Филипп, Низье Антельм

Низье Антельм Филипп
Nizier Anthelme Philippe
Род деятельности:	спирит, маг-медиум, мартинист и предсказатель
Дата рождения:	25 апреля 1849(1849-04-25)
Место рождения:	Луазье (департамент Савойя)
Гражданство:	Франция Франция
Дата смерти:	2 августа 1905(1905-08-02) (56 лет)
Место смерти:	Лион

Низье́ Анте́льм Фили́пп (фр.  Nizier Anthelme Philippe; 25 апреля 1849 — 2 августа 1905) — спирит, маг-медиум, мартинист и предсказатель, был советником русского царя Николая II до Распутина, занявшего его место. Филипп одновременно был и почитаемой, и весьма спорной фигурой, а некоторые даже считали его вернувшимся Иисусом.

Детство

Родился в деревне в Савойе. С детства он был известен своими «необычными способностями». Его способности пришли к нему естественным образом, и в весьма юном возрасте; нет никаких оснований полагать, что он когда-либо учился с кем-то или у кого-то, чтобы усовершенствовать или контролировать их: «Мне не было и шести лет, а деревенский священник уже волновался о некоторых явлениях, которых я ещё не осознавал. В тринадцать лет я получил способность исцелять, и тем не менее я все ещё не был способен оценить странные вещи, происходившие во мне». Это значит, что Мастер Филипп начал свою жизнь как целитель, несмотря на то, что сам не понимал, кем является.

В 14 лет отправился в Лион, где стал учеником своего дяди-мясника. Здесь впервые он открыто продемонстрировал свои способности к целительству. Когда он порезал сухожилия большого и указательного пальцев на левой руке во время потрошения скотины, он вправил большой палец, который был почти перерезан и сильно кровоточил, и начал молиться. Он просил Бога присоединить палец обратно к кисти, и несколько мгновений спустя кровь свернулась, и случилось чудо. Когда вскоре после этого врач в госпитале осмотрел рану, он просто наложил защитную повязку, отметив, что рана вероятно не инфицирована. Но несмотря на это чудесное исцеление, когда в 1870 году он записался добровольцем в армию, он недолго пробыл действующим солдатом из-за этой травмы.. Открытие в себе «чудесных способностей» к исцелению привело Мастера Филиппа к тому, что ему пришлось выбирать, чем заниматься в жизни дальше, и в 1872 году, после серии «сеансов», во время которых он лечил больных, он решил открыть кабинет в приютившем его городе Лионе, где люди могли бы консультироваться с ним индивидуально. Переход из мясника в целители имел ещё одно преимущество: он хотел учиться, но не имел возможности, а теперь смог возобновить свои занятия и обучение медицине.

Деятельность и личная жизнь

В связи с многочисленными успешными исцелениями больных — репутация Мастера Филиппа стала неуклонно расти, однако вместо поддержки со стороны коллег-врачей он получил от них лишь зависть и преследования. За незаконную медицинскую практику преследовался французской полицией и штрафовался, осуждался в 1887 и 1890 годах. Сотрудничал с другим известным оккультистом Папюсом. В 1895 году последовав уговорам Папюса основал «школу магнетизма» в Лионе.

Забрать лицензию за лечение без должной степени — это все, что власти могли сделать. Мастер Филипп редко прикасался к своим пациентам, так что ему больше не могли предъявить нелепые обвинения в нарушении законов врачевания. Во время общения с пациентом, он просто проводил опрос, и просил Божьей помощи в исцелении. Следовательно, было очень сложно применить большие санкции, чем те, что уже были проведены.

В 1877 году Филипп Низье женился на Жанне Ландар. Они встретились в 1875, когда его будущая теща привела свою дочь, которая была больна, к нему на прием. Он вылечил её, и она начала помогать ему на его сеансах. После свадьбы у них родилось двое детей. Старшая, Жанна Виктория, родилась в 1878 году и в 1897 вышла замуж, также за врача. В 1881 году родился сын Альберт, но умер в возрасте трёх месяцев.

К этому времени его слава распространилась далеко за пределами Лиона; он лечил Тунисского Бея в 1881 году, и хотя дома у него все ещё не было звания врача, в 1884 году ему предложили степень доктора медицины в Университете Цинциннати; в 1885 он стал почётным жителем итальянского города Акри «за заслуги перед наукой и человечеством», а в 1886 Королевская Академия Рима наградила его почётным титулом Доктора Медицины. Несмотря на это, 3 ноября 1887 года дома он был снова осуждён за нелегальную медицинскую практику, и ещё раз — в 1890 году.

В следующее десятилетие он приобрел могущественных друзей. Одним из них стал Жерар Анкосс, более известный как Папюс, знаменитый как оккультист, но в первую очередь — как квалифицированный врач. Многие историки оккультизма писали о Папюсе, обращая внимание на то, что он был главой нескольких влиятельных тайных обществ во Франции, но немногие подчеркнули, что Папюс и «Мэтр Филипп» были очень близкими друзьями, и познакомились при самых необычных обстоятельствах.

Есть несколько версий того, как они встретились. Обычное мнение состоит в том, что Папюс проводил у себя дома оккультный ритуал, и уже собирался войти в магический круг, вооружённый магическим мечом, не зная, что церемония приведет его к неминуемой смерти. Мэтр Филипп по воле случая проходил по улице, и его внимание привлекла открытая входная дверь Папюса; он вошёл в дом, не спрашивая разрешения, и застал его жителя собиравшимся проводить ритуал. «Мастер Филипп сказал ему остановиться, таким образом спас ему жизнь, и стал его наставником и близким другом. Другая версия утверждает, что Папюс видел Мэтра Филиппа во сне, и мгновенно узнал в нем своего «спасителя».

Степень их дружбы лучше всего можно проиллюстрировать, заметив, что Филипп стал крёстным отцом сына Папюса Анкосса, также названного Филиппом, который позже написал книгу «Мэтр Филипп из Лиона».

Мастер Филипп в России

В сентябре 1900 года Великий Князь Владимир был одним из нескольких русских знатных особ, навестивших Филиппа в Лионе. По возвращении в Россию, он пригласил туда Низье, который прибыл 29 декабря 1900 и оставался в России два месяца. Другие русские благородные особы рассказывали, как они виделись с Низье во время мессы в Фурвьер, «высоком городе» Лиона. В проповеди священника говорилось о том, что чудеса, описанные в Библии, не стоит воспринимать буквально. После окончания мессы, Филипп хотел поговорить со священником и сказать ему, что тот ошибался. «Пусть молния ударит в эту церковь, если я поверю этому», ответил священник. Тогда Низье посмотрел ему в глаза, сделал некий жест и в тот же миг молния сверкнула в соборе, ударила им под ноги, и загремел оглушащий гром. Увиденное поразило русскую знать. В дальнейшем в документах о его русских подвигах было сказано, что в России Низье воспринимали как мага, и что он даже способен был остановить бурю!

После этого, когда члены царской семьи приехали во Францию, некоторые из них навестили Филиппа в Лионе, в том числе и Николай Николаевич-Младший, дядя Николая II который и представил впоследствии Филиппа Низье царю. Так в 1901 году Низье познакомился с Николаем II и его женой Александрой Федоровной.

Во время пребывания при русском дворе, Николай II очень привязался к Мастеру Филиппу, и интересовался его мнением по многим вопросам. 21 сентября 1901 года Низье, будучи при императорском дворе, предсказал рождение наследника Алексея в 1904 году, а также военное поражение и революцию.

Император Николай II был настолько впечатлен Низье, что спросил министра иностранных дел, может ли французское правительство в конце концов дать ему официальную степень доктора, чтобы он мог приглашать его к Императорскому двору, не вызывая внутренних проблем. Французское правительство отклонило прошение. Царь хотел дать ему звание доктора самолично, но его министры сказали, что для этого Низье должен сдать экзамены.

Экзамен был, по меньшей мере, необычным. Жюри было созвано, и Низье попросил его членов список номеров больничных кроватей. Он начал сеанс, в котором даже не подходя к больнице продиагностировал каждого больного, и сказал, что все они теперь исцелены. Профессора прибыли в госпиталь, чтобы проверить то, что сказал Низье, и 8 ноября 1901 года он получил звание доктора медицины в Российской империи.

После рождения Алексея, которое было предсказано, "Мастер Филипп", находившийся в то время в Лионе, написал Николаю II-ому, заявив, что это письмо является его завещанием, так как час его смерти приближается. Он сказал, что покинет это физическое тело 2 августа 1905 года, и также предсказал падение Российской империи в следующем десятилетии, что повлечет за собой уничтожение многих христиан и всей Императорской семьи. Он написал, что видит столетие, полное ужасов в России. Его сокрушения о судьбе России заканчивалась словами: «Россия восстановит свой законный суверенитет и наследование Императорской династии, которое выведет её к великому процветанию и миру. Я вернусь в образе ребёнка, и те, кто должны будут меня признать, сделают это».

Давал различные советы императрице. Подарил императрице икону с колокольчиком, который должен был звонить при приближении к Александре Федоровне людей «с дурными намерениями». Из писем императрицы Александры Фёдоровны к императору Николаю II-ому:

Вспомни слова m-r Филиппа, когда он подарил мне икону с колокольчиком. (4 дек. 1916)

…Вспомни, что m-r Филипп сказал, что нельзя давать конституции, так как это будет гибелью России и твоей…" (14 дек. 1916)

Наш первый Друг дал мне икону с колокольчиком, который предостерегает меня от злых людей и препятствует им приближаться ко мне. Я это чувствую и таким образом могу и тебя оберегать от них…Это не по моей воле, а Бог желает, чтобы твоя бедная жена была твоей помощницей. Гр. всегда это говорил, — m-r Ph. тоже…(16 июня 1915)

Я … слыхала от Их Величеств, что М. Philippe до своей смерти предрек им, что у них будет «другой друг, который будет говорить с ними о Боге». Впоследствии появление Распутина, или Григория Ефимовича, как его называли, они сочли за осуществление предсказания М. Philippe об ином друге. — рассказывала в своих мемуарах А.Вырубова.

Конец жизни

Смерти «Мэтра Филиппа» предшествовала огромная личная потеря. В августе 1904 года его дочь заболела, и все в его семье просили исцелить её. Он ответил: «Воля Небес в том, что она должна оставить нас; но несмотря на это, чтоб доказать, что Небеса способны на все, ей станет лучше на два дня, но на третий она вернется в то же состояние, в котором пребывает сейчас». Так и произошло; она умерла 29 августа 1904 года. Во время её похорон он сказал, что должен был пожертвовать своей дочерью, и ему было запрещено исцелять её; и что она перешла на «мирный путь». «Эта смерть распяла меня живьем».

С февраля 1905 года и далее собственное здоровье Филиппа Низье начало ухудшаться; он больше не мог покидать свой дом, и когда пришёл предсказанный час его смерти, он встал со своего стула (люди в комнате не заметили этого, так как их отвлек шум снаружи), и беззвучно упал на пол мёртвый.

За два года до этого, в феврале 1903 года, он начал приготовления к своему уходу, прощаясь с людьми, входящими во ближний круг его общения, и указав, что Жан Чапас продолжит его дело после его ухода. Действительно, Чапас продолжал проводить сеансы вплоть до собственной смерти в 1932 году.

Но Чапас был лишь одним из целого ряда последователей, в который также входили Жан Лелуп (Поль Седир), Кирилл Скотт, а также Жан де Ригнис, несмотря на то, что последний родился лишь в 1917 году (а умер в 2001). Де Ригнис, который был связан с Папюсом, утверждал, что в один прекрасный день голос Мастера Филиппа озарил его душу.

Философия и мировоззрение

Филипп считал, что болезнь не является наказанием; «если бы наши души не были больны, наши тела также были бы здоровы». Он говорил, что Бог не наказывает нас и все, что с нами случается, происходит только лишь из-за «прошлых поступков». Он верил в реинкарнацию, и считал, что некоторые болезни могут длиться несколько жизней; «Болезнь должна быть преобразована во что-то хорошее». Он также был убеждён, что наш физический внешний вид является отражением нашей души, и что мы можем изменить нашу внешность, если изменим облик нашей души, то есть искоренить проблемы, которые мы несем за собой из прошлых инкарнаций. Он уверял, что «все отмечено в наших чертах лица. Мы несем на себе отпечаток того, кем мы являемся». И: «Человек, который сражается со своими страстями, за три-четыре года может изменить свою внешность, даже если он стар».

Объясняя метод своего лечения, он говорил, что ему необходимо знать человека в течение нескольких веков, и что он должен отпустить некоторые его грехи. Однажды он рассказал молодому человеку о причинах его специфической болезни, говоря: «В 1638 году ты был с феодалом, возле Сен-Марселен» и затем продолжил объяснять, что же за поступки в той жизни стали причиной его болезни в этой. Такой метод диагностики предполагает, что он был способен видеть прошлые инкарнации человека, как будто при одном лишь взгляде «память души» загружалась в разум Филиппа для анализа. Он говорил, что может ясно видеть свои прошлые жизни, констатируя: «Я не знаю, верите ли вы в реинкарнацию. Вы вольны верить в это или нет. Но я знаю точно, что существовал ранее, уходя и возвращаясь, и я знаю, когда уйду снова». И: «Душа намного старше тела, и мы приходим в этот мир, чтобы заплатить свои долги, так как за все должно быть заплачено. Я был бы рад услышать доказательства того, что мы не вернемся».

Похоже, что Низье соединял свои целительские способности с изменением «кармы»: «Вы становитесь передо мной и говорите мне, что с вами. Когда вы делаете это, что-то сверхъестественное происходит в вас и, если моя душа слышит ваши слова, вы исцеляетесь». И: «Чтобы исцелить больного, необходимо попросить Бога о прощении всех своих грехов, и в тот же миг душа укрепляется, а тело исцеляется».

И хотя он утверждал, что это как бы форма «самолечения», ясно, что он сам выполнял роль ворот, медиума. Так почему же лишь он мог делать это, а не каждый мужчина или женщина? Ключ, похоже, в том, что он был всегда положительно настроен, и никогда не поддавался злым мыслям: «Если бы только вы могли провести пол дня без злых мыслей и слов, не говоря дурного о тех, кто не с нами, не осуждая людей, тогда молитва, которую вы вознесете, будет услышана Небесами. Я часто говорю, что лучше не молиться вовсе, чем молиться плохо, ведь если вы молитесь после того, как сделали что-то плохое кому-либо и потом говорите, что любите своих ближних, то вы лжёте, а ложь строго запрещена Небесными законами».

Таким образом, карма и реинкарнация были весьма важными деталями системы взглядов Низье. Он также говорил, что Бог не судит нас, а мы сами судим себя:

«Мы имеем хранителя, который регистрирует все наши мысли и действия. Все записано, и в момент смерти мы читаем то, что сделали».

«Мы всегда несем ответственность, и потому необходимо думать, прежде чем действовать».

На вопрос, почему же так происходит, он отвечал:

«Когда Отец послал нас сюда, он поместил в нас сильное желание приобретения, отсюда и причина появления семи смертных грехов». Он добавил: «Каждый грех соотносится с определённым органом».

Материализм видит это как «яблоко» в Саду Эдемском, пытаясь соблазнить нас, и мы попались на эту удочку слишком легко. Низье, напротив, предположил, что «мысли — в сердце, а в мозгу есть лишь отражения этих мыслей. Мысль отличается от размышлений, мысль — это прямое проникновение в свет».

Некоторые могут заметить, что философия Низье подобна восточной, но он не одобрял кремацию: «Человек не имеет права позволить, чтобы его кремировали после смерти. Он должен вернуть земле то, что она дала ему; земля должна совершить превращение трупа. Двух метров грунта вполне достаточно, чтобы очистить трупные эманации. Если человек сгорел вследствие несчастного случая, это совсем другое … те, кто были кремированы, вынуждены будут ждать очень долго, прежде чем смогут вернуться».

Он также не был согласен с христианством в том, что всего лишь акт Крещения обеспечивает человеку место в раю:

«когда ребёнок умирает после Крещения, говорят, что он попадает в рай. Но это не так. Лучше бы ему жить до 80, тогда у него будет время чтобы страдать, иметь проблемы, несчастья и, следовательно, в некоторой степени оплатить свои долги».

По поводу самоубийств, он говорил, что «те, кто совершает самоубийство чтобы завершить свои страдания, ошибаются, ведь им необходимо будет вернуться, чтобы искупить свою ошибку и возвратить время, которое они заняли».

См. также

• Жерар Анкосс (Папюс)
• Мартинизм

Литература

• Георгий Иванов. Книга о последнем царствовании
• [scepsis.ru/library/id_1834.html Арон Аврех. Царизм накануне свержения]
• Serge Caillet, Monsieur Philippe, l’ami de Dieu, éditions Dervy, 2000 ISBN 2850768235
• Alfred Haehl, Vie et paroles du Maître Philippe, éditions Dervy, 1999 ISBN 2850766801
• Philippe Encausse, Le maître Philippe, de Lyon. Thaumaturge et Homme de Dieu, 1997, Éditions Traditionnelles ISBN 2713800447. «Paroles de M. Philippe» recueillies dans ses «enseignements» d’avril 1893 à novembre 1904 : p. 223—343 (par ordre alphabétique).
• François Brousse, L'évangile de Philippe de Lyon, la Licorne ailée, Clamart, 1994
• Renée-Paule Guillot, Philippe de Lyon : médecin, thaumaturge et conseiller du tsar, les Deux Océans, Paris, 1994 ISBN 2866810538
• Dr Bertholet, La réincarnation d’après le Maître Philippe de Lyon, éditions rosicrutiennes, Pierre Genillard éditeur, Lausanne, 1960

Le Mercure Dauphinois — Collection Autour de Maître Philippe de Lyon :

• Claude Laurent, Guérisons et enseignement de Maître Philippe, [www.lemercuredauphinois.fr/data/pages_site/traitement_menu.php?id=6 Le Mercure Dauphinois, Collection Autour de Maître Philippe de Lyon, 2003] ISBN 2913826288
• Sédir, La vie inconnue de Jésus-Christ, [www.lemercuredauphinois.fr/data/pages_site/traitement_menu.php?id=6 Le Mercure Dauphinois, Collection Autour de Maître Philippe de Lyon], 2003
• Auguste Jacquot, Auguste Philippe, Les réponses de Maître Philippe — Suivies des enseignements recueillis par son frère Auguste, [www.lemercuredauphinois.fr/data/pages_site/traitement_menu.php?id=6 Le Mercure Dauphinoism Collection Autour de Maître Philippe de Lyon], 2004
• Phaneg, L’Esprit qui peut tout, [www.lemercuredauphinois.fr/data/pages_site/traitement_menu.php?id=6 Le Mercure Dauphinois, Collection Autour de Maître Philippe de Lyon], 2004
• Jean Baptiste Ravier, Confirmation de l’Evangile par les actes et paroles de Maître Philippe de Lyon, [www.lemercuredauphinois.fr/data/pages_site/traitement_menu.php?id=6 Le Mercure Dauphinois, Collection Autour de Maître Philippe de Lyon], 2005
• Philippe Collin, Monsieur Philippe de Lyon — Album souvenirs, Le Mercure Dauphinois, [www.lemercuredauphinois.fr/data/pages_site/traitement_menu.php?id=6 Le Mercure Dauphinois, Collection Autour de Maître Philippe de Lyon], 2005
• Philippe Collin, Vie et enseignements de Jean Chapas Le disciple de Maître Philippe de Lyon, [www.lemercuredauphinois.fr/data/pages_site/traitement_menu.php?id=6 Le Mercure Dauphinois, Collection Autour de Maître Philippe de Lyon], 2006
• Les carnets de Victoire Philippe, [www.lemercuredauphinois.fr/data/pages_site/traitement_menu.php?id=6 Le Mercure Dauphinois, Collection Autour de Maître Philippe de Lyon], 2006

Ссылки

• [teurgia.org/index.php?option=com_content&view=article&id=380:2010-07-07-00-21-51&catid=50:2010-01-14-20-38-18&Itemid=70 перевод биографии Мэтра Филиппа Низье] — на основании этой статьи создана эта статья, с разрешения переводчика.
• [www.livres-mystiques.com/partieTEXTES/Vieetparoles/titre.html La Vie et les Paroles du Maître Phillippe]  (фр.)
• [teurgia.org/index.php?option=com_content&view=article&id=366:2010-05-21-12-58-16&catid=50:2010-01-14-20-38-18&Itemid=70 Жерар Анкосс и Мэтр Филиипп] Статья опубликованная в журнале «Караван историй», в апреле 2005 г.
• [www.les-compagnons-de-samarie.fr Paroles de Vie de Monsieur Phillippe]  (фр.)
• [www.lecloslandar.fr Clos Landar, maison de Monsieur Philippe à l’Arbresle]  (фр.)

Отрывок, характеризующий Филипп, Низье Антельм

Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.
– Граф, граф! – кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны, – граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? – подумал Ростов. – Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, – подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. – Что бы это ни было, однако, – подумал он, – теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели всё погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось всё более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працом.
– Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? – спрашивал Ростов, ровняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.
«Потом, что же я буду спрашивать государя об его приказаниях на правый фланг, когда уже теперь 4 й час вечера, и сражение проиграно? Нет, решительно я не должен подъезжать к нему. Не должен нарушать его задумчивость. Лучше умереть тысячу раз, чем получить от него дурной взгляд, дурное мнение», решил Ростов и с грустью и с отчаянием в сердце поехал прочь, беспрестанно оглядываясь на всё еще стоявшего в том же положении нерешительности государя.
В то время как Ростов делал эти соображения и печально отъезжал от государя, капитан фон Толь случайно наехал на то же место и, увидав государя, прямо подъехал к нему, предложил ему свои услуги и помог перейти пешком через канаву. Государь, желая отдохнуть и чувствуя себя нездоровым, сел под яблочное дерево, и Толь остановился подле него. Ростов издалека с завистью и раскаянием видел, как фон Толь что то долго и с жаром говорил государю, как государь, видимо, заплакав, закрыл глаза рукой и пожал руку Толю.
«И это я мог бы быть на его месте?» подумал про себя Ростов и, едва удерживая слезы сожаления об участи государя, в совершенном отчаянии поехал дальше, не зная, куда и зачем он теперь едет.
Его отчаяние было тем сильнее, что он чувствовал, что его собственная слабость была причиной его горя.
Он мог бы… не только мог бы, но он должен был подъехать к государю. И это был единственный случай показать государю свою преданность. И он не воспользовался им… «Что я наделал?» подумал он. И он повернул лошадь и поскакал назад к тому месту, где видел императора; но никого уже не было за канавой. Только ехали повозки и экипажи. От одного фурмана Ростов узнал, что Кутузовский штаб находится неподалеку в деревне, куда шли обозы. Ростов поехал за ними.
Впереди его шел берейтор Кутузова, ведя лошадей в попонах. За берейтором ехала повозка, и за повозкой шел старик дворовый, в картузе, полушубке и с кривыми ногами.
– Тит, а Тит! – сказал берейтор.
– Чего? – рассеянно отвечал старик.
– Тит! Ступай молотить.
– Э, дурак, тьфу! – сердито плюнув, сказал старик. Прошло несколько времени молчаливого движения, и повторилась опять та же шутка.
В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.