Десант на Имперский мост

Десант на Имперский мост в 1945 году
Основной конфликт: Великая Отечественная война
Дата	11 апреля—13 апреля 1945 года
Место	Вена, Австрия
Итог	победа РККА
Противники
СССР Третий рейх Венгрия
Командующие
Ф. И. Толбухин Г. Н. Холостяков А. Ф. Аржавкин О. Вёлер
Силы сторон
свыше 100 человек неизвестны
Потери
неизвестно неизвестно

Десант на Имперский мост 11 апреля 1945 года — тактический десант Дунайской военной флотилии по захвату стратегически важной переправы в Вене в ходе Венской наступательной операции Великой Отечественной войны.

Замысел операции

В ходе Венской наступательной операции советские войска 2-го Украинского фронта (командующий Маршал Советского Союза Р. Я. Малиновский) и 3-го Украинского фронта (командующий Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин) прорвались на южную окраину Вены и с 6 апреля начали штурм столицы Австрии. Город был заранее подготовлен к обороне, что позволило противнику (группа армий «Юг», командующий генерал пехоты Отто Вёлер) оказывать упорное сопротивление. Все мосты через Дунай в районе города были взорваны, кроме Имперского моста (Райхсбрюке). Он связывал немецкую группировку в восточной части Вены с западной, для его защиты был создан мощный укрепленный узел обороны. При этом мост был заминирован и подготовлен к взрыву. Уничтожение моста серьёзно бы затруднило продвижение советских войск и заставило бы их с боем форсировать полноводный Дунай и вести тяжелые бои по захвату и удержанию плацдармов. Попытки советских войск овладеть мостом 9 и 10 апреля закончились неудачей.

В этих условиях командование решило силами Дунайской военной флотилии (командующий вице-адмирал Г. Н. Холостяков) высадить десант непосредственно на оба берега Дуная у моста с задачей захватить и удержать мост до подхода сухопутных частей. В десант была выделена стрелковая рота 80-й гвардейской стрелковой дивизии из состава 4-й гвардейской армии 3-го Украинского фронта (более 100 человек, командир — старший лейтенант Э. А. Пилосян), усиленная одной 45-мм пушкой и четырьмя станковыми пулемётами. Отряд высадки десанта состоял всего из двух бронекатеров, но для его артподдержки было выделено три бронекатера и восемь миномётных катеров (оснащённых реактивными установками «катюша»). Также поддержку осуществлял Береговой отряд прикрытия флотилии (5 батарей большого и среднего калибра) и значительное количество армейской артиллерии .

Операция была крайне сложной — прорыв катеров должен был происходить по реке, оба берега которой заняты противником. При этом войска противника располагались в укреплённых зданиях и бетонных дотах, располагали большим количеством танков, артиллерии и пулемётных гнёзд. На пути к цели катера должны были пройти через взорванный Венский мост, также по фарватеру находились заранее затопленные суда. Из-за этих препятствий катера практически не могли маневрировать, а самое главное — прорыв приходилось осуществлять в светлое время суток, иначе корабли не смогли бы двигаться из-за многочисленных препятствий. Поскольку в условиях близкого уличного боя применение авиации для поддержки десанта было исключено (проводилась только авиационная обработка участков высадки непосредственно перед десантированием), вся тяжесть поддержки десанта возлагалась на артиллерию.

Ход операции

Утром 11 апреля передовой отряд (пять бронекатеров из состава 2-й бригады речных кораблей, командир капитан 2-го ранга А. Ф. Аржавкин) пошёл на прорыв и с боем вышел к месту высадки. Остальные катера двигались за отрядом прорыва и уничтожали выявленные огневые точки врага. Появление днём в центре города советских катеров оказалось для немцев полной неожиданностью. Головной бронекатер поставил дымовую завесу, после чего по одному катеру высадили свои группы непосредственно у моста на обоих берегах Дуная, а остальные вели огонь в упор по огневым точкам врага. Мост был стремительно захвачен, мины на нём обезврежены.

Противник немедленно подтянул к месту боя значительные силы пехоты с танками, самоходными орудиями и миномётами. Бронекатера под шквальным огнём начали отход, при этом все они получили значительные повреждения, на борту возникли пожары, в экипажах были убитые и раненые. Тем не менее, все катера вернулись на базу.

В районе же моста разгорелся непрерывный бой, отличавшийся небывалой ожесточенностью. Атаки превосходящих сил немецких войск следовали одна за другой по обоим берегам реки, перекрёстный обстрел не прекращался ни на минуту. С напряжением всех сил рота держалась трое суток. Только непрерывная массированная поддержка артиллерии позволяла отбивать атаки врага. В ночь с 12 на 13 апреля по занятым противником кварталам к мосту прорвался воздушно-десантный батальон из состава 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, но после этого прорыва атаки немцев достигли небывалой силы. Всю ночь шёл яростный уличный бой, что для противника было нехарактерно. Десант находился под угрозой гибели.

Утром 13 апреля сводный штурмовой отряд (командир — старший лейтенант И. Кочкин) из состава морской пехоты Дунайской флотилии прорвал оборону противника в районе Венского моста, в прорыв был введён стрелковый полк 80-й гвардейской стрелковой дивизии. С большими потерями этот отряд сумел прорваться к мосту и соединиться с десантом. Пока основное внимание противника было сосредоточено на борьбе с прорвавшимся отрядом, в брешь были введены главные силы дивизии, усиленные самоходными орудиями из 2-й гвардейской механизированной бригады. После жестокого боя они также вышли к мосту, разрезав восточную группировку врага. 16 советских САУ на большой скорости перешли по мосту и заняли круговую оборону на западном берегу, а сапёры механизированной бригады сняли взрывчатку с моста (свыше 100 зарядов). Этот момент боя стал переломным в штурме Вены. Потеряв единое управление и взаимодействие, части восточной группировки к исходу дня были уничтожены или капитулировали, а войска противника из западных районов города начали спешный отход. В ночь на 14 апреля Вена была полностью освобождена.

Личный состав десанта и катеров прорыва был награждён орденами и медалями в полном составе. Из 2-й гвардейской механизированной бригады шесть воинов (Максим Ластовский, Андрей Кульнев, Григорий Москальчук, Фёдор Минин, Андрей Золкин, Николай Борисов) за разминирование и спасение моста получили звание Героев Советского Союза.

В составе десанта на Имперский мост участвовал будущий народный артист РСФСР Георгий Юматов. В составе 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии в бою участвовал будущий учёный в области генетики академик Герой Социалистического Труда И. А. Рапопорт. О своём участии в этой операции оставил воспоминания в своей книге «Записки дунайского разведчика» её автор Алексей Александрович Чхеидзе.

Память

На средства жителей Вены перед Имперским мостом установлен обелиск в честь советских воинов, ценой своей жизни спасших от разрушения эту бесценную историческую реликвию города.

Литература

• [militera.lib.ru/memo/russian/chheidze/06.html Чхеидзе А. А. Записки дунайского разведчика. М.:Мол. Гвардия, 1984]
• Баранов Ю. Судьба и якорь адмирала. «Морской сборник», 1991, № 5.
• Камалов Х. Х. Морская пехота в боях за родину. Москва. 1983 г.
• [militera.lib.ru/memo/russian/sverdlov_av/03.html Свердлов А. В. Воплощение замысла. М.:Воениздат, 1987]

Отрывок, характеризующий Десант на Имперский мост

– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.