Вайнз, Эллсуорт

Эллсуорт Вайнз
Гражданство	США США
Дата рождения	28 сентября 1911(1911-09-28)
Дата смерти	17 марта 1994(1994-03-17) (82 года)
Место рождения	Лос-Анджелес, США
Место смерти	Ла-Квинта, Калифорния, США
Рост	185 см
Рабочая рука	правая
Одиночный разряд
Наивысшая позиция	1
Турниры серии Большого шлема
Уимблдон	победа (1932)
США	победа (1931, 1932)
Парный разряд
Турниры серии Большого шлема
Австралия	победа (1933)
США	победа (1932)
Завершил выступления

Генри Эллсуорт (Элли) Вайнз (англ. Henry Ellsworth 'Elly' Vines; 28 сентября 1911, Лос-Анджелес — 17 марта 1994, Ла-Квинта) — американский теннисист и игрок в гольф. Шестикратный победитель турниров Большого шлема в одиночном, мужском парном и смешанном парном разрядах, член Международного зала теннисной славы с 1962 года.

Теннисная карьера

Любительская карьера

В начале спортивной карьеры Эллсуорт Вайнз занимался баскетболом и даже выступал в этом виде спорта за сборную колледжа, но постепенно переключился на теннис. Когда в 18 лет Вайнз появился на Восточном побережье США, журналисты, впечатлённые его яркой и мощной игрой, заговорили о нём, как о новой Калифорнийской Комете — прозвище, которое носил другой игрок из Калифорнии, Морис Маклафлин, за двадцать лет до него. Однако в это время его игра не отличалась ещё стабильностью, он проиграл Сидни Вуду, не обладавшему сильным ударом, и пресса решила было, что Комета уже сгорела. Однако Вайнз сумел доказать, что журналисты ошиблись. В неполные двадцать лет он стал чемпионом США 1931 года, а на следующий год выиграл Уимблдонский турнир (в финале победив лучшего теннисиста мира четырёх предыдущих лет Анри Коше) и второе звание чемпиона США, а также дошёл с командой США до матча вызова против французов, обладателей Кубка Дэвиса. По пути к этому финальному матчу он выиграл все восемь своих встреч, в том числе в финале Американской зоны у австралийцев Джека Кроуфорда и Гарри Хопмана, а в межзональном матче у немца Готфрида фон Крамма, но в матче вызова на грунтовых кортах стадиона «Roland Garros» не смог противостоять Жану Боротра. К пятой игре французы уже одержали общую победу в матче, и выигрыш Вайнза у Анри Коше ничего не изменил. Тем не менее по итогам года он был признан лучшим игроком мира.

Следующий год оказался для Вайнза менее удачным: он выиграл чемпионат Австралии, но, неудачно сыграв в Кубке Дэвиса и чемпионате США, был настолько раздосадован неудачами, что принял решение закончить любительскую карьеру.

Профессиональная карьера

В начале 1934 года Вайнз, которому было всего 22 года, перешёл в профессиональный теннис. Его соперником в первом профессиональном турне стал сам Билл Тилден, самый именитый теннисист США. Их первый матч на стадионе «Медисон-сквер-гарден» собрал около 16 тысяч зрителей, что называли самой большой аудиторией теннисного матча до этого дня, изобиловал ошибками со стороны Вайнза и закончился победой Тилдена в трёх сетах, 8-6, 6-3, 6-2. Однако Тилден, которому к этому моменту исполнился уже 41 год, прошёл пик своей игровой формы, и Вайнз одержал убедительную победу по итогам турне, выиграв 47 матчей и проиграв только 26. В течение года он также выиграл профессиональные чемпионаты Восточных, центральных и Западных штатов, в первых двух случаях победив Тилдена в финале, но в полуфинале чемпионата США среди профессионалов на грунтовых кортах проиграл немцу Гансу Нюсляйну. В конце года он восстановил статус-кво в мире профессионального тенниса, выиграв чемпионат Уэмбли и чемпионат Франции среди профессионалов в Париже, игравшийся на крытых кортах. По ходу обоих турниров он взял верх как над Тилденом, так и над Нюсляйном, а также выиграл с Нюсляйном чемпионат Франции в парах.

На следующий год Вайнз и Тилден участвовали в турне с новыми профессионалами, Джорджем Лоттом и Лестером Стофеном. Лотт и Стофен до перехода в профессионалы были сильнейшей любительской парой мира, и в итоге в ходе турне Вайнз и Тилден обычно выигрывали одиночные матчи, а в парных играх победы распределялись примерно поровну, делая их основным объектом интереса. В следующем турне соперниками Вайнза были Тилден и Нюсляйн, которых он по итоговому балансу встреч уверенно победил. Летом он пропустил профессиональный чемпионат США, но выиграл второй подряд чемпионат Франции среди профессионалов, победив в финале Нюсляйна, и чемпионат Уэмбли, где обыграл Тилдена, а также Международный чемпионат Великобритании среди профессионалов в Сауспорте, где его соперником в финале тоже был Тилден. Таким образом, он подтвердил свои доминирующие позиции в профессиональном теннисе второй год подряд. В следующем сезоне он, однако, не участвовал ни в чемпионате США, ни в европейских профессиональных турнирах, проведя первую половину года в турне по США, где его основным соперником был Стофен, а в конце года выступая с Тилденом в Восточной Азии.

В 1937 году в разряд профессионалов перешёл ведущий теннисист-любитель Фред Перри, который был только на два года старше Вайнза. На стартовый матч турне Вайнза и Перри 3 января в «Медисон-сквер-гарден» цена билетов доходила до десяти долларов, трибуны, несмотря на цены, были переполнены (больше 17 с половиной тысяч зрителей), но игроки были больны, и игра не отвечала ожиданиям. Через несколько дней едва начавшееся турне пришлось прервать, так как Вайнзу стало совсем плохо. Турне возобновилось во второй половине января, и к концу марта счёт матчей между двумя соперниками был равным, 19-19. Турне завершилось в начале мая общей победой Вайнза с минимальной разницей, 32-29 (и 88-86 по сетам). Турне собрало больше 400 тысяч долларов — самые высокие сборы за историю профессионального тенниса до этого времени, Вайнз получил из этой суммы 34 тысячи. В коротком турне по Великобритании и Ирландии сильней оказался Перри, победивший 6-3. Ни один, ни другой не участвовали в этом сезоне ни в центральных профессиональных турнирах Европы, ни в чемпионате США. Вместо этого они занимались обустройством теннисного клуба в Беверли-Хиллз, совместными владельцами которого они являлись, а Вайнз также лечил больную спину и горло, сделав несколько операций.

Сезон 1938 года Вайнз и Перри тоже начали с североамериканского турне, в ходе которого отношения между ними испортились из-за едких интервью прессе, которые давал проигрывавший в серии Перри. Перри давал понять, что сожалеет о переходе в профессионалы, а Вайнз намекал, что предпочитает теннису гольф. Из-за занятий гольфом он пропустил чемпионат США среди профессионалов, отдав пальму первенства Перри. Не принял он участия и в европейском профессиональном сезоне, вернувшись на корт только к ноябрю, когда они с Перри отправились в турне по странам Карибского бассейна. Но в 1939 году его ждал новый вызов: в профессионалы перешёл только что завоевавший Большой шлем Дон Бадж. Их первое совместное турне закончилось в начале марта победой Баджа с общим счётом 22-17, после чего Вайнз вернулся к занятиям гольфом. Летом он присоединился к Перри и Тилдену в турне по Европе, выступая достаточно неудачно из-за травмы правой руки и болей в спине, к тому же постоянно отвлекаясь на турниры по гольфу. Тем не менее он сумел дойти до финала чемпионата Франции, где проиграл Баджу. Затем в Европе началась война, и ведущие американские профессионалы поспешили вернуться на родину. Там, в отсутствие Баджа, Вайнз наконец выиграл свой первый и единственный чемпионат США среди профессионалов, победив в финале Перри 8-6, 6-8, 6-1, 20-18. В паре они проиграли в финале Брюсу Барнсу и Киту Гледхиллу. Тем не менее новым лидером профессионального тенниса однозначно стал Бадж, и Вайнз с лёгкой душой окончательно зачехлил ракетку, не желая «путаться под ногами».

Стиль игры

В повседневной жизни медлительный и малоподвижный, на корте Вайнз был агрессивным и стремительным. Его излюбленным покрытием была трава, а его арсенал включал мощнейшую, практически не кручёную, подачу (его первая подача, по мнению теннисного профессионала Джека Креймера, была лучшей в мире), сильный удар открытой ракеткой и отличную игру по верхним мячам. Его игра у сетки тоже была одной из лучших в мире. В целом, по словам другого великого теннисиста, Дона Баджа, Вайнз («в хорошие дни») был лучшим теннисистом мира всех времён.

Единственной слабостью Вайнза была неспособность к долгим розыгрышам мяча, которые его утомляли, и соперники периодически пользовались этим, просто возвращая мяч на его сторону корта, пока он не начнёт рисковать и не допустит ошибку. Тем не менее даже в таких ситуациях он оставался сдержанным и доброжелательным, не вступая в пререкания с судьями.

Участие в финалах турниров Большого шлема (9)

Одиночный разряд (4)

Победы (3)

Год	Турнир	Соперник в финале	Счёт в финале
1931	Чемпионат США	Джордж Лотт	7-9, 6-3, 9-7, 7-5
1932	Уимблдонский турнир	Банни Остин	6-2, 6-2, 6-0
1932	Чемпионат США (2)	Анри Коше	6-4, 6-4, 6-4

Поражение (1)

Год	Турнир	Соперник в финале	Счёт в финале
1933	Уимблдонский турнир	Джек Кроуфорд	6-4, 9-11, 2-6, 6-2, 4-6

Мужской парный разряд (2)

Победы (2)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1932	Чемпионат США	Кит Гледхилл	Джон ван Рин Уилмер Эллисон	6-4, 6-3, 6-2
1933	Чемпионат Австралии	Кит Гледхилл	Джек Кроуфорд Эдгар Мун	6-4, 10-8, 6-2

Смешанный парный разряд (3)

Победа (1)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1933	Чемпионат США	Элизабет Райан	Сара Палфри Джордж Лотт	11-9, 6-1

Поражения (2)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1932	Чемпионат США	Хелен Халл-Джейкобс	Сара Палфри Фред Перри	3-6, 5-7
1933	Чемпионат Австралии	Марджори Глэдмен	Марджори Кокс-Кроуфорд Джек Кроуфорд	6-3, 5-7, 11-13

Финалы Кубка Дэвиса (1)

Поражение (1)

Год	Место	Команда	Соперник в финале	Счёт
1932	Париж, Франция	США Э. Вайнз, Д. ван Рин, У. Эллисон	Франция Ж. Боротра, Ж. Брюньон, А. Коше	2-3

Дальнейшая карьера

Начав заниматься гольфом в 1937 году, Вайнз стал гольфистом-профессионалом в 1942 году. Ему предрекали в будущем звание чемпиона США. Этого ему сделать так и не удалось, но в 1951 году он побывал в полуфинале чемпионата США среди профессионалов — высшее достижение для теннисистов, сменивших вид спорта.

Впоследствии Вайнз стал профессиональным тренером по гольфу. Он преподавал в кантри-клубах, а в 80-е годы стал «вице-президентом по гольфу» престижного курорта Ла-Квинта. Он скончался в 1994 году в возрасте 82 лет, через 22 года после того, как его имя было внесено в списки Международного зала теннисной славы.

Литература

• Ellsworth Vines, United States (1911—) // Bud Collins' Modern Encyclopedia of Tennis / Bud Collins, Zander Hollander. — Detroit, MI: Visible Ink Press, 1994. — P. 96—98. — 666 p. — ISBN 0-8103-9443-X.

Ссылки

• [www.tennisfame.com/hall-of-famers/ellsworth-vines Эллсуорт Вайнз] на сайте Международного зала теннисной славы  (англ.)
• [www.daviscup.com/en/players/player.aspx?id= Профиль на сайте Кубка Дэвиса] (англ.)

Отрывок, характеризующий Вайнз, Эллсуорт

Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.