Кришна в Махабхарате

Согласно древнеиндийскому эпосу Махабхарата, Кришна был сыном царя Ядавов, Васудевы, и его жены Деваки. Отсюда, он также известен как Вāсудева Кришна или Вāсудева.

Кришна как политический реформатор

Кришна был ключевой политической фигурой в связи со свержением Камсы, царя Шурасены, с престола. По праву царство Шурасена принадлежало кланам Ядавов: Адхака, Вришни и Бходжа. Свергнув Камсу, Кришна вновь возвёл Уграсену на трон и стабилизировал обстановку в государстве, прекратив междоусобные войны, и таким образом спас его от полного распада.

Следующая угроза шла из-за границы, от царства Магадха. Правитель Магадхи, Джарасандха, множество раз нападал на Шурасену, сильно ослабив её войска. Кришна и другие правители Ядавов прилагали все свои силы, чтобы отразить нападение. В конце концов им пришлось бросить их родное царство и бежать в направлении юга и запада.

Позднее, по инициативе Кришны, те Ядавы, что бежали из Шурасены, основали новое царство, Двараку. Его столицей был Дваравати, город, стоящий на острове, защищённый горами со всех сторон, недалеко от берега Гуджарата. Благодаря этому он стал неуязвим для атак с земли. Благодаря торговле по морю с другими странами Дварака процветала.

Также Кришна установил связь между Ядавами и Пандавами, членами династии Куру, которые боролись против основания царства Куру. Также эта связь принесла свою выгоду и Ядавам в стратегическом плане. С помощью Пандавов им удалось свергнуть их злейшего врага, царя Магадхи Джарасандху. За это Кришна, в свою очередь, помог Пандавам одолеть армию Куру, возглавляемую Дурьодханой, в битве на Курукшетре. И так, Кришна снова возвёл Юдхиштхиру, царя Пандавов, на трон Индрапрастхи, который находился на территории нынешнего Дели.

Однако, предводители Ядавов сражались в битве на Курукшетре на разных сторонах, и даже после её окончания вражда между ними не закончилась. Спустя 36 лет после битвы на Курукшетре, среди Ядавов в их же собственном царстве была развязана ещё одна война. В результате Дварака была полностью разрушена, из-за чего Кришна с Баларамой покинули эту землю. Эта борьба среди Ядавов также произошла из-за того, что Гандхари, мать Дурьодханы, однажды прокляла Кришну.

Но помощь, которую Кришна оказал Юдхиштхире, была отплачена сполна. Когда Юдхиштхира перестал быть царём, на трон Индрапрастхи он возвёл Ваджру из династии Ядавов, а на трон Хастинапура — Парикшита из династии Куру. Таким образом Ваджра стал продолжателем царского рода. Парикшит был сыном Абхиманью и внуком Арджуны, а Ваджра был внуком Кришны и Юдхиштхиры. Дочь Кришны и Рукмини была замужем за Бали, сыном Критавармы. Бали был племянником Юдхиштхиры и Дурьодханы и женат на их сестре.

Умиротворение родственников, когда Арджуна сбежал вместе с Субхадрой, принцессой Ядавов

Однажды Арджуна, по совету Кришну, умыкнул Субхадру, и Ядавы были очень разгневаны этим поступком. Но благодаря Кришне всё разрешилось мирным путём, и Арджуна вместе с Субхадрой спокойно провели свадьбу.

Предложение своей помощи на войне и Арджуне, и Дурьодхане

Кришна говорил Арджуне и Дурьодхане: «У меня есть огромная армия в 10 лакхов очень сильных пастухов, известная как Нараянас, каждый из воинов которой способен сражаться в самой гуще битвы. Одному из вас достанется эта армия с непобедимыми воинами, к другому же перейду я, при том, что я не возьму в руки оружия. Вы можете выбрать или то, или другое».

Миротворческая миссия для предотвращения битвы на Курукшетре

Прославленный Господь Кришна, испытывая глубокое сострадание к обречённым на гибель воинам и желая мирного разрешения спора между Кауравами и Пандавами, прибывает в Хастинапур и пытается достичь примирения враждующих сторон. Дурьодхана отвергает его предложения.

Кришна как философ

Во время битвы на Курукшетре между Кришной и его другом и двоюродным братом Арджуной состоялся Философский разговор, который позднее стал известен под названием Бхагавад-гита.

Текст «Бхагавад-гиты» состоит из философской беседы между Кришной и Арджуной, которая происходит на поле битвы Курукшетра непосредственно перед началом Битвы на Курукшетре между двумя воюющими кланами Пандавов и Кауравов. Арджуна — воин и один из пяти братьев-принцев клана Пандавов — перед решающим сражением впадает в сомнение о целесообразности боя, который приведёт к смертям многих достойных людей, в том числе его родственников. Однако его колесничий — Кришна — убеждает Арджуну принять участие в битве, разъясняя ему его долг как воина и принца и излагая перед ним различные философские системы веданты и процессы йоги. Во время беседы, Кришна раскрывается перед Арджуной как Верховная Личность Бога, даруя Арджуне внушающее благоговение видение Своей божественной вселенской формы.

Отрывок, характеризующий Кришна в Махабхарате

– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.