Каллиник I

Патриарх Каллиник I (греч. Πατριάρχης Καλλίνικος Α΄; ум. август/сентябрь 705, Рим) — епископ Константинопольской православной церкви, Патриарх Константинопольский (693—705).

Канонизирован Константинопольской православной церковью. Память 23, 28, 30 августа.

Биография

Был скевофилаксом церкви Пресвятой Богородицы во Влахернах.

Став патриархом, он выступил против репрессий в отношении представителей знати и церковных деятелей, которые проводил император Юстиниан II (685—695, 705—711).

По сообщению Феофана Исповедника, Юстиниан намеревался убить Патриарха Каллиника, однако ему помешал заговор будущего императора Леонтия. Патрирх принял сторону заговорщиков, сыграв решающую роль в низвержении Юстиниана.

О взаимоотношениях Патриарха Каллиника и императора Леонтия (695—698) и Тиверия III (698—705) источники не сообщают.

Вернувшись к власти, Юстиниан II приступил к репрессиям против всех, кто были причастны к его низвержению. Патриарх Каллиник был ослеплён и сослалан в Рим.

Согласно Житию, в Риме Патриарх Каллиник по приказу императора был заживо замурован в стену. Когда через 40 дней кладку вскрыли, он был ещё жив, однако скончался через 4 дня от истощения.

Погребён в церкви святых апостолов Петра и Павла по личному распоряжению папы Римского, вероятно Иоанна VII (705—707), которому в видении повелели совершить это сами апостолы.

Ссылки

• [www.pravenc.ru/text/1320041.html КАЛЛИНИК I] // Православная энциклопедия. Том XXIX. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2012. — С. 509-510. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-025-7
• [www.ec-patr.org/list/index.php?lang=gr&id=71 Καλλίνικος Α´]

Отрывок, характеризующий Каллиник I

Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.