Генрих II Набожный

Генрих II Набожный польск. Henryk II Pobożny<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Монета Генриха II. XIII век.</td></tr>
Князь Кракова, князь Силезии князь великопольский
1238 — 1241
Предшественник:	Генрих I Бородатый
Преемник:	Болеслав II Лысый (Рогатка)
Рождение:	1192(1192) Краков
Смерть:	9 апреля 1241(1241-04-09) Легница
Род:	Силезские Пясты
Отец:	Генрих I
Супруга:	Анна Легницкая

Ге́нрих II На́божный (Благочести́вый), (польск. Henryk II Pobożny; 1192 — 9 апреля 1241), сын Генриха I Бородатого. В 1238 — 1241 годы князь Кракова, Силезии и Великой Польши. В 1238 — 1239 годы был регентом Сандомира и Верхней Силезии.

Возглавлял десятитысячную польскую армию в битве под Легницей 9 апреля 1241 года. Поляки потерпели поражение, а сам он был убит монголами. Его голову насадили на копьё и принесли к воротам города.

Биография

Наследник. Соправитель

Он был вторым сыном, но после смерти старшего брата Болеслава стал самым старшим ребёнком в семье. Ряд авторов считает, что он в 1213 году участвовал вместе с младшим братом Конрадом в битве под Студницей (поль.). Гибель Конрада сделала Генриха единственным наследником отца. С 1222 года соправитель отца. После того как во время встречи польских князей в Гонсаве в 1227 году Генрих Бородатый оказался серьезно ранен, роль Генриха II возросла. Он активно участвовал в мероприятиях отца.

В 1233—1234 годы Генрих II, во время войны крестоносцев с пруссами, участвовал в основании города Мариенвердер.

Единоличное правление

После смерти в 1238 году Генриха Бородатого, бывшего князем силезским, великопольский и краковским все эти титулы унаследовал Генрих II. Но остальные князья выдвигали претензии на эти земли. Лишь в Силезии положение было устойчиво. Но и там в 1239 году Генриху пришлось передать фактическую власть над Верхней Силезией достигшим совершеннолетия Мешко и Владиславу Опольским. После смерти Генриха Бородатого Оттон III Бранденбургский и архиепископ Магдебургский вновь пытались захватить Любуш и Санток. Но в 1239 году их войска потерпели поражение. Генрих II смог разрешить, не теряя лица, унаследованный от отца конфликт из-за налоговых сборов с архиепископом гнезненским Пелкой и вроцлавским епископом. Генрих II оставил традиционный союз его семьи Штауфенами и в конфликте императора и папы поддержал Григория IX. Это помогло решить его споры с Церковью. Также Генрих покровительствовал монастырям в Генрикове Любанском (поль.), Тшебнице, и привлекал бенедиктинцев в Крессов (поль.) и клариссинцев во Вроцлав.

Вторжение монголов и смерть

В 1241 году монголы во время своего западного похода «к последнему морю» вторглись в Польшу. Разорив Великую и Малую Польши они вторглись в Силезию, где Генрих II собирал войска. 9 апреля 1241 года в при Легнице произошло кровопролитное сражение.

Большинство польского войска вместе с Генрихом погибло. Голову Генриха насадили на копьё и принесли к воротам Легницы. После этого монголы отправились в Венгрию. Позже труп Генриха был опознан матерью по ноге (на ней было шесть пальцев). Был похоронен во Вроцлаве во францисканском монастыре.

После гибели Генриха II его держава, охватывающая большую часть Польши, оказалась разделена. Ни один из преемников не смог в ближайшее время вновь её объединить. Из пяти сыновей Генриха II силезского, лишь Болеслав и его брат Мешко могли править самостоятельно, не нуждаясь в регенте. Но в течение первых месяцев правления, их мать Анна помогала им.

Семья

Муж с 1214 / 1218 года Анны Чешской (Богемской), дочери Пржемысла Оттокара I . У них в браке родилось 10 детей:

• Гертруда (1218/1220 — 1244/1247), дочь Генриха II Набожного. Жена Болеслава I Мазовецкого
• Болеслав II Лысый (Рогатка) (1220/1225 — 1278), сын Генриха II Набожного. Князь Польши в 1241, князь Вроцлава 1241—1248, князь Великой Польши 1241 −1247 князь Легницы в 1248—1278. Муж 1) Гедвиги, дочери Генриха Ангальтского (? — 1259), 2) Эфемии, дочери Самбора II Померанского.
• Констанция (1221/1227 — 1253/1257), дочь Генриха II Набожного. Жена с 1239 Казимира Куявского
• Мешко (1223/1227-1241/1242), сын Генриха II Набожного. Князь Любушский
• Генрих III Белый (1222/1230 — 1266), сын Генриха II Набожного. С 1248 года князь вроцлавский. Муж 1) с 1252 Юдиты (1226—1257/1265), дочери Конрада I, князя мазовецкого 2) к 1266 Агнесы, дочери Альбрехта I Саксонского
• Елизавета (1224/1232 — 1265), дочь Генриха II Набожного. Жена Пшемыслава I князя калишского и познанского
• Конрад I (1228/1231 — 1273/1274), сын Генриха II Набожного. Муж 1) с 1249 Саломеи (к 1237—1267/1274), дочери Владислава Одонича князя великопольского 2) с 1271/1274 Софии (1258/1261 −1318), дочери Дитриха Мудрого, маркграфа мейсенского в Ландсберге.
• Владислав Силезско-Легницкий (1237—1270) сын Генриха II Набожного. Архиепископ Зальцбурга 1265—1270
• Агнесса (1230/1236 — 1277), дочь Генриха II Набожного.
• Ядвига (1238/1241 — 1318), дочь Генриха II Набожного.

Литература

• Бандтке, Ежи Самуэль. Отделение II. Болеслав V Целомудренный (1228 - 1279) // [new.runivers.ru/lib/book4330/ История государства Польского]. — С-Пб: типография Императорской Российской Академии, 1830. — Т. I. — С. 231 - 233. — 342 с.
• Великая хроника о Польше, Руси и их соседях / текст В. Л. Янин. Л. М. Попова , Н. И. Щавелева. М., 1987.
• Силезские компилятивные анналы в переводе А. С. Досаева
• Анналы вроцлавского магистрата

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/SILESIA.htm#_Toc180202341 HEINRICH II 1241-1278] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 24 декабря 2012.
• [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/piasten_schlesien/heinrich_2_herzog_von_schlesien_1241/heinrich_2_schlesien_1241.html Генрих II] (нем.). Genealogie des Mittelalters. Проверено 24 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DAel3SnV Архивировано из первоисточника 25 декабря 2012].
• [de.wikisource.org/wiki/ADB:Heinrich_II._%28Herzog_von_Schlesien%29 Allgemeine Deutsche Biographie:Heinrich II. (Herzog von Schlesien)] (нем.). Wikisource. Проверено 24 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DAekNlzK Архивировано из первоисточника 25 декабря 2012].
• [www.poczet.com/henrykii.htm Henryk II Pobożny] (польск.). poczet. Проверено 24 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DAelXTGg Архивировано из первоисточника 25 декабря 2012].
• [bsbndb.bsb.lrz-muenchen.de/sfz29191.html Heinrich Appelt: Heinrich II. von Schlesien] (нем.). Neue Deutsche Biographie. Проверено 24 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DAejlcM3 Архивировано из первоисточника 25 декабря 2012].

Отрывок, характеризующий Генрих II Набожный

Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.