Су-цзун (династия Тан)

Ли Хэн(李亨)
10-й Император эпохи Тан
Дата рождения:	21 февраля 711(0711-02-21)
Дата смерти:	16 мая 762(0762-05-16) (51 год)
Время царствования:	756-762
Предшественник:	Сюань-цзун
Преемник:	Дай-цзун
Варианты имени
Традиционное написание:	肅宗
Упрощённое написание:	肅宗
Пиньинь:	Sùzōng
Второе имя:	Ли Дань (李治)
Посмертное имя:	Вэньмин Удэ Дашэн Дасюань Сяо 文明武德大聖大宣孝皇帝
Храмовое имя:	Су-цзун 肅宗
Другие имена:	Ли Сышэн (李嗣升,Li Sishen)
Семья
Отец:	Сюань-цзун
Мать:	Ян Гуйпинь
Жёны:	Принцесса Вэй 韋元珪 до развода 746 г. Императрица Чжан 張皇后,
Дети:	Дай-цзун

Император Су-цзун династии Тан(кит. 肅宗, пиньинь: Sùzōng, палл.: су цзун) родился 21 февраля 711 года, умер 16 мая 762 года, вступил на трон 12 августа 756 года.

Личное имя — Ли Хэн (кит. трад. :李亨, упр. 李亨, пиньинь: Lǐ Hēng, палл.: су цзун), другие имена — Ли Сышэн (李嗣升), Ли Цзюнь (李浚) с 725 по 736 годы, Ли Ю (李璵) с 736 по 738 годы, Ли Шао (李紹) в 738 году. Сын императора Сюань-цзуна. Су-цзун взошёл на трон после того как его отец бежал в Сычуань после мятежа Ань Лушаня 756 года. Во время этих событий Ли Хэн бежал в противоположном направлении в Линъу, где армия провозгласила его императором. Большая часть его правления пришлась на подавление мятежа, и только в 763 году мятеж был подавлен при уже следующем императоре Дай-цзуне.

Во время правления Су-цзуна началась практика назначать евнухов чиновниками высокого ранга. Евнух Ли Фуго (李輔國) стал коммандиром императорской гвардии и захватил практически абсолютную власть. В 762 император сильно заболел. Евнух Ли Фуго в борьбе за власть убил императрицу Чжан, и через короткое время император умер от приступа инфаркта миокарда. Его преемник Дай-цзун смог убить Ли Фуго. Император умер, пережив своего отца Сюань-цзуна только на 13 дней.

Правление

Вступив на трон, император поставил цель освободить Чанъань от сил мятежного государства Янь. Однако район Гуанчжуна был сильно укреплён, и отряд под началом канцлена Фан Гуаня понёс поражение с большими потерями. В окружении императора начались сложные интриги.

В 757 Ань Лушань был убит и его сын Ань Циньсю взошёл на престол династии Янь.

Император счёл затруднительным освободить Чанъань своими силами и заключил союз с ханом Моян-чур (Уйгурский каганат), пообещав уйгурам трофеи от разграбления региона. Советник Ли Мо предполагал направить уйгуров на Фаньян, но император решил сразу объединёнными силами пытаться освобождать Чанъань. Осенью 757 года Чанъань был занят, что позволило императору воссоздать администрацию в освобождённой столице. Уйгуры собирались теперь разграбить Чанъань, но генерал Ли Чу посоветовал воздержаться, так как это вызовет сопротивление жителей другой столицы Лояна, пообещав отдать на разграбление Лоян вместо Чанъаня. Бывший император Сюань-цзун получил разрешение поселиться в Чанъане.

Через месяц совместные силы освободили столицу Лоян, на этот раз не удалось избежать массивного грабежа столицы уйгурами. Ань Циньсю бежал в Ечен (邺城), но значительная часть территории была уже освобождена и война приближалась к завершению. Император Су-цзун для закрепления отношений с уйгурами отдал в жёны свою дочь принцессу Нинго Уйгурскому хану.

В 758 году генерал Ши Сымин, некогда поддерживавший Ань Лушаня, вдруг согласился подчиниться императору Су-цзуну, загнал Ань Циньсю в ловушку и убил его. Су-цзун, однако, относился к нему настороженно и поручил У Чэнъэню (烏承恩) убить Ши Сымина. Ши Сымин сумел выйти из ситуации и повернул против Тан, объявил себя императором династии Янь и занял Лоян, который сделал своей столицей. Однако он не смог продвинуться дальше в Чанъань, так как дорогу преградил генерал Ли Гуанби. В 760 году интриги евнуха Син Янъэня (邢延恩) привели к тому, что генерал Люй Чжан (劉展) поднял мятеж и удерживал нижнее течение реки Янцзы несколько месяцев, пока его не победил генерал Тянь Шэньгун (田神功).

В 761 году Ши Сымин был убит своим сыном Ши Чаои, но новый император династии Янь не пользовался авторитетом генералов, которые игнорировали его приказания. Танские войска теперь могли успешно противостоять яньским, но были не в состоянии выбить их из Лояна, и полная победа пришла уже после смерти Су-цзуна.

В мае 762 года император Сюань-цзун умер. Император Су-цзун был при этом сам сильно болен, и смерть отца усугубила его болезнь. Он предоставил Ли Ю статус регента. При этом императрица Чжан и Ли Фуго вступили в конфликт, императрица Чжан вызвала Ли Ю, желая совместно найти способ устранить Ли Фуго и его подчиненного Чэн Юаньчжэня. Ли Ю отказался, считая что от этого императору станет хуже. Императрица Чжан тогда обратилась к младшему брату Ли Ю Ли Си (李係), и они попытались заманить Ли Фуго в ловушку, привлекая к сговору 200 евнухов. 14 мая 762 года она вызвала в Ли Ю от имени императора. Чэн перехватил приказ и информацию о заговоре, и проводил Ли Ю в штаб имперской охраны, которой командовал Ли Фуго. Охранники вошли во дворец и арестовали императрицу Чжан, Ли Си и соучастников заговора, и сопроводили подальше от присутствия императора. Императрица Чжан, Ли Си и Ли Сян были казнены. Император остался один без ухода и умер 16 мая, Ли Ю был объявлен императором Дай-цзуном.

Взаимодействие с мусульманами

Во время смуты, сопровождавшей мятеж Ань Лушаня, император написал пространное письмо багдадскому халифу аль-Мансуру, прося о вооружённой помощи. Аль-Мансур послал отряд из 7000 всадников. Считается, что эти всадники принадлежали народу хуэй, родственному дунганам.

Источники

• Книга Тан, [www.sidneyluo.net/a/a16/010.htm vol. 10].
• Новая книга Тан, [www.sidneyluo.net/a/a17/006.htm vol. 6].
• Цзы чжи тун цзянь, vols. 210, 211, 212, 213, 214, 215, 216, 217, 218, 219, 220, 221, 222.

Отрывок, характеризующий Су-цзун (династия Тан)

– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.