Абхиманью

Абхима́нью (санскр. अभिमन्यु, «яростный») — герой древнеиндийского эпоса «Махабхарата», сын Арджуны и сестры Кришны по отцу Субхадры. Считается, что Абхиманью был частичным воплощением Чандры.

Будучи ещё во чреве своей матери, Абхиманью лично от Арджуны научился как проникнуть в военную формацию чакравьюху, что считалось практически невозможным. Арджуна объяснял Субхадре способы входа и выхода из различных военных формаций. В том числе, Арджуна подробно рассказал о проникновении в чакравьюху в ходе битвы. Когда Арджуна собрался было продолжить, и объяснить способы выхода из неё, Субхадра заснула. Таким образом, Абхиманью так никогда и не узнал этой важной военной тайны.

Абхиманью провёл своё детство в Двараке, где его обучением, под присмотром Кришны, занимался сын Кришны Прадьюмна и великий витязь Арджуна. Когда Абхиманью подрос, Арджуна устроил свадьбу своего сына с Уттарой, дочерью царя Вираты. Таким образом, Арджуна заключил союз Пандавов с Виратой перед надвигавшейся битвой на Курукшетре. Последний год из тринадцати лет своего изгнания, Пандавы прожили инкогнито в царстве Вираты Матсья.

Будучи внуком бога Индры, Абхиманью был сильным и мужественным воином, равным по мощи своему отцу Арджуне. Его побаивались даже такие великие воины, как Дрона, Карна, Дурьодхана и Душасана. Абхиманью отличался необычайным мужеством и беззаветной преданностью своему отцу и своим дядьям. В ходе Битвы на Курукшетре Абхиманью убил таких воинов, как сына Дурьодханы и Брихадбалы Лакшмана, царя Кошалы из династии Икшваку.

На 13-й день битвы, Кауравы бросили вызов Пандавам, предложив им сломить военную формацию чакравьюху. Кришна и Арджуна знали как сделать это, и Пандавы приняли вызов. Однако, в этот день Кришна и Арджуна сражались на другом фронте. У Пандавов не осталось другого выхода, как использовать юного воина Абхиманью, который знал только как проникнуть в чакравьюху, но не знал как выйти из неё. Абхиманью объяснил это Юдхиштхире, но царь Пандавов настаивал на участии юного героя в прорыве рядов Кауравов, обещая, что войско Пандавов поможет Абхиманью вернуться из опасного рейда.

Используя свои знания, Абхиманью смог успешно проникнуть в чакравьюху. Пандавы и их соратники попытались последовать за ним, но были остановлены Джаядратхой, обладавшим благословением от Шивы, позволявшим ему удерживать всех Пандавов кроме Арджуны в течение одного дня. Таким образом, Абхиманью, по приказу своего дяди, оказался в одиночку перед всей армией Кауравов. Здесь можно усмотреть характерный для династических сказаний конфликт коронованного дяди с могучим племянником, который может представлять угрозу власти монарха. Этот сюжет может присутствовать в форме открытой вражды (король Артур/Мордред, король Марк/Тристан) или, как в случае Абхиманью, в скрытом виде: Карл Великий оставляет своего племянника Роланда в небольшом арьергардном отряде, где тот гибнет в неравной битве с огромной армией мавров («Песнь о Роланде»). Абхиманью приказал своему колесничему направить колесницу к Дроне. Колесничий, опасаясь за судьбу Абхиманью, призвал его подумать дважды, сказав, что Абхиманью, выросший в роскоши и комфорте дворца, был не ровня могучему Дроне. Рассмеявшись в ответ, Абхиманью заявил, что готов сразится с Индрой и даже с самим Шивой, которого почитает весь мир, и что вся армия Кауравов не могла сравнится с ним по силе. В последовавшей затем битве, Абхиманью уничтожил множество как простых воинов, так и великих героев, ударами палицы повергая лошадей и огромных слонов. Карна получил ранение и бежал от него, Душасана потерял сознание и был унесён с поля битвы. Когда в поединке с Абхиманью погиб сын Дурьодханы Лакшмана, разъярённый Дурьодхана послал против Абхиманью всю армию Кауравов. После того, как все попытки Карны пронзить доспехи Абхиманью не увенчались успехом, Карна рассёк лук Абхиманью своими стрелами, Дрона отсёк рукоять его меча, а Карна стрелами разбил его щит. Лишившись всего оружия, колесницы и коней, Абхиманью продолжал сражаться колесом. Когда колесо также было иссечено оружием противников, сын Духшасаны убил Абхиманью ударом палицы по макушке. Говорится, что после смерти Абхиманью воюющие стороны перестали следовать правилам войны, что привело к смерти всех Кауравов.

Ссылки

• [moralstories.wordpress.com/2006/08/09/veera-abhimanyu/ Small story showing Abhimanyu’s Valour]
• [www.mahabharataonline.com/ Mahabharata Online]

Отрывок, характеризующий Абхиманью

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».