Взятие Шумшу

Взятие острова Шумшу (также Десант на остров Шумшу) стало первым и самым решающим событием в ходе всей Курильской операции. Хотя Япония согласилась принять условия капитуляции во Второй мировой войне за четыре дня (14 августа 1945) до начала операции, советские власти решили высадить на острове десант на остров Шумшу. Операция заняла 5 дней и завершилась 23 августа успешно для СССР, xотя cражение за Шумшу явилось единственной операцией советско-японской войны, в которой советская сторона понесла больше потерь убитыми и ранеными, чем противник. 24 августа советская сторона приступила к занятию более южных островов.

Предпосылки

Выгодный для Японии Петербургский договор о Курилах стал для Российской империи, а затем и для СССР, просчетом исторической важности. После того как 1875 году Япония получила во владение гряду протяженностью более 1 200 км, Россия фактически лишилась выхода к Тихому океану. Япония, имперские амбиции которой продолжали увеличиваться, фактически получила возможность в любой момент начать морскую блокаду Сахалина и всей дальневосточной России, чем она не преминула воспользоваться в войне 1905 года. Тогда японские солдаты с о-ва Шумшу высадились на Камчатском полуострове. Расположение острова в опасной близости от Камчатки держало СССР в постоянном напряжении. Ситуация обострилась в годы Великой отечественной войны.

Выдвижение кораблей

Вечером 16 августа 1945 года командующий флотом отдал приказ приступить к выполнению десантной операции. К 17 часам 17 августа корабли с десантом вышли в море из Петропавловска-Камчатского под прикрытием истребительной авиации и подводной лодки. Ночной поход осуществлялся в тумане.

Высадка 18 августа

В 2.38 18 августа советская береговая батарея с мыса Лопатка открыла огонь. В 4.22 началась высадка десанта. Перегруженные десантные суда останавливались далеко от кромки берега и десантники с тяжелым снаряжением вынуждены были добираться до берега вплавь под огнём. Многие при этом тонули.

К 9 часам 18 августа завершилась высадка первого эшелона основных сил десанта (138-й стрелковый полк, 3 артиллерийских дивизиона, рота противотанковых ружей), десант захватил две господствующие высоты. Затем противодействие японских войск резко возросло. Начались мощные контратаки, поддержанные танками. Бой принял исключительно ожесточённый характер, доходя до рукопашных схваток. Многие позиции и сопки по несколько раз переходили из рук в руки, тогда совершили свои подвиги старшина 1 статьи Н. А. Вилков и краснофлотец П. И. Ильичёв, закрывшие своими телами амбразуру японского дота. Именно в этом бою обе стороны понесли подавляющую часть потерь. Японское командование непрерывно усиливало свои войска на Шумшу за счёт их переброски с Парамушира. Трудности десанта усугублялись выходом из строя большинства радиостанций, из-за чего временами терялось управление боем со стороны советского командования.

Во второй половине дня японцы предприняли решающую атаку, бросив в бой все свои танки. Ценой больших потерь они продвинулись вперёд, но сбросить десант в море не смогли. Основная часть танков была уничтожена гранатами и противотанковыми ружьями, затем по ним был наведён огонь корабельной артиллерии. Из 60 танков до 40 было уничтожено или повреждено (японцы признают потерю 27 танков), в бою погиб командир танкового полка. Но этот успех дался дорогой ценой — погибло около 200 десантников.

Японцы вели сильный артиллерийский огонь по подходившим к берегу кораблям с последующими эшелонами десанта и нанесли советскому флоту значительные потери. Были потоплены или уничтожены у берега 7 десантных судов (ДС-1, ДС-3, ДС-5, ДС-8, ДС-9, ДС-43, ДС-47), 1 пограничный катер П-8 (погибло 5 членов экипажа и 6 ранено) и 2 малых катера, повреждены 7 десантных судов (ДС-2, ДС-4, ДС-7, ДС-10, ДС-48, ДС-49, ДС-50) и 1 транспорт. В их экипажах имелись значительные потери. Японская авиация также атаковала корабли, но без особого успеха (от близких разрывов бомб незначительные повреждения с ранениями 2-х членов экипажа получил сторожевой корабль «Киров»), при этом 2 самолёта были сбиты зенитным огнём.

С наступлением темноты бой продолжался, причем именно ночью советские войска достигли значительного успеха — противник не мог вести прицельный огонь, что способствовало успеху штурмовых групп, овладевших ночью сразу несколькими укрепленными пунктами. Также ночью был построен временный причал для приема новых кораблей с десантом и боеприпасами.

Действия советской авиации были затруднены из-за тумана, боевые вылеты совершались (почти 350 вылетов), но только по глубине японской обороны и по Парамуширу. К вечеру был высажен 2-й эшелон десанта — 373-й стрелковый полк, артиллерийский полк, рота морской пехоты. За день боя захвачено 250 пленных и 3 батареи противника.

Боевые действия 19 августа

Наступление десантных частей продолжалось с большими трудностями, но уже без такой степени ожесточённости, как накануне. Советские войска перешли к тактике последовательного подавления огневых точек противника массированным артиллерийским огнём. Потери войск резко снизились, но и темпы наступления — тоже. Около 18 часов командующий японскими войсками на Курильских островах прислал к командиру советского десанта П. И. Дьякову парламентёра с предложением начать переговоры о капитуляции. Боевые действия были приостановлены.

В этот день японский самолёт (иногда указывается — лётчик-камикадзе) в районе Шумшу потопил катер-тральщик КТ-152.

Боевые действия 20 августа

Отряд советских кораблей направился в военно-морскую базу Катаока на Шумшу, чтобы принять капитуляцию японского гарнизона, но подвергся артиллерийскому обстрелу с островов Шумшу и Парамушир. Получили попадания нескольких 75-мм снарядов минный заградитель «Охотск» (убито 3 и ранено 12 человек), сторожевой корабль «Киров» (ранено 2 члена экипажа). Корабли открыли ответный огонь и отошли в море. Командующий операцией в ответ приказал возобновить наступление на Шумшу и нанести бомбовые удары по Парамуширу. После массированной артподготовки десант продвинулся на 5-6 километров, после чего спешно прибыла новая японская делегация с согласием на капитуляцию.

Боевые действия 21 — 22 августа

Японское командование всячески затягивало переговоры и капитуляцию гарнизона на Шумшу. Ставка Верховного Главнокомандования приказала перебросить на Шумшу с Камчатки 2 стрелковых полка, к утру 23 августа занять Шумшу и начать высадку на Парамушире. Один советский самолёт произвёл демонстративную бомбардировку японских батарей на острове.

Капитуляция японских войск и занятие северных Курильских островов

23 августа командующий японскими войсками на северных Курильских островах генерал-лейтенант Фусаки Цуцуми принял условия капитуляции, отвёл войска в сборные пункты для сдачи в плен и сдался сам. Всего на Шумшу пленено (с учетом захваченных пленных в ходе боя) 1 генерал, 525 офицеров, 11700 солдат. Взято военное имущество — 40 пушек, 17 гаубиц, 9 зенитных орудий, 214 лёгких пулемётов, 123 тяжёлых пулемёта, 20 зенитных пулемётов, 7420 винтовок, несколько уцелевших танков, 7 самолётов. Также 23 августа без сопротивления сдался мощный гарнизон острова Парамушир: около 8000 человек (74-я пехотная бригада 91-й пехотной дивизии, 18-й и 19-й мортирные дивизионы, рота 11-го танкового полка), до 50 орудий и 17 танков во главе с командиром 74-й пехотной бригады генерал-майором Ивао Сугино.

Итоги десанта и потери сторон

Сражение за Шумшу явилось единственной операцией советско-японской войны, в которой советская сторона понесла больше потерь убитыми и ранеными, чем противник: советские войска потеряли 416 убитыми, 123 пропавшими без вести (в основном утонувшие при высадке), 1028 ранеными, в целом — 1567 человек. В том числе потери Тихоокеанского флота составили 290 убитыми и пропавшими без вести, 384 — ранеными (в том числе экипажи кораблей — 134 убитыми и пропавшими без вести, 213 ранеными, батальон морской пехоты в бою за Шумшу — 156 убитыми и пропавшими без вести, 171 ранеными). Японцы потеряли убитыми и ранеными 1018 человек, из которых 369 — убитыми. До настоящего времени как напоминание о войне на острове сохраняется огромное количество брошенной японской военной техники.

Продолжение

С 24 августа Тихоокеанский флот приступил к занятию остальных Курильских островов. Острова от Парамушира до Онекотана включительно занимались кораблями Камчатской военно-морской базы и Камчатского оборонительного района, участвовавшими в сражении за Шумшу. Перевозки производились в крайне неблагоприятных метеорологических условиях — при штормовой погоде и частых туманах. 24 августа на Парамушире были высажены 198-й стрелковый полк и 7-й отдельный батальон. 25 августа перед высаженными советскими войсками капитулировали без боя гарнизоны островов Анциферова (яп. Сиринки-то), Маканруши (яп. Маканруси-то), Онекотан, Матуа (яп. Мацува) (3 795 человек). Некоторые гарнизоны (например, с острова Симушир) японцы успели вывезти в Японию.

Отрывок, характеризующий Взятие Шумшу

Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.