Караконджул

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Караконджул (болг. караконджул, макед. караконцол, серб. караконџула от греч. καλλικάντζαρος злой дух через турецкое посредство) — сверхъестественное существо, поверья о котором известны турками и грекам, а также сербам, македонцам и болгарам, находившимся в контакте с ними[1]. Считается преимущественно сезонным, святочным демоном.

Название, возможно, происходит от kalos-kentauros, что означает «красивый кентавр»[2].

Восточнославянскими параллелями караконджулам как святочным демонам являются шуликуны и кикимора.





В южнославянском фольклоре

Считается, что они выходят из воды или из пещер и нечистых мест на период от Рождества (иногда от Игнатьева дня, 20 декабря (2 января)) до Крещения (или Бабина дня, 8 (21) января)[3].

Сербы полагают, что караконджул появляется осенью, на северо-востоке Болгарии уподобляют святому Тодору и временем его вредоносных действий считают первую неделю Великого поста (см. Тодорова неделя в Болгарии). Повсеместно караконджул — ночной дух, исчезающий с первым криком петухов. Нередко отмечается связь с водой, особенно у сербов и черногорцев. По внешним признакам и функциям уподобляется другим мифологическим персонажам: вампиру, волколаку, оборотню, которые вместе со всей нечистой силой активизируются в святки. Видеть его могут только люди, рождённые в субботу[1].

В греческом фольклоре

Караконджул и Мировое древо

Существует поверье, что караконджулы (греч. καλλικάντζαρος — «калликантзарос») живут под землёй и пилят Мировое древо, чтобы в конце концов оно пало вместе со всей Землёй[2]. Однако, когда они приступают к отпиливанию последней части, наступает Рождество, и у них появляется шанс выйти наружу. Они забывают про Древо и выбираются на землю, чтобы устраивать бесчинства и донимать людей.

В конце концов, на Богоявление (6 января), они спускаются обратно под землю, чтобы продолжать пилить, но обнаруживают, что Мировое древо зажило, и им приходится заново браться за работу. Так повторяется каждый год.

В литературе

В романе Роджера Желязны «Этот бессмертный» Кассандра считает Константина-Конрада калликанзаросом.

См. также

Напишите отзыв о статье "Караконджул"

Примечания

  1. 1 2 Седакова, 1999, с. 466.
  2. 1 2 Carlo Ginzburg. [books.google.com/books?id=eV0ZhvAkHC0C&pg=PA169 Ecstasies: Deciphering the Witches' Sabbath]. — University of Chicago Press. — P. 169. — ISBN 978-0-226-29693-7.
  3. Толстой, 1990, с. 273.

Литература

Ссылки

Отрывок, характеризующий Караконджул



Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus seduisante de Petersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкою на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто всё, что она ни делала, было part de plaisir [развлечением] для нее и для всех ее окружавших.
– J'ai apporte mon ouvrage [Я захватила работу], – сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.