Ван Ман

Цзюйцзюнь
1-й Император эпохи Синь
Дата рождения:	45 до н. э.(-045)
Дата смерти:	6 октября 23(0023-10-06)
Место смерти:	Чанъань
Время царствования:	9-23 годы
Предшественник:	Лю Ин
Преемник:	Лю Сюань
Варианты имени
Семья

Ван Ман (кит. 王莽, пиньинь: Wáng Măng; личное имя Цзюйцзюнь (кит. 巨君, пиньинь: Jùjūn); 45 до н. э. — 6 октября 23) — китайский император в 9—23 гг., прервавший своим правлением династию Лю, правившую в империи Западная Хань, основатель империи Синь (то есть «Новой»), единственный её представитель. Являлся смелым социальным реформатором, но рассматривается традиционной китайской историографией как узурпатор.

Жизнеописание

Карьера

Происходил из влиятельной семьи Ван. Его отец — Ван Мань, младший брат императрицы Сяоюань, жены ханьского императора Юань-ди и матери императора Чэн-ди. По этой причине Ван был приближён к императорскому двору. С раннего возраста зарекомендовал себя приверженцем конфуцианства.

Императрица Ван способствовала продвижению Ван Мана по служебной лестнице, особенно во время правления императора Чэн-ди. Занимал должность начальника лучников. Впоследствии получил почётное звание «Стража Жёлтых Ворот». В 16 году до н. э. получает титул хоу. В 8 году до н. э., после смерти своего дяди Ван Гэня (кит. 王根), назначен первым министром. Однако, в 7 году до н. э., после смерти Чэн-ди, вынужден был оставить эту должность.

В правление императора Ай-ди Ван Ман вместе с семьей был лишён власти и влияния. В 5 году до н. э. был сослан в своё имение в Синьдю (современный городской округ Наньян в провинции Хэнань), где пытался вести тихую жизнь, не привлекая к себе внимания. Во 2 году до н. э. император вернул Ван Мана в столицу Чанъань, однако не предложил ему каких-либо должностей.

В 1 году до н. э., после смерти Ай-ди, род Ван вернул себе власть. Ван Ман снова становится первым министром, фактически правит при малолетнем императоре Пин-ди. В 1 году н. э. получает титул вана (князя). В 4 году добился женитьбы императора на своей дочери Сяопин. Вместе с тем Ван Ман провёл реформу провинциальных школ, расширил императорскую академию, по его приказу был проложен новый стратегический путь через горы к югу от Хуанхэ, возводилось множество зданий и храмов.

После смерти Пин-ди в 3 году власть на некоторое время взял регентский совет во главе с Ван Маном. В 5 году по приказу Ван Мана прошли большие собрания учёных и чиновников по рассмотрению различных вопросов: от астрономии и астрологии до классических текстов. Лишь в 6 году новым императором был избран Жуцзы Ин, однако фактическую власть сохранил Ван Ман.

Постепенно он пришёл к мысли, что династия Хань утратила Небесный мандат, поэтому её представители не имеют прав на власть. Для подкрепления своих притязаний на престол Ван Ман обратился к гаданиям и пророчествам. В этом его поддерживал влиятельный чиновник и учёный Лю Синь. Утверждалось, что происходит смена стихий: огня на землю. Символ Хань — огонь — должен уступить символу земли, который ассоциировался с жёлтым цветом. Тем Ван Ман утверждал своё происхождение от мифического Жёлтого императора (Хуан-ди). Наконец в 9 году Ван Ман низложил императора Жуцзы Ина и объявил о создании новой династии Синь.

Реформы

После проведения всех необходимых процедур Ван Мана признали новым императором. С самого начала новый властитель Китая пытался провести реформы для укрепления центральной власти, ослабления аристократии, расширения поддержки среди крестьянства.

За время правления Ван Маном был проведено 5 денежных реформ, были введены в обращение более легкие деньги и упразднены старые. Император приказал знати менять золото на позолоченные бронзовые ножи, благодаря чему казна была значительно пополнена. В результате политики Ван Мана финансовое состояние аристократии значительно ухудшилось, а его влияние внутри страны существенно ослабло. Одновременно оказывалась государственная поддержка торговли.

В 9 году было объявлено о проведении земельной реформы. Внедрялась «колодезная система». Вся земля делилась на равные части, а семьи с избытком земли должны были делиться с другими своими родственниками. Каждая семья получала 1 кв. ли (1 ли=576 м). Эта земля делилась на 9 равных участков. Надел получал каждый трудоспособный человек. 8 участков подлежали возделыванию, а центральный, 9-й («колодец») принадлежал государству и обрабатывался совместно хозяевами других участков. В казну передавался урожай с 9 участка. Такие действия вызвали недовольство богатых землевладельцев и знати, однако Ван Ману удалось временно его подавить.

В 10 году был проведён ряд экономических реформ: укреплены монополии на производство и торговлю алкоголем, солью, изделиями из железа, чеканку монет, доходы с горных и болотистых местностей. Вводилась система «5 цзюнь и 6 гуань», благодаря чему были стабилизированы цены на зерно, ткани, шёлк (закупались в период снижения цен и хранились в специальных хранилищах в 5 главных городах империи). Был введён 10-процентный налог на охотников, рыбаков, шёлководов, ремесленников, торговцев.

В 11 году произошла природная катастрофа — река Хуанхэ изменила русло на несколько сот километров, затопив южную часть Великой равнины. Это бедствие привело к длительному голоду. Недовольные политикой императора объявили случившееся карой за реформы. Поэтому в 12 году тот вынужден публично покаяться и отменить земельную реформу 9 года. Вместе с тем Ван Ман решил облегчить жизнь кабальных рабов, которых на тот момент насчитывалось несколько миллионов. Была категорически запрещена продажа простолюдинов в рабство. Однако этот приказ не работал, и богачи сумели его обойти.

В 14 году Ван Ман восстановил реформы. Был реорганизован аппарат чиновников, прошли преобразования в сфере чинов и рангов служивых, началось дробление округов, понижение статуса уездов, их переименование, менялась система управления ими. Несмотря на то, что в 15 и 16 годах стихийные бедствия (дожди, разливы рек) не прекращались, Ван Ман упорно продолжал перемены — был издан указ о размерах жалованья для чиновников, согласно которому в неурожайные годы жалованье чиновникам уменьшалось пропорционально падению неурожая.

Вместе с тем Ван Ман интересовался наукой, способствовал её развитию. В 16 году приказал императорском врачу провести вскрытие казнённого преступника, чтобы исследовать его внутренние органы и артерии для улучшения лечения болезней в будущем.

В 17 году был объявлен размер жалований обладателям титулов знатности (ван и хоу), что позволяло ещё некоторое время удерживать знать от выступлений, которые в условиях непрерывного голода и общей дестабилизации становились неизбежными.

В 18 году различные восставшие группы, банды, голодающие объединились в армию, выступившую против правительственных войск. Некоторое время Ван Ману удавалось сдерживать её.

В 21 году Ван Ман раскрыл заговор против себя собственного сына — принца Линя. В итоге последний вынужден был наложить на себя руки

Внешняя политика

Ван был очень высокомерен в общении с союзниками и государствами-вассалами. В 10 году для повышения собственного престижа император решил усилить давление на хуннов. В частности, он оскорбил шаньюя хуннов и пытался вмешиваться в их внутренние дела. Это привело к войне с хуннами, которые возобновили набеги на Китай и перекрыли для китайских купцов Великий шелковый путь. Война была проиграна, расходы на неё полностью истощили государственную казну. Это стало одной из причиной ослабления власти Вана. В конце концов борьба с хуннами продолжалась с переменным успехом до конца правления Ван Мана.

Ван Ман назначил наместником Сиюя князя Чжэн Фэна (甄豐). Князь Чэши Сючжили (須置離), устав от поборов китайских наместников, спланировал бежать к хунну, но был арестован китайским приставом Дао Ху (刀護) и отправлен к Дань Циню (但欽), наместнику Сиюя, где был обезглавлен. Брат Сючжили — Фуго-хоу Хуланьчжи (輔國侯狐蘭支) собрал 2000 верных и бежал к хунну. Вскоре он подошёл к Чэши с хуннским войском и убил китайских ставленников и офицеров, после чего опять ушёл к хунну. Дао Ху отправил Чэн Ляна (陳良) занять долину Хуаньцэ (桓且) для пресечения набегов. Офицеры Чжун Дай (終帶), Хань Сюань (韓玄), хоу Жэнь Шан (任商) и Чэн Лян решили, что власть Хань в Сиюе ослабла и скоро хунну вторгнутся и перебьют китайцев и их союзников. Поэтому они решили убить Дао Ху и перейти к хунну. Они подняли ложную тревогу и стали собирать войска, под предлогом вторжения 100 000 хунну. Собрав 304 человека (и имея несколько своих отрядов) они добились, чтобы Дао Ху впустил их. Они убили Дао Ху и его совершеннолетних сыновей, хотя женщин и малолетних детей пощадили. Вскоре прибыл хуннский предводитель с 2 000 воинов и занял городок. Угнав 2 000 населения, Чэн Лян и Чжун Дай перешли на службу к шаньюю.

В 13 год шаньюем Ханну стал Улэй-Жоди. Ван Ман решил заключить мир с хунну и потребовать выдачи Чэн Ляна и Чжун Дая. Шаньюй выдал 27 человек (заговорщиков и членов их семей). В Чанани Ван Ман приказал сжечь их живьём. Впоследствии хунну увидели, что Ван Ман их обманывает и стали производить частые набеги на границу. Сиюй стал волноваться, жители Харашара убили Дань Циня (但欽) наместника Сиюя.

В 15 году Ман отправил в мятежный Сиюй офицера Ван Цзюня, и нового наместника Ли Чуна (李崇). Князья согласились принять китайских военных поселенцев и выделить им землю и припасы. Харашарцы на словах покорились, но стали собирать войска. Ван Цзюнь собрал 7 000 человек из Яркенда и Карашара. Харашарцы устроили им засаду и войска из Аксу, Лоп-Нура, Хошуда взбунтовались и убили Ван Цзюня. Из отряда выжил офицер Го Цинь (郭欽), который добрался до Харашара и найдя его незащищаемым, перебил старых и молодых. Ман «пожаловал» его титулом шань-хуцзы (剼鬍子, дословно: «головорез-хунхуз»). Ли Чун предпочёл запереться в Куча, он был убит в 23 году.

Свержение

Голод 21—22 годов заставил крестьянство присоединиться к многочисленным повстанцам. Их поддержала местная знать, которую вскоре возглавил род Лю — представители свергнутой династии Хань, которые имели кровную связь с её основателем, Лю Баном. Ван Ман бросил на подавление восстания свою армию, носившую название «Зубы тигра». В 22 году армия узурпатора дважды потерпела поражение от сторонников старой династии и армии повстанцев-«краснобровых» во главе с Фань Чуном.

В 23 году члены рода Лю начинают решающий этап борьбы за восстановление власти своей династии. Готовясь к штурму Ваньчэн (современный Наньян) — базы Ван Мана на юге, они объявили новым императором Лю Сюаня. В том же году армия Ван Мана потерпела решительное поражение при Куньяне (современный городской округ Пиндиншань в провинции Хэнань). Вслед за этим армия повстанцев двинулась на столицу Чанъань. Ван Ман бился до конца. Выдержав трёхдневную осаду столицы в своем дворце Цзяньфа, он отстреливался с солдатами из башни, затем перебрался во дворец Цзяньтай. Когда кончились стрелы, вышел навстречу противнику и был зарублен. Его голову выставили на обозрение на базарной площади. Династия Хань была восстановлена.

Семья

Жены:

• Императрица Ван
• Императрица Ши

У Вана было 6 сыновей и 3 дочери.

Ссылки

• Рыжов К. В. [slovari.yandex.ru/~книги/Монархи.%20Древний%20Восток/Ван%20Ман/ Ван Ман](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2873 дня)) / Все монархи мира: Древний Восток: Справочник. — М.: Вече, 2006. — 576 с. — (Все монархи мира)
• Ван Ман // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000017/st072.shtml Реформы Ван Мана и восстание «Красных бровей»]
• [www.synologia.ru/a/Ван_Ман_—_родственник_по_женской_линии,_который_стал_императором Китайский Борис Годунов. Ван Ман — родственник по женской линии, который стал императором]

Личное имя	Период правления	Эры правления
Ван Ман	9—23 гг.	Шицзяньго (кит. трад. 始建國, упр. 始建国, пиньинь: Shĭjiànguó — «Начало становления государства») 9—13 гг. Тяньфэн (кит. трад. 天鳳, упр. 天凤, пиньинь: Tiānfēng — «Небесный феникс») 14—19 гг. Дихуан (кит. 地皇, пиньинь: Dìhuáng — «Земной император») 20—23 гг.

Отрывок, характеризующий Ван Ман

– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.