Шрифт Оффенбаха

Шрифт Оффенбаха (нем. Offenbacher Schrift) — немецкий шрифт, разработанный Рудольфом Кохом в 1927 году. Название произошло от города Оффенбах-на-Майне, где Кох работал над своими шрифтами. По замыслу Коха, шрифт должен сочетать простоту написания и эстетическую красоту. Наиболее подходящим инструментом для письма этим шрифтом было перо, писать которым лучше всего было под углом 75-80 градусов и линеатурой 2:3:2. Для сравнения: готический курсив в идеале требовал угол наклона пера 70 градусов и линеатуру 2:1:2. Тем не менее шрифт Оффенбаха не был принят в школах, так как широкое хождение имел более простой шрифт Зюттерлина. В 1950-е годы шрифт был переработан Мартином Хермерсдорфом, учеником Коха, которому удалось внедрить его в баварские школы.

Пример текста

	„Nur die Schrift allein
	bewahret die göttlichen Gedanken
	der weisen Männer
	und die Aussprüche der Götter,
	ja selbst alle Philosophie und Wissenschaft
	und übergibt sie
	von Jahrhundert zu Jahrhundert
	den kommenden Geschlechtern.“
	Diodorus Siculus

Литература

• Harald Süß: Deutsche Schreibschrift. Lesen und Schreiben lernen. Droemer Knaur, 2002, ISBN 3426667533

Ссылки

• [www.deutsche-kurrentschrift.de/ Deutsche Kurrentschrift-Freunde]
• [www.schriftkunst.de/doderer/21.htm Eine Kalligrafie in Offenbacher Schrift]
• [www.uni-saarland.de/~m.hahn/slp2000.htm Sütterlin Lernprogramm der Universität des Saarlandes und der Universität Potsdam]
• [moorstation.org/Koch_Memorial/ Das Koch-Memorial]

Отрывок, характеризующий Шрифт Оффенбаха

– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.