Виконт Скарсдейл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виконт Скарсдейл

Герб виконтов Скарсдейл
Период

2 ноября 1911 - настоящее время

Титул:

Виконт Скарсдейл, барон Скарсдейл, баронет Керзон из Кедлстона

Родоначальник:

Джордж Натаниэл Керзон, 1-й виконт Скарсдейл

Когнаты:

Граф Хау

Родина

Великобритания

Подданство

Великобритания

Дворцы

Кедлстон-Холл в окрестностях Кедлстона в графстве Дербишир

Виконт Скарсдейл из Скарсдейла в графстве Дербишир — наследственный титул в системе Пэрства Соединённого королевства. Он был создан 2 ноября 1911 года для известного консервативного политика и бывшего вице-короля Индии Джорджа Керзона, 1-го барона Керзона из Кедлстона (1859—1925). В том же 1911 году он получил титул графа Керзона из Кедлстона, а в 1921 году для него был создан титул маркиза Керзона из Кедлстона.





История

Первым известным членом семьи Керзон был Джон Керзон (ок. 1599—1686), который получил титул баронета из Кедлстона в графстве Дербишир в Баронетстве Новой Шотландии (18 июня 1636 года) и Баронетстве Англии (11 августа 1641 года). В 16401648 годах он заседал в Палате общин от Дербишира. Его внук, сэр Джон Керзон, 3-й баронет (ок. 1674—1727), был депутатом Палаты общин от Дербишира. Его младший брат, сэр Натаниэл Керзон, 4-й баронет (ок. 1676—1758), заседал в парламенте от Дерби, Клайтеро и Дербишира. Его старший сын, сэр Натаниэл Керзон, 5-й баронет (1726—1804), также заседал в Палате общин от Клайтеро и Дербишира. В 1761 году для него был создан титул барона Скарсдейла из Скарсдейла в графстве Дербишир (Пэрство Великобритании). Лорд Скарсдейл позднее был председателем комитетов в Палате лордов. Его сын, Натаниэл Кезон, 2-й барон (1751—1837), представлял Дербишир в Палате общин Великобритании. Его внук, Альфред Натаниэл Холден Керзон, 4-й барон (1831—1916), был ректором Кедлстона.

Старший сын последнего, Джордж Натаниэл Керзон, 5-й барон Скарсдейл (1859—1925), был видным консервативным политиком. Он был депутатом Палаты общин от Саутпорта (1886—1898), занимал должности заместителя министра по делам Индии (1891—1892), заместителя министра иностранных дел (1895—1898), председателя совета по воздуху (1916—1917), лорда-хранителя Малой печати (1915—1916), лидера Палаты лордов (1916—1924, 1924—1925), лорда-председателя Совета (1916—1919, 1924—1925), министра иностранных дел (1919—1924), вице-короля Индии (1899—1905), лорда-хранителя пяти портов (1904—1905). После его назначения на пост вице-короля Индии в 1898 году он получил титул барона Керзона из Кедлстона в графстве Дербишир (Пэрство Ирландии). В 1908 году Джордж Натаниэл Керзон стал ирландским пэром-представителем в Палате лордов Великобритании. В 1911 году для него были созданы титулы барона Равенсдейла из Равенсдейла в графстве Дербишир, виконта Скарсдейла из Скарсдейла в графстве Дербишир и графа Керзона из Кедлстона в графстве Дербишир. Все эти титулы являлись Пэрством Соединённого королевства. В 1916 году после смерти своего отца он унаследовал титул 5-го барона Скасдейла и 9-го баронета Керзона из Кедлстона. В 1921 году для него был созданы титулы графа Кедлстона в графстве Дербишир и маркиза Керзона из Кедлстона (Пэрство Соединённого королевства).

В 1925 году лорд Керзон скончался, не оставив сыновей. После его смерти титулы барона Керзона из Кедлстона, графа Керзона из Кедлстона, графа Кедлстона и маркиза Керзона угасли. Баронство Равенсдейл унаследовала его старшая дочь, Мэри Ирен Керзон (1896—1966), а титул виконта Скасдейла приобрел его племянник, Ричард Натаниэл Керзон, 2-й виконт Скарсдейл (1898—1977), который также стал 6-м бароном Скарсдейлом и 10-м баронетом. После смерти 2-го виконта титулы перешли к его двоюродному брату, Фрэнсису Джону Натаниэлю, 3-му виконту Скарсдейлу (1924—2000). Он был сыном достопочтенного Фрэнсиса Натаниэля Керзона, третьего сына 4-го барона Скарсдейла.

По состоянию на 2014 год носителем титула являлся сын последнего, Питер Гислен Натаниэл Керзон, 4-й виконт Скарсдейл (род. 1949), который сменил своего отца в 2000 году.

Ашетон Керзон (1730—1820), сын Натаниэла Керзона, 4-го баронета (1676—1758), в 1802 году получил титул 1-го виконта Керзона и стал родоначальником графов Хау.

Семейная резиденция — Кедлстон-Холл в окрестностях деревни Кедлстон в графстве Дербишир.

Баронеты Керзон из Кедлстона (1641)

Бароны Скарсдейл (1761)

Маркизы Керзон из Кедлстона (1921)

Виконты Скарсдейл (1911, продолжение)

См. также

Напишите отзыв о статье "Виконт Скарсдейл"

Ссылки

  • Kidd, Charles, Williamson, David (editors). Debrett’s Peerage and Baronetage (1990 edition). New York: St Martin’s Press, 1990.
  • [www.leighrayment.com/ The Peerages of England, Scotland, Ireland, Great Britain and the United Kingdom]
  • Lundy, Darryl. [www.thepeerage.com/info.htm «FAQ»]. [www.thepeerage.com/ The Peerage].

Отрывок, характеризующий Виконт Скарсдейл



Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать , это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.