Великий Бог

Поделись знанием:
(перенаправлено с «How Great Thou Art (гимн)»)
Перейти к: навигация, поиск

«Великий Бог» известный в мире по английским названием «How Great Thou Art», Как Ты велик!) — христианский гимн XIX века.

Текст гимна основан на стихотворении шведского поэта Карла Густава Боберга (18591940), написанного им в 1885 году. Основой для мелодии гимна послужила шведская народная песня. Интересно, что столь популярный сейчас во всем мире английский текст был переведён с русского текста[1]. Его сделал английский миссионер Стюарт Хайн, который также добавил два куплета, написанных им самим. Основную роль в популяризации сыграли Джордж Беверли Ши и Клифф Барроуз в период евангелизационной кампании Билли Грэма[2]. Гимн был выбран одним из любимых произведений британской программы «Би-би-си» — «Песни славословия»[3]. «How Great Thou Art» занимает второе место (после «Amazing Grace») в списке любимых гимнов всех времён, составленный журналом «Today’s Christian» в 2001 году[4]. В апреле 1974 года журнал «Христианский вестник» (англ. Christian Herald) в опросе своих читателей назвал «Великий Бог» гимном №1 в Америке[5]. Слова этого гимна переведены на многие языки мира, его поют на всех континентах и общим пением на христианских собраниях, и многими известными и малоизвестными певцами и на евангелизационных мероприятиях, и на концертных площадках[1]. Гимн часто используется в качестве саундтреков к художественным фильмам и телевизионным программам. «How Great Thou Art» назван любимой госпел-композицией трёх президентов США[6].





Оригинал

Первоначальным шведским текстом было стихотворение «O store Gud» (русск. O, Великий Бог), написанное шведским пастором и членом шведского парламента Карлом Бобергом в 1886 году[5]. Полный текст включал 9 строф[7][8].

История создания гимна

По воспоминаниям современников, идея написания этого стихотворения пришла к Бобергу, когда он был поражён величием Господа, увидев такую картину: внезапно разразившаяся гроза, сменилась ясным полуденным солнцем и радостным щебетанием птиц[1]. Именно в состоянии мирного покоя, навеянного природой на заливе Мёнстерос, Боберг почувствовал вдохновение, и в ту же ночь написал первые строфы стихов[9]. Боберг записал свои восхваления в девятистрофном стихотворении, начинающимся шведскими словами «O store Gud, nar jag den varld beskader»[5]. О величии Господа писал в Новом Завете и апостол Павел в послании к Римлянам: «Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим. 1:19-20)[1]. Современные богословы утверждают, что для понимания сущности божьего творения можно считать божественную мудрость и бесконечную милость. Люди были научены Богом через природу и жизненные опыты[10]. Автор книг «Дважды рождённые гимны» (1976) и «Споём их снова» (1985) Дж. Ирвин Эриксон пишет:

Карл Боберг вместе с друзьями возвращались из шведского города Кронобэка в Мёнстерос, где они приняли участие в дневном богослужении. Природа полнилась мирным покоем погожей осени. Небо было ясно и безоблачным. Но вскоре картина сменилась грозовыми тучами и огненная молния рассекла всё небо. Штормовые ветры, несущиеся с огромной скоростью, вздымали облака соломенной пыли. В этот момент вокруг потемнело, грянул гром и начался проливной дождь. Когда шторм постепенно отступил и стих ветер, на небе появилась радуга и ослепительно яркое солнце. Вернувшись домой, Боберг открыл окно и перед его глазами предстал залив Мёнстерос, который был похож на зеркало… Затем он услышал успокаивающее, приятное пение птиц с деревьев вблизи. С приходом вечера начали мерно звонить церковные колокола. Именно эта последовательность звуков, событий и впечатлений вдохновила его на написание песни[11].

Д. Ирвин Эриксон

Сам автор характеризует своё сочинение как попытку рассказать о том, как он был поражён величием Господа. Но прежде, чем Боберга посетила идея написания стихотворения, произошли события, о которых сам автор рассказывал так:

Это произошло в то время года, когда всё вокруг приобретало богатую окраску. За окном пели птицы. И в один из таких тёплых солнечных дней, нас застала гроза с внушающим благоговейный страх сверканием молнии. Мы должны были поторопиться, чтобы успеть укрыться от стихии. Но к моему удивлению, шторм внезапно закончился — и разразившаяся гроза сменилась ясным полуденным солнцем и радостным щебетанием птиц. Вернувшись домой, я открыл окно, выходящее к морю. И услышал завораживающий звон колоколов, игравших мелодию «Когда часы вечности позвали мою спасённую душу к священному дню отдохновения». Очевидно, где-то поблизости проходили похороны. Тем же вечером я написал «O Store Gud»[12].

Карл Боберг

Публикация и музыка

Господи, Господь наш, как чудно имя Твоё по всей земле, ибо превознеслось великолепие Твоё превыше небес! Из уст младенцев и грудных детей Ты устроил хвалу ради врагов Твоих, чтобы уничтожить врага и мстителя. Когда увижу небеса — дела перстов Твоих, луну и звёзды, которые Ты утвердил, то что – человек, что Ты помнишь его, или сын человеческий, что посещаешь его? Чем-то малым Ты умалил его пред Ангелами, славою и честью увенчал его, и поставил его над делами рук Твоих, всё покорил под ноги его: овец и всех волов, а ещё и скот на полях, птиц небесных и рыб морских, всё проходящее стезями морскими. Господи, Господь наш, как чудно имя Твоё по всей земле![13]

Основой для мелодии гимна послужила старая шведская народная песня. Первое исполнение гимна было зафиксировано в церкви шведской провинции Вермланд в 1888 году[14]. Впервые «O Store Gud» был напечатан в журнале Mönsterås Tidningen 13 марта 1886 года[12]. Восемь куплетов с музыкой к ним были изданы в 1890 году в журнале «Sions Harpan»[12].

Будучи одним из ведущих проповедников своего времени, в 1890 году Боберг стал преуспевающим издателем журнала «Sanningsvitten» (русск. Правдивый свидетель). 16 апреля 1891 году гимн с девятью куплетами был опубликован в журнале Sanningsvittnet[15]. В нотном тексте гимн был представлен с размером такта — 3/4. В 1894 году в Песеннике Пресвитерианской церкви завета в Швеции (швед. Svenska Missionsförbundet sångbok)[15] было опубликовано стихотворение «O Store Gud», где размер такта обозначен как 4/4 (четыре четверти)[16]. Позднее Боберг приобрёл права на владение Svenska Missionsförbundet (русск. Пресвитерианская Церковь Завета в Швеции). Инструментовка гимна для фортепиано и гитары принадлежит Адольфу Эдгрену (18581921), органисту и преподавателю музыки, мигрировавшему в США[16]. Внучатый племянник Карла Боберга, Бад вспоминает:

Как рассказывал мой папа, сочинение «O Store Gud» является перифразом 8 Псалома, который читали в «подземной церкви» (церковь, не принадлежащая ни к одному из признанных вероисповеданий), расположенной в Швеции в конце 1800-х. В те годы гонениям подвергались как баптисты, так и близкие друзья миссионеров[12].

Перевод и распространение песни

Немецкий перевод (1907)

Позже в 1907 году текст этой песни был переведён со шведского на немецкий язык жителем Эстонии Манфредом фон Гленом (18671924[17][18] и стал называться «Wie gross bist Du» (русск. Как Ты велик). Гимн пользовался широкой популярностью в Германии, где до сих пор известен под названием «Wie groß bist Du». Впервые Манфред услышал этот гимн в Эстонии, где его исполняли балтийские шведы. Впервые гимн был издан в журнале «Blankenburger Lieder»[16]. В первой строфе немецкого гимна встречаются слова «Du großer Gott»[12].

Русский перевод (1912)

В 1912 году один из основателей евангельского движения в России Иван Степанович Проханов (18691935), которого можно назвать «Мартином Лютером» России[16], занимаясь переводами стихов Манфреда фон Глена, перевёл на русский язык слова и этого гимна. Известно, что Проханов очень любил этот гимн и часто его пел. Он включил его в сборник духовных песнопений, изданном в Ленинграде — «Кимвалы»[16]. У Боберга стихотворение состояло из 10 строф, Проханов написал по-русски текст песни из 8 куплетов[1]. В 1922 году несколько сборников Проханова были объединены в большой том — «Песни Христиан». Позже прохановский перевод гимна вошёл в официальный сборник богослужебных гимнов евангельских христиан-баптистов Песнь Возрождения, являясь одним из наиболее популярных гимнов[19]..

Русский текст в переводе Проханова
Великий Бог! Когда на мир смотрю я,
На все, что Ты создал рукой Творца,
На всех существ, кого, свой свет даруя,
Питаешь Ты любовию Отца, -
Припев:
Тогда поёт мой дух, Господь, Тебе:
Как Ты велик, как Ты велик!
Когда смотрю я к небу, к звездам млечным,
Где дивно светлые миры текут,
Где солнце и луна в эфире вечном,
Как в океане корабли плывут, -
Когда весной природа расцветает,
И слышу в дальней роще соловья,
И аромат долины грудь вдыхает,
И слух ласкает звонкий шум ручья, -
Когда из туч нависших гром несется,
И в ночи темной молния блестит.
Когда над почвой тощей дождь прольется
И радуга мой ясный взор пленит, -
Когда читаю я повествованье,
О чудных Божьих делах святых,
Как Он людей - живое достоянье
И возлюбил, и спас от бед земных, -
Когда я вижу лик Христа смиренный,
Кто людям в мире этом был рабом,
Как на кресте Он умер, Царь вселенной,
И нам прощенье приобрел крестом, -
Когда соблазн мне сердце угнетает,
И смертной скорбью дух мой удручен,
И Он в любви ко мне главу склоняет,
И нежным словом заглушает стон, -
Когда Господь меня Сам призывает,
И светит луч сияния Его,
Тогда мой дух в смирении смолкает,
Признав величие Бога Своего, -
Припев:
И лишь одно он вновь поет Тебе:
Как Ты велик, как Ты велик![20]

Английские переводы

Гюстав Джонсон (1925)

В 1925 году Гюстав Джонсон (18931974) из колледжа «Норс Парк» (Чикаго, штат Иллинойс) сделал первый дословный перевод шведского текста. Но этот текст не стал популярным[1]. Этот перевод отличается от современного английского текста, однако его по-прежнему можно встретить в некоторых сборниках гимнов[5]. Дословный перевод Джонсона озаглавлен словами «O Mighty God, When I Behold the Wonder» (русск. О, всемогущий Боже, когда я вижу чудеса)[5]. Его перевод 1, 2 и 7-9 куплета были изданы в сборнике церковных гимнов «Covenant Hymnal» под заголовком «O Mighty God» в 1925 году[16].

Первые три псалтыря, переведённые на английский язык вошли в сборник церковных гимнов 1973 года«Covenant Hymnal». Эта версия включала все девять строф оригинального стихотворения Карла Боберга. Авторы сборника считали необходимым заменить версию Джонсона на более популярную версию британского миссионера Стюарта Хайна «How Great Thou Art». Пастор и председатель «Covenant Hymnal Commission», Глен Уиберг поясняет:

Гимн «How Great Thou Art» в переводе Стюарта Хайна был широко популярен в конце 60-х — начале 70-х годов. Комиссия отстаивала права более популярной версии, но в то же время не отказывалась от перевода Гюстава Джонсона. К сожалению, мы были не в состоянии заплатить высокую цену, которую затребовало издательство, обладавшим авторскими правами на гимн, несмотря на то, что оригинал принадлежал Пресвитерианской Церкви Завета. Это один из парадоксов спекулятивной сделки, имевшей отношение к музыке![21]

Ниже приводится текст гимна, опубликованный в 1973 году в сборнике The Covenant Hymnbook:

Английский Русский перевод
O mighty God, when I behold the wonder
Of nature’s beauty, wrought by words of thine,
And how thou leadest all from realms up yonder,
Sustaining earthly life with love benign,
Припев:
With rapture filled, my soul thy name would laud,
O mighty God! O mighty God!
When I behold the heavens in their vastness,
Where golden ships in azure issue forth,
Where sun and moon keep watch upon the fastness
Of changing seasons and of time on earth.
When crushed by guilt of sin before thee kneeling,
I plead for mercy and for grace and peace,
I feel thy balm and, all my bruises healing,
My soul is filled, my heart is set at ease.
And when at last the mists of time have vanished
And I in truth my faith confirmed shall see,
Upon the shores where earthly ills are banished
I’ll enter Lord, to dwell in peace with thee.
О, всемогущий Боже, когда я вижу небеса
На все, что Ты создал рукой Творца,
На всех существ, кого, Свой свет даруя,
Питаешь Ты любовию Отца, —
Тогда поёт мой дух, Господь, Тебе:
О, всемогущий Боже! О, всемогущий Боже!
Когда смотрю на небо, где путь млечный,
Где дивно светлые миры текут,
Где солнце и луна в эфире вечном,
Как в океане корабли, плывут, —
Когда весной природа расцветает,
И слышу в дальней роще соловья,
И аромат долины грудь вдыхает,
И слух ласкает звонкий шум ручья, —
Когда из туч нависших гром несется
И в ночи темной молния блестит,
Когда над почвой тощей дождь прольется
И радуга мой ясный взор пленит.

В 1996 году «The Covenant Hymnal—A Worshipbook» заменили перевод Джонсона текстом оригинала. Редакторы объяснили это тем, что «версия Гюстава Джонсона наиболее близка к оригиналу, потому как при переводе Джонсон использовал архаичный язык»[21]. Глен Уиберг также отмечает: «Симпатия комиссии была на стороне оригинального текста гимна с шведским поэтическим переводом, однако члены комиссии пошли на компромисс. Они предложили не отказываться от перевода Джонсона и опубликовать его на обратной странице. Таким образом, и текст Карла Боберга, и перевод Гюстава Джонсона вошли в сборник. Интересно, что после перевода Джонсона на современный язык, в тексте гимна появились новые метафоры, что в целом создаёт впечатление незаконченного текста»[21]</blockquote>.

Стюарт К. Хайн (1949)

В 1933 году английские миссионеры преподобный Стюарт К. Хайн (18991989[22][23]) со своей женой совершали служение среди украинского народа. В те годы Хайн впервые услышал это песнопение на русском языке. Стюарт Хайн тогда впервые всерьёз заинтересовался историей создания гимна, и чем больше он узнавал, тем серьёзнее становился интерес. Майкл Айленд пишет: «Хайн вместе со своей женой, Эдит, внимательно изучив русский перевод, начали активно использовать его в евангелизационной работе на западе Украины. Именно тогда Хайн впервые начал работать с текстами гимнов, написанными на русском языке»[12][22]. Встретив изданный в Нью-Йорке друзьями Проханова из Американского библейского общества, а позже напечатан в России сборник «Песни Христиан», Хайн начал использовать его для своих евангелизационных компаний[19]. На Украине чета Хайнов ознакомились с русским переводом «O store Gud», вспоминая, как пели его дуэтом в тёмных, неевангелизированных местах, и какое влияние он оказывал на неверующих. Вскоре после этого Хайны отправились в Прикарпатскую Россию. Первые три куплета на английском языке были написаны под незабываемыми впечатлениями от Карпат (четвёртый куплет был позднее написан в Англии). На Карпатах Хайн, поражённый красотой гор, написал первые три куплета гимна на английском языке. Таким образом были написаны первые два куплета, вдохновлённые частично словами русского перевода гимна, частично чудесами, внушающими благоговейный страх. Во время евангелизации в Карпатах, когда преподобный Хайн со своей женой также раздавали Евангелия по сёлам, был переведён третий куплет[5]. В 1939 году чета Хайнов после начала мировой войны вынуждена была вернуться в Британию, где и был написан последний четвёртый куплет. Полностью гимн «Великий Бог» на английском языке был напечатан Хайном в 1949 году со своим текстом и обработкой шведской мелодии[1].

Стюарт Хайн был методистским священнослужителем. Его родители активно трудились в Армии спасения. Сам Хайн обратился ко Христу 22 февраля 1914 года благодаря христианской просветительской деятельности мадам Энни Руалль, и в скорости после этого принял крещение. По словам Хайна, наибольшее влияние на него оказали учения английского проповедника и богослова Чарльза Сперджена[22].

3 куплет

Одна из строф, добавленная Хайном, вошла в современный английский текст гимна:

Английский Русский перевод
And when I think that God, His Son not sparing,
Sent Him to die, I scarce can take it in;
That on the Cross, my burden gladly bearing,
He bled and died to take away my sin.
Когда я вижу лик Христа смиренный,
Кто людям в мире этом был рабом,
Как на кресте Он умер, Царь вселенной,
И нам прощенье приобрёл крестом.

В своей книге «Великий Бог: как Велик Ты, Господи», Майкл Айленд пишет:

Это было свойственно для Хайна — отправиться в деревню и приложить все усилия, чтобы собрать полную информацию о том, что его интересовало. В данном случае, Хайна интересовало, сколько человек в этой украинской деревне приняли христианство. Он узнал, что единственными христианами в этой украинской деревне были мужчина по имени Дмитрий и его жена Людмила. Людмила умела читать, что, очевидно, было редким явлением для того времени. По словам самой Людмилы, навыки чтения она приобрела сама, не прибегая к чьей-либо помощи. Женщина также рассказала любопытную историю о том, как один российский солдат, живший в их деревне, забыл Библию, а Людмила нашла её. Именно Библия стала её первой книгой. Когда Хайн приехал в деревню и посетил дом Дмитрия, он услышал, как в соседний комнате, заполненной гостями, Людмила читала вслух Евангелие от Иоанна. На Украине (поскольку я знаю это на собственном опыте!) завершающая стадия исповеди (акт покаяния) требует от раскаивавшегося искренне сказать вслух о совершённых грехах. Тогда Хайны впервые услышали, как люди напрямую обращались к Богу. Люди обращались к Господу с просьбой о даровании терпения в пору скорби и высказывали упование на Его милость и поддержку. Хайн с женой не могли нарушить момент исполнения труда Святого Духа, поэтому остались снаружи и продолжили слушать. Хайн поспешно записал всё, что услышал из уст раскаившихся грешников(на русском языке). В конечном счёте, эти слова вошли в основу третьего куплета, который мы знаем сегодня: «Когда я вижу лик Христа смиренный, кто людям в мире этом был рабом, как на кресте Он умер, Царь вселенной, и нам прощенье приобрёл крестом»[12].

Майкл Айленд

В период Голодомора, охватившего по инициативе Иосифа Сталина всю территорию Украинской ССР зимой 19321933 года, Хайн покинул Украину, и переехал в Восточную Европу. Однако, уже в 1939 году в разгар Второй мировой войны, Хайн вместе с женой возвращается в Англию. Супруги обосновались в графстве Сомерсет[12]. Хайн продолжил служение проповеди Евангелия в Англии, помогая перемещённым беженцам из Польши[16].

4 куплет

Четвёртая строфа гимна также написана Стюартом Хайном уже после Второй мировой войны. По воспоминаниям современников, Хайн проявлял большой интерес к судьбам поляков, высланных из Англии. Согласно некоторым источникам, на написание последнего куплета гимна, Хайна вдохновило их стремление вернуться на родину[16]. По другим источникам, четвёртый куплет был написан Хайном в 1948 году после того, как Хайн и Дэвид Гриффитс посетили лагерь в Сассексе, где содержались перемещённые русские[22]. Один из беженцев изложил Хайну свои доказательства второго пришествия Иисуса Христа. Эта история вдохновила Хайна на написание четвёртой строфы гимна, вошедшей в английский текст[22]. Майкл Айленд отмечает:

Однажды во время церковной службы один мужчина рассказал чете Хайнов удивительную историю о том, как он был разлучён с любимой женой в самом конце войны, и с тех пор ни разу не видел её. В те годы, когда они расстались, она была христианкой, но он нет. Он принял христианство в зрелом возрасте после окончания войны. Его единственным желанием на протяжении всех этих лет было найти свою жену, чтобы быть вместе. Мужчина признался Хайну, что он никогда не верил в то, что снова увидит её. Теперь он мог надеяться лишь на то, что их встреча состоится только на небесах и благодаря распятию Спасителя он и его супруга обретут вечную жизнь в небесном царстве. Эти слова и вошли в основу четвёртого и последнего куплета гимна «How Great Thou Art»: «Когда Господь меня Сам призывает и светит луч сияния Его, тогда мой дух в смирении смолкает, признав величье Бога своего. И лишь одно он вновь поёт Тебе: как Ты велик, как Ты велик!»[12]

Майкл Айленд

Дополнительные куплеты

В книге Стюарта Хайна, «Не Вы, а Бог: доказательство верности Бога»[24], Хайн опубликовал два ранее неизвестных куплета, переведённых с русского языка. В 1953 году были защищены авторские права на содержание текста[22]. Следует также отметить, что оба куплета не вошли в текст сборников, издаваемых на территории США:

Английский Русский перевод
O when I see ungrateful man defiling
This bounteous earth, God's gifts so good and great;
In foolish pride, God's holy Name reviling,
And yet, in grace, His wrath and judgment wait.
When burdens press, and seem beyond endurance,
Bowed down with grief, to Him I lift my face;
And then in love He brings me sweet assurance:
My child! for thee sufficient is my grace'.
Когда читаю я повествованье
О чудных Божиих делах святых,
Как Он людей — живое достоянье —
И возлюбил, и спас от бед земных, —
Когда соблазн мне сердце угнетает,
И смертной скорбью дух мой удручён,
И Бог в любви ко мне главу склоняет
И нежным словом заглушает стон.
Дальнейшая судьба гимна

В 1948 году Хайн завершил написание последнего куплета, а в 1949 полностью закончил перевод гимна на английский язык[25]. В том же году российский журнал «Мир и благодать» опубликовал последние четыре куплета гимна, вошедшие в оригинальную версию[16]. После этой публикации, «O store Gud» (How Great Thou Art) стал известен беженцам из пятнадцати стран мира, включая Северную и Южную Америку. Свою роль в популяризации гимна также сыграли английские миссионеры, посетившие британские колонии в Африке и Индии.

Слова этого гимна переведены Хайном на многие языки мира. Большинство текстов были опубликованы в книгах по евангелической литературе, среди которых такие издания, как «Восточные мелодии и гимны других земель» (1956)[26] и «How Great Thou Art»: российские и восточные мелодии» (1958)[26]. Стюарт Хайн скончался 14 марта 1989 года. Поминальная служба состоялась 23 марта 1989 года и прошла в Доме молитвы, расположенном в Эссексе, Великобритания[22].

Версия «Manna Music» (1955)

В программе концерта, прошедшего в «Gustavus Adolphus College», сообщалось о том, что доктор Дж. Эдвин Орр (1912-1987) («Fuller Theological Seminary», Лос-Анджелес, Пасадина) обнаружил ранее неизвестную запись гимна «How Great Thou Art». По его словам, запись была сделана в небольшой деревне около Деолали, Индия. Установлено, что гимн исполняется хором членами племени Нага из Ассамы вблизи Мьянмы. Представители племени самостоятельно переложили музыкальную гармонию, а миссионер из общества меннонитов расшифровал запись[16]. Дж Эдвин Орр признался, что обнаруженная запись произвела на него очень сильное впечатление. Как сообщает официальный веб-сайт «Manna Music»:

Доктор Орр принял участие в богословской конференции в на тему «Думайте не о том, какие великие дела Вы можете сделать во имя Господа, а задумайтесь, что Вы можете сделать для Него». В начале конференции он процитировал слова гимна, а затем исполнил его перед слушателями. Одними из постоянных участников конференции были дети известного автора-сочинителя и издателя христианской музыки Вернона Тима Спенсера, Хэл Спенсер и его сестра Лоретта. Именно они заинтересовались гимном и обратились к Орру с просьбой передать им текст гимна, чтобы показать его отцу[6].

Вернон Тим Спенсер (1908-1974[27][28]) также известен, как бывший участник группы «The Sons of the Pioneers», основавших издательскую компанию «Manna Music» с принадлежащим ей звукозаписывающим лейблом «Manna Records» в калифорнийском штате Бербанк в 1955 году[16]. В 1954 году после переговоров Тима Спенсера со Стюартом Хайном[16], издательской фирме «Manna Music» были переданы авторские и издательские права, которые способствовали распространению популярности этого гимна[5]. Во многом благодаря усилиям «Manna Music», гимн стал общедоступным[16]. Редакторы «Manna Music» внесли ряд изменений в текст гимна. Таким образом, слова «творения» (англ. works) и «всемогущий» (англ. mighty) были заменены на слова «вселенная» (англ. worlds) и «раскатистый» (англ. rolling). По словам звукоинженеров «Manna Music», «внесённые изменения способствовали увеличению популярности гимна среди христиан всего мира»[16][29].

Американским слушателям гимн «How Great Thou Art» был впервые представлен Биллом Карлом в 1958 году[6]. Запись вошла в одноимённый альбом музыканта, выпущенный под лейблом «Sacred Records» (LP 9018)[30]. Песня также вошла в другой альбом Карла — «Who Hath Measured the Waters In the Hollow of His Hand» (Sacred Records LP 9041), выпущенного в том же году[30]. Однако, по словам Стюарта Хайна, американским слушателям гимн был впервые представлен миссионером из Центральной Африки Джеймсом Колдуелом. Колдуел спел «How Great Thou Art» на Библейской конференции в Стоуни Брук, которая происходила на Лонг-Айленд в 1951 году[16].

Евангелизационная кампания Билли Грэма
«Причина, по которой я люблю «How Great Thou Art» состоит в том, что это один из немногих гимнов, прославляющих Бога. То, о чём говорится в гимне своего рода отводит взгляд христианина от самого себя и обращает его на Бога. Это один из самых любимых гимнов моей евангелизационной кампании, и я стараюсь использовать его как можно чаще[6].

Популярность гимна большей частью обусловлена тем, что его часто исполняли известные евангелистские певцы, например, Джордж Беверли Ши. Хотя гимн и был представлен американским слушателям, когда Джеймс Колдуел спел «Великий Бог» на Библейской конференции в Стоуни Брук, которая происходила на Лонг-Айленд в 1951 году, он не стал широко известным до тех пор, пока Клифф Барроуз и Беверли Ши из евангелизационной группы Билли Грэма не спели этот гимн во время известной Лондонской евангелизации на Харингейской Арене[5]. Гимн стал «визитной карточкой» евангелизационной кампании Билли Грэма в 1950-е годы[25]. Вскоре после этого текст был передан Джорджу Беверли Ши и его другу Джорджу Грэму, сотрудничавшему в 1954 году с издательской фирмой «Pikering and Inglis» в Лондоне[31]. Барроуз также передал копию текста Полу Микелсону (ум. 21 октября 2001[32]). В 1955 году песня использовалась в евангелизационной компании, проходившей в Торонто[33]. Американская ассоциация звукозаписывающих компаний поместила запись Джорджа Беверли Ши на 204-е место в своём списке величайших музыкальных записей XX века. Майкл Айленд пишет:

Всё началось в в 1954 году, когда команда Билли Грэма отправилась в Лондон для открытия евангелизационной кампании, которая должна была пройти на Харингейской Арене. Команда Грэма получила буклет, предназначавшийся миссионерам, работавшим по всему миру[19]. В буклете был напечатан текст гимна в переводе Хайна. «Вначале они проигнорировали его, но, к счастью, спустя время вновь обратили на него внимание», — вспоминает Бад Боберг. Работая в тесном сотрудничестве с Хайном, команда Грэма успешно подготовила песню к новой евангелизационной кампании. Впервые кампания Грэма исполнила гимн в 1955 году в Торонто, но он не стал широко известным до тех пор, пока они не исполнили его в Медисон-сквер-гарден в 1957 году. По словам Клиффа Барроуза (давний партнёр Билли Грэма), в период кампании они спели этот гимн около ста раз, потому что публика постоянно просила их об этом[12].

Джозеф Бейли (1957)

В 1957 году Джозеф Т. Бэйли (19201986) делает перевод гимна для христианского общества «Интер-Варсити». Слова гимна были положены на музыку Джозефины Каррэдайн Диксон. Внучатый племянник Карла Боберга, Бад Боберг так отзывается о переводе Бейли:

Этот перевод наиболее близок к Бобергу, но я подозреваю, что в процессе работы у Джозефа Бейли под рукой находился перевод Хайна. Я уверен в этом, потому что в своём переводе, Джозеф использует фразу «Как Велик Ты, Господи». Кроме того, музыка Джозефины Диксон также очень напоминает Хайна. Бейли лишь добавил два собственных куплета»[12].

Бад Боберг

Эрик Рутли (1982)

Выдающийся британский гимнолог Эрик Рутли (19171982[34]), известный своим негативным отношением к гимну «How Great Thou Art» и его мелодии, написал новый текст, назвав его «O, Mighty God». Текст с обработкой шведской мелодии был опубликован в 1982 году. Это была одна из последних работ Рутли незадолго до его смерти. Перевод вошёл в книгу «Радуйтесь Богу: дополнение к священным писаниям» (1985) под номером 466[21][35].

В первой строфе английского гимна, получившего название по первой строке перевода текста на русский язык, есть слова «O Бог, мой Бог». Следует отметить, что гимн с таким заголовком может встречаться в английских псалтырях, в которых названия гимнам иногда даются по первой строке их текста[36]. В оригинальном стихотворении Карла Бобера, гимн начинается со слов «O Store Gud». Интерес к сочинению «O Store Gud» в Швеции возобновился вскоре после того, как гимн был переведён на английский язык. Шведский госпел-певец Эрик Халлин связывает это с 1967 годом, когда гимн исполнил американский певец Элвис Пресли. Халлин отметил, что факт исполнения гимна Элвисом Пресли послужил главной предпосылкой к возрождению «O Store Gud» в Швеции[15].

New Century Hymnal (1995)

В 1995 году Объединённая Церковь Христа опубликовала «Новый псалтырь столетия» (англ. New Century Hymnal), содержавший обновлённый перевод сочинения Боберга «O store Gud» на английский язык. Гимн назывался «O Mighty God, When I Survey in Wonder». По словам редакторов, «этот перевод и аранжировка были созданы специально для «New Century Hymnal» с целью возродить значение и дух оригинального гимна Боберга»[21].

Текст
O mighty God, when I survey in wonder
The world that formed when once the word you said,
The strands of life all woven close together,
The whole creation at your table fed,
My soul cries out in songs of praise to you,
O mighty God! O mighty God!
When your voice speaks in rolls of thunder pealing,
Your lightning power bursts in bright surprise;
When cooling rain, your gentle love revealing,
Reflects your promise, arcing through the skies.
The Bible tells the story of your blessing
So freely shed upon all human life;
Your constant mercy, every care addressing,
relieving burdened souls from sin and strife.
And when at last, the clouds of doubt dispersing,
You will reveal what we but dimly see;
With trumpet call, our great rebirth announcing,
we shall rejoin you for eternity.
Then we will sing your praise forever more,
O mighty God! O mighty God![21]

Другие версии

Слова этого гимна переведены на многие языки мира, включая китайский язык («祢真偉大»[37]), японский язык[38], корейский язык (주 하나님 지으신 모든세계)[39], индонезийский язык («Ajaib Tuhan», что означает «Великий Бог»), польский язык («Gdy na ten świat»[40]), румынский язык («O, Doamne Mare!»), испанский язык («Cuán grande es Él»[41]), вьетнамский язык («Lớn Bấy Duy Ngài»[42]). Также существуют две версии на языке эсперанто. Первый перевод был сделан в 1966 году Уильямом Джоном Доунесом («Ho granda Dio, kiam mi rigardas»[43]). В 1985 Леонард Ивор Джентл сделал второй перевод («Sinjoro Dio, kiam mi miregas»[43]).

Румынский язык

Перевод на румынский язык сделал Жан И. Стенечи. В Румынии гимн известен под названием «O, Doame Mare!». Восемь куплетов с музыкой к ним были изданы в 1927 году в журнале «Cantarile Triumfului»[44].

Маори

Версия на языке народов Маори — «Whakaaria mai». Гимн впервые исполнили на знаменитом «Royal Command Performance» в 1981 году по случаю визита Королевы Елизаветы II в Новую Зеландию. В 1982 году конферансье Говард Моррисон (род. 1935) сделал запись гимна. Песня была выпущена в формате сингла. В музыкальных хит-парадах Новой Зеландии сингл провёл шесть месяцев, из которых пять недель занимал 1-е место[45].

Текст

Шведский текст Английский текст
När tryckt av synd och skuld jag faller neder,
Vid Herrens fot och ber om nåd och frid.
Och han min själ på rätta vägen leder,
Och frälsar mig från all min synd och strid.
When burdens press, and seem beyond endurance,
Bowed down with grief, to Him I lift my face;
And then in love He brings me sweet assurance:
'My child! for thee sufficient is my grace'.
När jag hör dårar i sin dårskaps dimma
Förneka Gud och håna hvad han sagt,
Men ser likväl, att de hans hjälp förnimma
Och uppehållas af hans nåd och makt.
O when I see ungrateful man defiling
This bounteous earth, God's gifts so good and great;
In foolish pride, God's holy Name reviling,
And yet, in grace, His wrath and judgment wait.
När jag hör åskans röst och stormar brusa
Och blixtens klingor springa fram ur skyn,
När regnets kalla, friska skurar susa
Och löftets båge glänser för min syn.
O Lord my God! When I in awesome wonder
Consider all the works Thy hands have made.
I see the stars, I hear the rolling thunder,
Thy power throughout the universe displayed.
Припев:
Then sings my soul, my Saviour God, to Thee;
How great Thou art, how great Thou art!
When through the woods and forest glades I wander
And hear the birds sing sweetly in the trees;
When I look down from lofty mountain grandeur
And hear the brook and feel the gentle breeze:
Припев
And when I think that God, His Son not sparing,
Sent Him to die, I scarce can take it in;
That on the cross, my burden gladly bearing,
He bled and died to take away my sin:
Припев
When Christ shall come with shouts of acclamation
And take me home, what joy shall fill my heart!
Then I shall bow in humble adoration,
And there proclaim, my God, how great Thou art!
Припев

Мелодия

Известные исполнители

В общей сложности, запись гимна «How Great Thou Art» сделало более чем 1700 различных исполнителей[6]. Наиболее известными из них являются записи таких исполнителей, как Джордж Беверли Ши, Элвис Пресли, Пэт Бун, Алан Джексон, Анита Брайант, Кэрри Андервуд, Долли Партон, Чарли Дэниелз из группы «The Blackwood Brothers»[46], Теннесси Эрни Форд (с «The Jordanaires» на бэк-вокале[47]), Рой Роджерс[48] и Конни Смит[49] (альбом 1969 года «Back in Baby's Arms»)[50]. Версия кантри-группы «The Statler Brothers» из альбома «Holy Bible New Testament», заняла 39-ю строчку в хит-параде «Hot Country Songs» в 1976 году[51].

Этот гимн стал заглавной песней второго госпел-альбома Элвиса Пресли«How Great Thou Art» (RCA LSP/LPM 3758[52]), выпущенный в марте 1967 года[53]. Именно этот альбом принёс Пресли первую награду «Грэмми» (в категории «Духовный альбом»). Пластинка заняла 18-е место в американском хит-параде. Поззднее в 1974 году Пресли получит ещё одну награду «Грэмми» за концертное исполнение заглавной песни с этого альбома (см. «Elvis As Recorded Live On Stage In Memphis»). Концерт состоялся 20 марта 1974 года в зале «Mid South Coliseum» (Мемфис, штат Теннеси[54][55][56]). Для Пресли, выросшего в набожной семье, церковные гимны были одной из его любимых музыкальных тем.

Напишите отзыв о статье "Великий Бог"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 [christianart.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=61&Itemid=62 «Истории христианских песен»] Христианский творческий союз  (рус.)
  2. Kurian, G. T. (2001). Новый христианский словарь Нельсона: авторитетный ресурс христианского мира. Нашвилл: Томас Нельсон.
  3. Bradley, Ian: «All Things That Give Sound» in «Not Angels, But Anglicans: A History of Christianity in the British Isles», ed. Henry Chadwick (Norwich: Canterbury Press, 2000). Page 208.
  4. Бон Стеффен, «The Ten Best Worship Songs». Журнал «Today's Christian» (сентябрь/октябрь 2001)
  5. 1 2 3 4 5 6 7 8 [songs.fleita.com/file.php?id=17 «Великий Бог! Когда на мир смотрю я»] Реестр Христианских Песен  (рус.)
  6. 1 2 3 4 5 «История гимна How Great Thou Art»; [www.mannamusicinc.com/hgta.htm История гимна] (проверено 2 февраля 2009)
  7. [www.hymntime.com/tch/non/foreign.htm?sv/ostoregu.htm «O Store Gud»](недоступная ссылка — история). Проверено 13 апреля 2010.
  8. [everything2.com/index.pl?node_id=1118653 «Великий Бог»]. Проверено 19 марта 2009. [www.webcitation.org/68u575uRf Архивировано из первоисточника 4 июля 2012].
  9. Tan, P. L.: «Encyclopedia of 7700 illustrations: A treasury of illustrations, anecdotes, facts and quotations for pastors, teachers and Christian workers», Bible Communications, 1996
  10. [www.litru.ru/br/?b=43482&p=2 «Наглядные уроки Христа» (Учение в притчах)] Эллен Г. Уайт  (рус.)
  11. Twice-Born Hymns (1976) и Sing it Again (1985), стр. 9-10; Валли Брэтт, «How Great Thou Art», Pietisten 17:2 (зима 2003); [www.pietisten.org/winter0203/howgreat.html История гимна «How Great Thou Art»] (Проверено 1 февраля 2009)  (англ.)
  12. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 [www.assistnews.net/Stories/2007/s07100068.htm Veleky Bog: How Great is Our God!]. ASSIST News Service. Проверено 2 февраля 2009. [www.webcitation.org/68u57eIb8 Архивировано из первоисточника 4 июля 2012].
  13. [azbyka.ru/bogosluzhenie/psalm/psalm01.shtml Псалтирь Царя и Пророка Давида»] Православная энциклопедия «Азбука веры»  (рус.)
  14. [www.christian-community-chapel.com/how-great.html История гимна «How Great Thou Art»] (проверено 2 февраля 2009)
  15. 1 2 3 согласно шведской Википедии
  16. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 R.D.K. and G.P.G., «The Story of «How Great Thou Art», [www.joy-bringer-ministries.org/hymns/HGTA.pdf История гимна] (Проверено 2 февраля 2009)
  17. [www.christliche-gedichte.de/?pg=9006 Биография Манфреда фон Глена] (проверено 2 февраля 2009).
  18. [ingeb.org/spiritua/howgreat.html «How Great Thou art»/«O store Gud»/«Wie groß bist du»]
  19. 1 2 3 [www.mbseminary.org/page.php?id=563 «Новое и старое в музыкальном служении церкви»] Минская Богословская Семинария. Леонид Михович.  (рус.)
  20. Официальный текст из сборника Песнь Возрождения № 93 [www.pcseba.org/sdp/sdp_3.htm#№93]
  21. 1 2 3 4 5 6 Glen V. Wiberg, «Sightings in Christian Music», Pietisten 17:1 (Лето 2002); [www.pietisten.org/summer02/sightings.html «Sightings in Christian Music»]
  22. 1 2 3 4 5 6 7 Lindsay Terry, Heartwarming Hymn Stories (Sword of the Lord Publishers).
  23. [www.biwa.ne.jp/~presley/elnews-GospelMusic.htm Элвис и госпел музыка] Журнал «Rejoice!». Cheryl Thurber.
  24. Stuart K. Hine, Not You, but God: A Testimony to God's Faithfulness 1st ed. (S.K. Hine, 1973). ISBN 0-9504853-1-4.
  25. 1 2 Forrest Mason McCann & Jack Boyd, editors, (1986), «Great Songs of the Church Revised» (Абилин, Техас: [www.acu.edu/campusoffices/acupress ACU Press]), Item 60. ISBN 0-915547-90-2.
  26. 1 2 S.K. Hine, composer & arranger, Eastern Melodies & Hymns of other Lands (1956)
  27. [www.bobnolan-sop.net/Biographies/The%20Story%20of%20SOP/Tim%20Spencer/Tim%20Spencer.htm Биография Вернона Тима Спенсера (1908-1974)] (Проверено 2 февраля 2009).
  28. [www.westernmusic.org/performers/hof-spencer.html Тим Спенсер на сайте Зала славы вестерн-музыки]
  29. [www.mannamusicinc.com/mmi.htm «Manna Music»]
  30. 1 2 Mike Callahan, David Edwards, and Patrice Eyries, «Sacred Records Album Discography».
  31. Don Cusic, The Sound of Light: A History of Gospel Music (1990). стр 166.
  32. «Пол Микелсон: биография»; [www.mymusicway.com/biography/pmicksn.html Биография Пола Микелсона]
  33. David Neff; [blog.christianhistory.net/2009/01/how_great_thou_art_the_100year.html «How Great Thou Art» & the 100-Year-Old Bass] (проверено 2 февраля 2009).
  34. [www.metanoia.org/martha/routley.htm Биография Эрика Рутли]
  35. [www.hymnary.org/hymn/RL/466 O Mighty God! (Author — Erik Routley)]
  36. Albert E. Winstanley & Graham A. Fisher (1995), Favourite Hymns of the Church (Эйлсбери, Бакингемшир: Eye-Opener Publications), ISBN 0-9514359-1-4, Item 14.
  37. «How Great Thou Art» [chinesechristian-psalms-hymns-songs.blogspot.com/2010/07/how-great-thou-art-in-chinese-lyrics.html Текст гимна на китайском языке]
  38. «How Great Thou Art» [www.ingeb.org/spiritua/howgreaj.html Текст гимна на японском языке]
  39. «How Great Thou Art» [ccmgasa.com/lyrics/ekl5a4.htm Текст гимна на корейском языке]
  40. «How Great Thou Art» [maranatha.pl/spiewnik/49-nabozenstwo/570-017.html Текст гимна на польском языке]
  41. «How Great Thou Art» [lyricstranslate.com/en/how-great-thou-art-cuan-grande-es-el.html Текст гимна на испанском языке]
  42. «How Great Thou Art» [baidich.com/3010-HowgreatThouart-LonbayduyNgai-SandiPatty.html Текст гимна на вьетнамском языке]
  43. 1 2 , Himnaro Cigneta.
  44. [www.hymntime.com/tch/non/ro/doammema.htm Текст гимна] (проверено 2 февраля 2009).
  45. [folksong.org.nz/whakaaria/index.html Говард Моррисон «How Great Thou Art»] (проверено 2 февраля 2009)
  46. «Gospel Classics Series» (RCA, 7 апреля 1998); Vladimir Bogdanov, Chris Woodstra, and Stephen Thomas Erlewine, «All Music Guide to Country: The Definitive Guide to Country Music» (Backbeat Books, 2003).
  47. «Country Gospel Classics, Vol. 2» (Capitol Records, 1991); Vladimir Bogdanov, Chris Woodstra, and Stephen Thomas Erlewine, «All Music Guide to Country: The Definitive Guide to Country Music» (Backbeat Books, 2003). Page 258.
  48. The Bible Tells Me So (Capitol 1962), Vladimir Bogdanov, Chris Woodstra, and Stephen Thomas Erlewine, «All Music Guide to Country: The Definitive Guide to Country Music» (Backbeat Books, 2003). Page 660.
  49. «Back in Baby's Arms» (RCA, 1969): Vladimir Bogdanov, Chris Woodstra, and Stephen Thomas Erlewine, «All Music Guide to Country: The Definitive Guide to Country Music» (Backbeat Books, 2003). Page 694.
  50. Deanna L. Tribe and Ivan M. Tribe, «Smith, Connie», «Encyclopedia of American Gospel Music», ed. W. K. McNeil (Routledge, 2005). Page 352.
  51. Whitburn Joel. Hot Country Songs 1944 to 2008. — Record Research, Inc. — P. 399. — ISBN 0-89820-177-2.
  52. [www.sergent.com.au/elvis/1967.html Дискография Элвиса Пресли: 1967 год]
  53. [www.biwa.ne.jp/~presley/uscd/cd-sa.htm Информация об альбоме «How Great Thou Art»]
  54. [www.sergent.com.au/elvis/1974.html Дискография Элвиса Пресли: 1974 год]
  55. [www.grammy.com/GRAMMY_Awards/Winners/Results.aspx Grammy Award search engine]
  56. [www.elvis-express.com/elvisradio_articles_americaftd.html Краткая история песен Пресли]

Литература

На английском
  • Elmer, Richard M. How Great Thou Art! «The Vicissitudes of a Hymn». — Secker & Warburg, 1958. — P. 18-20.
  • Richardson, Paul A. How Great Thou Art. — 1958. — P. 9-11.
  • Underwood, Byron E. 'How Great Thou Art' (More Facts about its Evolution). — Secker & Warburg, 1973. — P. 105-108.
  • Collins, Ace. Stories Behind the Hymns that Inspire America: Songs that Unite Our Nation. — Zondervan: Grand Rapids, 2003. — P. 89-96.
На шведском
  • Netzell, Harry. Då brister själen ut-: en bok om Carl Boberg. — Stranda, Blomstermåla, 2010. — ISBN 978-91-977426-1-0.

Ссылки

  • [www.howgreatthouarthymn.com/index.html Сайт, посвящённый истории гимна «How Great Thou Art»]  (англ.)
  • [www.stuarthinetrust.com/ Сайт, посвящённый памяти Стюарта Хайна]  (англ.)
  • [www.ingeb.org/spiritua/howgreat.html Текст гимна на шведском, английском и немецком языках]  (англ.)
  • [www.mannamusicinc.com/hgta.htm О гимне на официальном сайте «Manna Music»]  (англ.)
  • [www.pietisten.org/winter0203/howgreat.html Популизация гимна]  (англ.)
  • [www.christianitytoday.com/tc/2001/005/4.48.html Второй по популярности гимн «How Great is Our God»]  (англ.)
  • [www.assistnews.net/Stories/2007/s07100068.htm Veleky Bog: How Great is Our God!]  (англ.)

Записи:

  • [members.tripod.com/~rosemck1/hgta.html mp3 версия гимна (соло на фортепиано)]
  • [my.homewithgod.com/heavenlymidis2/howgreat.html mp3 версия гимна (соло на органе)]
  • [www.hymntime.com/tch/non/sv/ostoregu.htm mp3 версия гимна (вокальное исполнение на шведском языке)]

Ссылки на YouTube

  • [www.youtube.com/watch?v=iOz2lUKk9-U Виктор Клименко - Великий Бог]
  • [www.youtube.com/watch?v=czWJfkDCB74 George Beverly Shea — How Great Thou Art]
  • [www.youtube.com/watch?v=Nf0vJiyeLIo Elvis Presley — How Great Thou Art]
  • [www.youtube.com/watch?v=TlYk2v_kHeg Howard Morrison — How Great Thou Art]
  • [www.youtube.com/watch?v=m0sdY9uKaA0 Blackwood Brothers — How Great Thou Art]
  • [www.youtube.com/watch?v=nhvaDJTUmrU Carrie Underwood — How Great Thou Art]
  • [www.youtube.com/watch?v=o8BumYH8n1k Sandi Patty — How Great Thou Art]

Отрывок, характеризующий Великий Бог

– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.


В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.
«Je vous avoue, que je comprends tres peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c'est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre les tout court est devenu comte Безухой et possesseur de l'une des plus grandes fortunes de la Russie, je m'amuse fort a observer les changements de ton et des manieres des mamans accablees de filles a Marieier et des demoiselles elles memes a l'egard de cet individu, qui, par parenthese, m'a paru toujours etre un pauvre, sire. Comme on s'amuse depuis deux ans a me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безухой. Mais vous sentez bien que je ne me souc nullement de le devenir. A propos de Marieiage, savez vous que tout derienierement la tante en general Анна Михайловна, m'a confie sous le sceau du plus grand secret un projet de Marieiage pour vous. Ce n'est ni plus, ni moins, que le fils du prince Basile, Anatole, qu'on voudrait ranger en le Marieiant a une personne riche et distinguee, et c'est sur vous qu'est tombe le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j'ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tres beau et tres mauvais sujet; c'est tout ce que j'ai pu savoir sur son compte.
«Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller diner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu'il y ait des choses dans ce livre difficiles a atteindre avec la faible conception humaine, c'est un livre admirable dont la lecture calme et eleve l'ame. Adieu. Mes respects a monsieur votre pere et mes compliments a m elle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime. Julie».