобы попытаться защитить римскую провинцию Аквитанию Первую с Луары. Ему навстречу поспешил король Эйрих, ведя за собой бесчисленное войско. Ещё до того, как римляне соединились с бриттами, при Деоле (ныне предместье города Шатору на Эндре) произошла битва, в которой бритты потерпели поражение. Остаткам их войска пришлось бежать к бургундам, в то время римским федератам. Но Павел с помощью франков Хильдерика выступил против вестготов и унёс с поля боя богатую добычу.

Разгром саксов

Затем Павел и Хильдерик выступили против саксов Одоакра, захвативших Анже и его округу. Павел в этой битве с саксами был убит, а Хильдерик захватил город. Причём от вспыхнувшего в городе сильного пожара сгорел епископский дом. Саксы обратились в бегство, преследуемые римлянами и франками, и многих своих оставили на поле боя, сражённых мечом. Франки захватили и разорили острова саксов, при этом убили много народа. После этого Одоакр заключил союз с Хильдериком, и вместе они покорили алеманнов, захвативших часть Италии.

Срок правления Хильдерика и его отношение с церковью

После 468 года Хильдерик, вождь салических франков, исчезает с исторической сцены. В анналах больше его имя не встречается, и Григорий Турский, в своём труде опиравшийся на эти анналы, больше не приводит о нём никаких сведений, за исключением того что умершему Хильдерику наследовал его сын Хлодвиг I. Книга истории франков отводит Хильдерику срок правления, равный 24 годам, впрочем, из-за позднего времени составления этой книги, их точность вызывает сомнения. В соответствии с этим срок правления Хильдерика I принимается между 457/458 и 481/482 годами.

Несмотря на то что франки ещё не были христианами, источники свидетельствуют о мирном и добрососедском сосуществовании франков и романского населения, исповедующего ортодоксально-никейское христианство. Уже при Хильдерике христианская церковь в области салических франков получила особые права. Григорий Турский отмечает, что романское население страстно желало подчиниться власти франков. Дело в том, что франки были единственными из завоевателей Галлии, не исповедовавшими арианскую веру, поэтому ортодоксально-никейское духовенство не противилось их вторжению.

Смерть и гробница короля

Умер Хильдерик (вероятно, в возрасте 40 лет) в 481 году в Турне. Его могила была найдена 27 мая 1653 года при земляных работах по строительству приюта вблизи церкви Сен-Брис. В этой гробнице сохранились боевой топор, два меча (короткий — скрамасакс и длинный — спата), копьё, щит, а также ценные ювелирные изделия, такие как золотая брошь-застёжка плаща, золотой браслет, порядка 300 маленьких золотых кулонов в виде пчёл, служащих украшением парчового плаща, и кошель с 90 золотыми солидами чеканки времён императоров Восточной Римской империи, начиная с Феодосия II и до Зенона. Золотые ручки мечей и маленькие пчёлы были инкрустированы гранатом-альмадином. Найден был также скелет мужчины ростом не менее 180 см, носившего на пальце кольцо с именной печатью, где значилось Childerici Regis («Король Хильдерик»), что чётко доказывает принадлежность могилы данному королю.

Находки были представлены эрцгерцогу Леопольду Вильгельму фон Габсбург, бывшему в то время правителем Испанских Нидерландов. Врач герцога Жан-Жак Шифле (1588—1673), увлекающийся археологией, подробно описал найденный клад и даже оставил рисунки. В 1655 году он опубликовал книгу на латыни «Anastasis Childerici I. Francorum regis». После своей отставки в 1656 году Леопольд Вильгельм увёз найденные сокровища с собой в Вену. После смерти эрцгерцога клад был передан в дар Людовику XIV в 1665 году и хранился в королевской библиотеке (позже Национальная библиотека Франции).

После французской революции Наполеон, как символ победы над Бурбонами, заменил их гербовые лилии изображениями пчёл из могилы Хильдерика.

В ночь с 5 на 6 ноября 1831 года в музее было совершено ограбление. Были похищены сокровища из могилы Хильдерика и некоторые другие ценные предметы (всего около 80 килограммов). Большую часть похищенного воры переплавили. Лишь небольшую часть клада, в том числе двух пчёл, удалось найти. Из многочисленных артефактов, которые находились в гробнице, на сегодняшний день в оригинале сохранилось только несколько предметов. Однако благодаря подробным описаниям и рисункам Шифле, а также некоторым репродукциям из Вены, удалось реконструировать внешний вид и размер похищенного.

При раскопках в 1980-х годах было найдено ещё несколько гробниц, принадлежащих к этому же франкскому кладбищу. Кроме того, на расстоянии 15 — 20 м от предполагаемой гробницы Хильдерика нашли остатки нескольких принесённых в жертву лошадей без упряжи. Их датировали концом V века и относят ко времени Хильдерика. Это истолковывается как свидетельство того, что Хильдерик не был христианизирован.

Жены и дети

• Базина Тюрингская — жена Хильдерика с 463 года
  • Хлодвиг I (ок. 466—511), преемник Хильдерика I
  • Альбофледа (умерла ок. 498)
  • Лантехильда
  • Аудофледа (ок. 470 — после 526), жена короля остготов Теодориха Великого

Династия Меровингов
Предшественник: Меровей	король салических франков ок. 457/458 — 481/482	Преемник: Хлодвиг I

Литература

• Григорий Турский. История франков = Historia Francorum. — М.: Наука, 1987. — 464 с.
• [www.vostlit.info/Texts/rus/Gesta_Fr/frametext.htm Книга истории франков] = Das Buch von der Geschiche der Franken. // Quellen zur Geschichte des 7. und 8. Jahrhunderts. Ausgewaehlte Quellen zur deutschen Gechichte des Mittelalters. — Darmstadt, 1982. — Т. 4a.
• Фредегар. Хроника / / The Fourth Book of the Cronicle of Fredegar with its continuations. — London: Thomas Nelson and Sons Ltd, 1960.
• Лебек С. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/Article/lebek_prfrank.php Происхождение франков. V—IX века] / Перевод В. Павлова. — М.: Скарабей, 1993. — Т. 1. — 352 с. — (Новая история средневековой Франции). — 50 000 экз. — ISBN 5-86507-001-0.
• [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/5.htm Западная Европа]. // [replay.waybackmachine.org/20080511203747/www.genealogia.ru/projects/lib/catalog/rulers/0.htm Правители Мира. Хронологическо-генеалогические таблицы по всемирной истории в 4 тт.] / Автор-составитель В. В. Эрлихман. — Т. 2.
• Иордан. [www.vostlit.info/Texts/rus/Iordan/text2.phtml?id=577 О происхождении и деяниях гетов]. — СПб.: Алетейя, 1997. — Т. 2.
• Хильдерих // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Lot F. [classiques.uqac.ca/classiques/lot_ferdinand/la_gaule/la_gaule.html La Gaule. Les fondements ethniques, sociaux et politiques de la nation française]. — Paris: Librairie Arthème Fayard, 1947. — 592 с.
• Lot F. [classiques.uqac.ca/classiques/lot_ferdinand/la_france_origines/la_france.html La France. Dès origines à la guerre de cent ans]. — Paris: Librairie Gallimard, 1941. — 278 с.
• Lot F. [classiques.uqac.ca/classiques/lot_ferdinand/Naissance_de_la_france/Naissance_france.html Naissance de la France]. — Paris: Librairie Arthème Fayard, 1948. — 864 с.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/MEROVINGIANS.htm#Childericdied481 CHILDERICH I 451/57—481/82] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 7 февраля 2016.
• [www.manfred-hiebl.de/mittelalter-genealogie/merowinger/childerich_1_frankenkoenig_481.html Childerich I. von Frankenkoenig] (нем.). Genealogie Mittelalter: Mittelalterliche Genealogie im Deutschen Reich bis zum Ende der Staufer. Проверено 7 февраля 2016. [www.webcitation.org/65NvLgvmR Архивировано из первоисточника 12 февраля 2012].
• [www.hrono.ru/geneal/geanl_fr_01.html Генеалогическое древо Меровингов на «Хроносе»]

Исторические карты

• [www.ostu.ru/personal/nikolaev/europe450.gif Карта «Европа в первой половине V века»]
• [www.ostu.ru/personal/nikolaev/europe500.gif Карта «Европа во второй половине V века»]
• [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000017/map21.shtml Западная Европа в 476 г.]
• [lesson-history.narod.ru/map/frankgos.gif Франкское королевство]
• [jhist.org/maps/barbary01.htm Варвары]
• [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000032/map02.shtml Франкское государство в конце V — первой половине IX в.]

Отрывок, характеризующий Хильдерик I

– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.