Чешско-словацкие языки
Чешско-словацкая | |
Таксон: |
подгруппа |
---|---|
Ареал: |
Чехия, Словакия, Германия, Австрия, Сербия, Румыния, Венгрия, Украина, Хорватия, США, Канада, Австралия |
Число носителей: |
около 18 млн |
Классификация | |
Категория: | |
Состав | |
Коды языковой группы | |
ISO 639-2: |
— |
ISO 639-5: |
— |
См. также: Проект:Лингвистика |
Че́шско-слова́цкие языки́ (чеш. česko-slovenské jazyky, словацк. česko-slovenské jazyky) — одна из трёх подгрупп наряду с лехитской и серболужицкой в составе группы западнославянских языков[1].
Чешско-словацкая подгруппа включает распространённые в основном на территории Чехии и Словакии два языка — чешский и словацкий. Помимо национальных литературных языков известны, созданные на базе диалектов чешского и словацкого, литературные микроязыки — ляшский и восточнословацкий[2][3], а также сложившиеся в Средние века на основе древнечешского языка еврейско-чешские говоры языка кнаанит, вымершие к XVI веку[4][5].
Общее число говорящих на чешско-словацких языках составляет около 18 млн чел.
Содержание
Территориальные диалекты и микроязыки
Чешский и словацкий языки характеризуются большой дробностью диалектов и говоров, на основе некоторых из диалектов существуют литературные нормы, в настоящее время практически не употребляющиеся[6].
Чешский язык делится на собственно чешскую, центральноморавскую (ганацкую), восточноморавскую (моравско-словацкую) и силезскую (ляшскую) диалектные группы[7]. На основе среднечешских говоров чешского диалекта сформирован литературный чешский язык[8], а на основе верхнеостравского говора силезского диалекта — ляшский литературный микроязык. Созданный в первой половине XX века ляшский язык является языком поэзии Ондры Лысогорского и некоторых других поэтов Чешской Силезии[2][3][9]. Восточноморавский (моравско-словацкий) диалект связан переходными говорами с близким ему западным диалектом словацкого языка[10].
Словацкий язык включает западнословацкую, среднесловацкую и восточнословацкую группы диалектов[11], на основе среднесловацкого диалекта создан словацкий литературный язык, а на основе земплинских и шаришских говоров восточнословацкого диалекта — восточнословацкий литературный микроязык. С середины XVIII века на восточнословацком появились первые тексты — переводы религиозной литературы, к середине XX века язык почти полностью вышел из употребления. Часть говоров восточнословацкого диалекта, находящихся на границе с восточнославянским языковым ареалом (говорами русинского языка) легла в основу югославорусинского (паннонско-русинского) языка Воеводины[2][3]. На этом языке говорят потомки переселенцев середины XVIII века из Закарпатья и Восточной Словакии — русины. Югославорусинский является одним из шести официальных языков сербской Воеводины.
В Средние века на основе древнечешского языка сформировались еврейско-чешские говоры, вытесненные полностью к XVI веку языком идиш в результате миграций евреев-ашкеназов, а также чешским языком[4][5][12].
- древнечешский язык[13]
- чешский язык
- ляшский язык (на основе говоров силезского (ляшского) диалекта)
- кнаанит †
- чешский язык
- словацкий язык
- восточнословацкий язык (на основе восточнословацкого диалекта)
Основные языковые особенности
Для чешско-словацких языков характерны языковые черты, общие для всех языков западнославянской группы (сохранение архаичных сочетаний согласных tl, dl (чеш. pletl, mýdlo, словацк. plietol, mydlo); результаты второй (чеш. mouše, словацк. muše) и третьей палатализации для задненёбного х; сохранение сочетаний kv’, gv’ (чеш. květ, hvězda, словацк. kvet, hviezda); отсутствие l эпентетического (чеш. země, koupě, словацк. zem, kúpený); переход *tj, *dj в c, ʒ (z) (чеш. svíce, sázet, словацк. svieca, sádzať); переход *ktj, *gtj в c; наличие в родительном и дательном пад. ед. числа сложных прилагательных флексий -ego, -emu в отличие от -ogo, -omu; стяжение гласных при выпадении интервокального j и ассимиляции гласных во флексиях и в корнях (чеш. dobrý, dobrá, dobré, mého, tvému, словацк. pekný, pekná, pekné) и др.)[1]. Кроме этого языки чешско-словацкой подгруппы разделяют общие для них языковые черты, отличающие их от других западнославянских языков.
Чешско-словацкие языки выделяют среди других близкородственных западнославянских языков (лехитских и лужицких) следующие языковые особенности:
- Наличие долгих и кратких гласных фонем[8][11].
- Специфика изменений в группах *tort, *tolt: чеш. kráva, zlato, král, словацк. hrad, hlava, но польск. krowa, złoto, król, głowa, в.-луж. hród, hłowa, н.-луж. głowa[14].
- Сохранение слоговости сонантов r̥, ŕ̥ и l̥, l̥’: чеш. tvrdé, srp, mluvit, словацк. žltá, vlk, в лехитских произошла вокализация сонантов (польск. twardy, sierp, żółty, сил. mołwić, кашубск. wolk). Вокализация сонантов распространена также в лужицких языках[15].
- Отсутствие смычки в ʒ, ʒ’ в результатах второй и третьей палатализаций на месте *g: чеш. noha – noze, но польск. noga – nodze[16].
- Переход праславянского согласного g в h (гортанный, фрикативный): чеш. noha, но польск. noga[1].
- Инициальное ударение (на первом слоге), как и в лужицких языках. Для польского языка характерно парокситоническое ударение (на предпоследнем слоге), а для кашубского и полабского — разноместное[1].
В лексике чешского языка отражено влияние немецкого и латинского языков, а в лексике словацкого языка — влияние венгерского и чешского языков[1].
Часть чешско-словацких языковых особенностей характерна и для лужицких языков, занимающих переходное положение от чешско-словацкой к лехитской подгруппе[17] (отсутствие носовых гласных, инициальное ударение, наличие звука h в верхнелужицком и др.), часть языковых явлений противопоставляет чешско-словацкие и лехитские лужицким (сохранение в лужицких двойственного числа, сохранение простых прошедших времён и их отсутствие в остальных западнославянских языках и др.)[1].
См. также
Напишите отзыв о статье "Чешско-словацкие языки"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Широкова А. Г. [tapemark.narod.ru/les/164a.html Западнославянские языки] // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
- ↑ 1 2 3 Дуличенко А. В. Славянские литературные микроязыки. — Таллинн, 1981.
- ↑ 1 2 3 [slovari.yandex.ru/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B3%D0%B8/%D0%93%D1%83%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%82%D0%B0%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9%20%D1%81%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%80%D1%8C/%D0%9B%D0%B8%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B0%D1%82%D1%83%D1%80%D0%BD%D1%8B%D0%B9%20%D0%BC%D0%B8%D0%BA%D1%80%D0%BE%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D0%BA/ Литературный микроязык] — статья из Российского гуманитарного энциклопедического словаря (Проверено 13 марта 2012)
- ↑ 1 2 [multitree.org/codes/czk.html MultiTree: A Digital Library of Language Relationships] (англ.). — The Knaanic Language. [www.webcitation.org/6AgySe23C Архивировано из первоисточника 15 сентября 2012]. (Проверено 13 марта 2012)
- ↑ 1 2 [multitree.org/codes/czk-jud MultiTree: A Digital Library of Language Relationships] (англ.). — The Judeo-Czech Dialect of Knaanic (czk). [www.webcitation.org/6AgyTNIMT Архивировано из первоисточника 15 сентября 2012]. (Проверено 13 марта 2012)
- ↑ [multitree.org/trees/Indo-European:%20Ethnologue%202005@569981 MultiTree: A Digital Library of Language Relationships] (англ.). — Indo-European: Ethnologue 2005. [www.webcitation.org/6AgyTxtnH Архивировано из первоисточника 15 сентября 2012]. (Проверено 13 марта 2012)
- ↑ [www.osu.cz/fpd/kcd/dokumenty/cestinapositi/igstema1.htm Čeština po cíti] (чешск.). — Útvary Českého Národního Jazyka. [www.webcitation.org/6AgyUUaOb Архивировано из первоисточника 15 сентября 2012]. (Проверено 13 марта 2012)
- ↑ 1 2 Широкова А. Г. [tapemark.narod.ru/les/581b.html Чешский язык] // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
- ↑ [slovarfilologa.ru/197/ Славянские языки] — статья из Энциклопедического словаря филолога (Проверено 13 марта 2012)
- ↑ [www.krugosvet.ru/enc/gumanitarnye_nauki/lingvistika/SLOVATSKI_YAZIK.html Словацкий язык] — статья из Энциклопедии Кругосвет (Проверено 13 марта 2012)
- ↑ 1 2 Широкова А. Г. [tapemark.narod.ru/les/464a.html Словацкий язык] // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
- ↑ [www.ethnologue.com/show_language.asp?code=czk Ethnologue: Languages of the World] (англ.). — Knaanic. [www.webcitation.org/6AgyVI5oQ Архивировано из первоисточника 15 сентября 2012]. (Проверено 13 марта 2012)
- ↑ [multitree.org/codes/09y MultiTree: A Digital Library of Language Relationships] (англ.). — The Old Czech Language. [www.webcitation.org/6AgyVvOg8 Архивировано из первоисточника 15 сентября 2012]. (Проверено 13 марта 2012)
- ↑ Ананьева, 2009, с. 20—22.
- ↑ Ананьева, 2009, с. 23.
- ↑ Ананьева, 2009, с. 20.
- ↑ Ананьева, 2009, с. 19—20.
Литература
- Широкова А. Г. Чешский язык. — М., 1961.
- Широкова А. Г. Чешский язык // Славянские языки / Под. ред. А. Г. Широковой и В. П. Гудкова. — М., 1977.
- Havránek B., Jedlička A. Česká mluvnice. — Praha, 1970.
- Васильева Л. И. Словацкий язык // Славянские языки / Под. ред. А. Г. Широковой и В. П. Гудкова. — М., 1977.
- Krajčovič R. Slovenčina a slovanské jazyky. — Bratislava, 1974.
- Ананьева Н. Е. История и диалектология польского языка. — 3-е изд., испр. — М.: Книжный дом «Либроком», 2009. — ISBN 978-5-397-00628-6.
Ссылки
- [www.ethnologue.com/show_family.asp?subid=1018-16 Ethnologue: Languages of the World] (англ.). — Language Family Trees. Indo-European, Slavic, West, Czech-Slovak. [www.webcitation.org/6AgyWWPak Архивировано из первоисточника 15 сентября 2012]. (Проверено 13 марта 2012)
- [multitree.org/codes/czsl MultiTree: A Digital Library of Language Relationships] (англ.). — The Czech-Slovak Subgroup. [www.webcitation.org/6AgyX4q5d Архивировано из первоисточника 15 сентября 2012]. (Проверено 13 марта 2012)
|
Отрывок, характеризующий Чешско-словацкие языки
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.