Радха-Кришна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кришнаизм
</div>

Международное общество сознания Кришны

Кришна · Брахма · Нарада · Вьяса · Мадхва ·
 </small>Мадхавендра Пури · Ишвара Пури · Лакшмипати Тиртха · Нитьянанда · Адвайта Ачарья


после Чайтаньи

Сварупа Дамодара · Рупа Госвами · Санатана Госвами · Джива Госвами · Рагхунатха Даса Госвами · Рагхунатха Бхатта Госвами · Гопала Бхатта Госвами · Кришнадаса Кавираджа · Нароттама Даса · Вишванатха Чакраварти · Баладева Видьябхушана · Джаганнатха Даса Бабаджи
Современные
Бхактивинода Тхакур · Гауракишора Даса Бабаджи · Бхактисиддханта Сарасвати · А. Ч. Бхактиведанта Свами Прабхупада

Портал «Индуизм»

п • о • р

Ра́дха-Кри́шна (санскр. राधा कृष्ण, rādhā-kṛṣṇa IAST) — божественная чета в индуизме, в которой Бог предстаёт в мужской и женской аспектах Кришны и его возлюбленной Радхи. Культ Радхи-Кришны характерен для таких традиций кришнаизма, как Нимбарка-сампрадая, пуштимарга и гаудия-вайшнавизм. В гаудия-вайшнавском богословии Кришна выступает как изначальная форма Бога, а Радха — как его вечная возлюбленная девушка-пасту́шка гопи, как изначальная женская форма Бога, источник всех гопи, участвующих в танце раса и других играх.[1][2] По отношению к Кришне, Радха рассматривается как верховная богиня, контролирующая Кришну силой своей любви.[3] Описывается, что Кришна настолько прекрасен, что покоряет своей красотой весь мир, но Радха очаровывает даже его и поэтому занимает более возвышенное положение.[4] Тема божественной любви между Кришной и Радхой стала популярным мотивом в искусстве и литературе Индии начиная с XII века — со времён орисского поэта и святого Джаядевы, написавшего санскритскую поэму «Гитаговинда».[5]





Философия

См. также: Гаудия-вайшнавское богословие

Согласно гаудия-вайшнавскому богословию, божественная женская энергия (шакти) происходит из божественного источника, Бога или шактимана. «Сита родственна Раме; Лакшми принадлежит Нараяне; а у Радхи есть её Кришна». Так как Кришна рассматривается как источник всех проявлений Бога, «Радха, его супруга, является изначальным источником всех шакти» или женских эманаций божественной энергии.[6]

Средневековый гаудия-вайшнавский богослов Джива Госвами в своём труде «Прити-сандарбха» утверждает что каждая из гопи проявляет различный уровень экстатической любви. Наивысший уровень любви к Кришне демонстрирует Радха.[7]

Общее происхождение слов шакти и шактиман, в данном случае обозначающих женскую и мужскую ипостась Бога, указывает на то, что они неотличны друг от друга и есть одно целое.[8] Практически все формы Бога в индуизме, также как и все девы, имеют женского партнёра, свою «лучшую половину» или Шакти. Без этой Шакти, они часто рассматриваются как не имеющие силы.[9] В индуизме является обычной практикой поклонение Богу одновременно в его женской и мужской ипостасях, что и имеет место в случае с Радха-Кришной. Традиции, в которых Кришне поклоняются как сваям-бхагавану в его мужской форме, также включают в себя поклонение его женской половине Радхе, которую также почитают как верховное божество. Считается общепринятым представление, в котором единение Радхи и Кришны может означать единение шакти с шактиманом, причём подобная точка зрения существует также и за пределами ортодоксального вайшнавизма и кришнаизма.[10]

В концепции шакти-шактимана, известной как шакти-паринама-вада, или учение о видоизменениях божественной энергии, можно обнаружить онтологическую структуру, описывающая «в-себе-и-для-себя» Бога.

Кришна — Шактиман, «обладающий шакти» (силой или энергией). Шакти есть одновременно и способность Кришны, оставаясь неизменным, преобразовывать себя в разнообразные формы наличного бытия, и сама эта наличность. В отличие от аватар, которые при всём их многообразии есть не что иное, как сам Кришна, как бы надевающий на себя разные личины, шакти являются сущностями иного порядка, имеющими своё основание в Кришне, неразрывно связанными с ним, но отличными от него и относительно самостоятельными. В качестве аналогии приводится соотношения солнца и его лучей, которые исходят из солнца, зависят от него, но вместе с тем есть нечто отличное от светила. Несмотря на то, что солнце излучает огромную энергию, оно всегда остается равным самому себе. Точно так же и Кришна всегда полон и не терпит никакого ущерба, несмотря на то, что преобразует себя с помощью своей шакти во множество форм. В одном из известных изречений Упанишад доктрина шакти-паринама-вады находит своё подтверждение: «когда из целого вычитается целое, первоначальное целое остается целым».[11]

Существует три вида шакти:

  1. Антаранга-шакти (внутренняя энергия)
  2. Бахиранга-шакти (внешняя энергия)
  3. Таташтха-шакти (пограничная энергия)

Антаранга-шакти наделяет Бога всемогуществом и пронизывает духовный мир («в-себе-и-для-себя»), который самодостаточен и существует вне времени. Как и Бхагаван, антаранга-шакти описывается предикатами сат-чит-ананда (вечносущая, сознающая, исполненная блаженства). В соответствии с этими предикатами в ней выделяются три уровня:

  1. Сандхини-шакти — субстрат духовной реальности, с её помощью Бхагаван поддерживает собственное бытие и бытие других живых существ, берущих в Нём начало.
  2. Самвит-шакти — способность обладать абсолютным знанием и сила этого знания, благодаря ей Кришна знает себя самого, духовный и материальный мир а также живые существа, она же даёт возможность живым существам постичь Бога.
  3. Хладини-шакти — способность Кришны испытывать высшее духовное блаженство самому и наделять блаженством других.

Сущность хладини-шакти — высшая стадия любви Богу (према), которая выражается в преданном служении (бхакти). Радха считается олицетворением хладини-шакти, вечной супругой Кришны. Кришна — пурна-шактиман («обладающий всеми шакти») а Радха — пурна-шакти («полная шакти»), то есть высшая, объемлющая все остальные, подобно тому как Кришна есть источник всех аватар, Радха есть источник всех шакти.

Радха-Кришна «нераздельны и неслиянны», их бытие относится к философской категории ачинтья-бхеда-абхеда. Однако Кришна представляет собой мужское начало, а Радха — женское, поэтому Кришна всегда играет доминирующую роль, а Радха — подчинённую. Их взаимоотношения описываются в традиционной вайшнавской литературе эзотерическим эротическим языком.

Ряд интерпретаций различных традиций в понимании поклонения имеют общую базу персонализма. Последователи гаудия-вайшнавской традиции Чайтаньи, в своей доктрине и миссии придерживаются строго персоналитстических взглядов на природу Бога. В гаудия-вайшнавизме Кришна объявляется верховной и изначальной ипостасью Бога, Чайтанья почитается как объединённая аватара Радхи и Кришны, признаётся реальность и вечность индивидуальных душ, преподносятся конкретные методы приближения к Абсолютной Истине, наивысшим аспектом которой считается Бог в своей личностной форме.[12]

Понимание Радхи-Кришны в гаудия-вайшнавизме тесно связано с концепцией расы. Богословское использование термина впервые встречается в одном из афоризмов «Веданта-сутр», составленных по крайней мере за два тысячелетия до появления школ Нимбарки и Чайтаньи: «Воистину, Господь есть раса» (расо ваи сах). В этой фразе выражена точка зрения на природу Бога как на верховного наслаждающегося расой — вечным духовным вкусом.[13]

В своих беседах с Чайтаньей, Рамананда Рай, перед тем как начать описание роли Радхи в лилах Вриндавана, говорит о её качествах, среди других текстов цитируя стих из «Чайтанья-чаритамриты» 2.8.100.[14]

Согласно шри-вайшнавскому богословию, Кришна-Радха, представляют собой возлюбленную чету — Вишну и его супругу богиню Лакшми. В пуранах сказано, что Вишну снизошёл на Землю в человеческой форме Кришны, чтобы показать всем людям, какой лёгкой и радостной может быть любовь, какие формы игр, чувств и отношений возможны на Вайкунтхе. Бог выразил Свои любовные чувства по отношению к Своей супруге Лакшми в форме Радхи, станцевав танец раса-лилы. Вишну специально принял форму юноши Кришны, а Лакшми форму Радхи, с целью показать, что любовь не подчиняется устоям и правилам, ведь в те времена выражение чувств между юношами и девушками было невозможным с общественной точки зрения. Это противоречило социальным устоям, где любые отношения между мужчиной и женщиной могли существовать лишь в браке.

Традиции

Радхе-Кришне поклоняются в следующих традициях индуизма:

Бхагаватизм

Основная статья: Бхагаватизм

В Ведах и Пуранах, Радха и другие формы глагола радх имеют такие значения, как «совершенство», «успех» и даже «богатство».[15] «Господа успеха» Индру называют Радхаспати. Термин радхаспати также используется в значении «Господь удачи» по отношению к Махавишну и употребляется Джаядевой. Слово радха упоминается в «Атхарва-веде» и «Тайттирия-брахмане».

Шарлот Водевиль, в своей работе «Evolution of Love Symbolism in Bhagavatism» («Эволюция любовного символизма в бхагаватизме») проводит параллели между Радхой и героиней поэмы Андал «Тируппавай» по имени Наппиннай, которую также упоминает Наммальвар, называя её невесткой Нандагопы. Несмотря на то, что взаимоотношения Радхи и Наппиннай с Кришной имели разную природу, Наппинай считается источником Радхи в пракритской и санскритской литературе. В традиционном ритуальном танце кураваи, Кришна танцует со своей супругой Наппиннай.

Относительно взаимоотношений преданных с Кришной и динамики взаимоотношений самой возвышенной преданной Кришны (Радхи) и объекта её любви, Шарлот Водевиль говорит следующее:

Это очень сложные взаимоотношения, преданный «одновременно един и отличен от Господа», даже в радости единения присутствует боль разлуки. На самом деле, согласно Ямуначарье, самой возвышенной формой преданности является не встреча, но то, что непосредственно сопровождает её, — страх новой разлуки.[16]

Радха-Кришна упоминается в «Яшастилаке» (959 год), за два столетия до периода Джаядевы. Кроме того, упоминания о Радхе-Кришне встречаются в романе Баны «Кадамбари» (VII в. н. э.). Радха также описывается в «Брахмавайварта-пуране» и «Падма-пуране».[17]

Нимбарка-сампрадая

См. также: Нимбарка-сампрадая и Нимбарка

В Нимбарка-сампрадае, также как и в Рудра-сампрадае, юному Кришне поклоняются вместе с его супругой Радхой. Эти традиции кришнаизма считаются самыми древними традициями, основанными на поклонении Радхе-Кришне.[18] Согласно Нимбарке, Радха является вечной супругой Вишну-Кришны. Нимбарка также упоминает о том, что Радха вышла замуж за своего возлюбленного Кришну.[19] Таким образом, он «спасает» Радху от существовавшего вокруг её фигуры «ореола безнравственности» или аморальности и наделяет её особыми достоинствами.[20]

Нимбарка-сампрадая, основанная Нимбаркой, является одной из четырёх авторитетных сампрадай вайшнавизма. Учёные относят появление традиции к IX — XIII векам, однако последователи традиции считают, что сампрадая была основана Нимбаркой 4500 лет назад в ведийский период. По причине разрушения мусульманами Матхуры и Вриндавана в XIII — XIV веках, никаких источников, проливающих свет на историю традиции, не сохранилось.

Такие учёные как Сатьянанд Джозеф, Проф. Расик Бихари Джоши, Проф. М. М. Агравал и некоторые другие, полагают, что Нимбарка был либо современником Шанкары, либо жил в несколько более ранний период. Нимбарка был первым ачарьей, установившим, наряду с поклонением Кришне, поклонение Радхе, — метод поклонения, называемый сакхи-бхава-упасана. В «Веданта-камадхену-дашашлоке», комментарии Нимбарки на «Веданта-сутры», говорится:

Шримати Радха — это левая часть тела Всевышнего Господа, она блаженно восседает, как и Сам прекрасный Господь, которому служат тысячи гопи: мы медитируем на эту Верховную Богиню, исполняющую все желания.[21]

Эту тему продолжил Джаядева и другие средневековые поэты, привлечённые присущей этой философии блаженной духовной красотой.

В Нимбарка-сампрадае, Радха и Кришна имеют равное значение, вместе выступая объектом поклонения.[22] Труд основоположника традиции Нимбарки «Веданта-париджата-саурабха» считается одним из самых ранних комментариев на «Веданта-сутры». Позднее, другие ачарьи сампрадаи в XIII — XIV веках во Вриндаване составили бо́льшую часть литературы о божественной чете, или, как они её называли, Югала-Кишоре. Свами Шри Шрибхатта, старший духовный брат Джаядевы, подобно ему составил «Югала-шатаку», предназначенную для исполнения в музыкальном стиле дхрупада. В отличие от Джаядевы, который составил свою «Гита-Говинду» на санскрите, «Югала-шатака» Свами Шрибхатты была написана на региональном диалекте хинди брадж-бхаша, распространённом во Врадже. Остальные ачарьи этой традиции также писали на враджа-бхаше. По причине ограниченной распространённости этого диалекта, в настоящее время труды этих ачарий практически не исследуются, хотя они и были написаны за несколько веков до начала периода Шести Госвами Вриндавана.

Так или иначе, единственным объектом поклонения в Нимбарка-сампрадае является объединённая божественная чета Радха-Кришна. Согласно «Махавани», труду, составленному в XV веке Свами Харивьясой Девачарьей:

Я непрестанно прославляю Шримати Радху, которая есть никто иная, как Кришна, и Шри Кришну, кто есть не кто иной, как Радха. Их единение представлено камабиджей и они являются вечными обитателями Голока Вриндаваны.[23]

Таким образом, философия и богословие культа Радха-Кришны взяли своё начало в Нимбарка-сампрадае, которая сделала огромный вклад в развитие традиции поклонения Радхе-Кришне в кришнаизме.

Пуштимарга

Валлабха, основатель традиции пуштимарга, ещё до Чайтаньи установил поклонение Радхе. Последователи этой традиции отождествляют себя с девушками-подружками и служанками (манджари) Радхи в духовном мире, которые имеют привилегию устраивать интимные любовные лилы Радхи-Кришны.[24]

В произведениях одного из выдающихся поэтов этой традиции, Дхрувадасы, уделено особое внимание интимным лилам Радхи-Кришны. В его поэме «Чаураси-пада», а также в комментариях его последователей, всячески превозносится духовное благо, получаемое от постоянной медитации на вечные лилы Радхи-Кришны.

В валлабха-сампрадае, также как и в других традициях вайшнавизма, принимается первостепенное богословское значение «Шримад-Бхагаватам», но игнорируются некоторые лилы, не относящиеся к категории взаимоотношений Радхи, Кришны и гопи. При этом делается упор на аспект сладости, или расы, этих взаимоотношений.[25]

Гаудия-вайшнавизм

См. также: Гаудия-вайшнавизм, Чайтанья Махапрабху и Вриндаванские госвами

Гаудия-вайшнавизм является одним из течений древней индуистской традиции кришнаизма. «Гаудия» происходит от исторического названия провинции в Восточной Индии — «Гаудадеша», которая располагалась на территории современных Западной Бенгалии и части Бангладеш. В ранней бенгальской литературе можно проследить эволюцию понимания Радхи и Кришны.[26] По мнению учёных, однако, источник главной героини поэмы Джаядевы «Гита-говинда» остаётся неразрешённой загадкой санскритской литературы. В то же время существуют ссылки на более чем 20 литературных источников, датируемых более ранним периодом, чем «Гита-говинда». Образ Радхи является одним из наиболее неуловимых в санскритской литературе; она описывается только в отдельных текстах пракритской и санскритской поэзии, упоминается в нескольких надписях и ряде трудов по грамматике, поэзии и драме. В XII веке, бенгальский поэт и вайшнавский святой Джаядева продолжил эту традицию и создал изысканную лирическую поэму о страстной преданности, поэму, которая положила начало огромному движению бхакти в Бенгалии.[27]

Предположительно в 1415 году выдающийся бенгальский поэт и певец Бару Чандидас написал «Шри Кришна киртан», собрание замечательных песен, прославляющих Радху и Кришну. Данный текст рассматривается как одно из наиболее важных свидетельств раннего отображения популярной истории «любви Господа Кришны к девушке-пастушке Радхе» в бенгальской литературе и религии. 412 песен «Шри Кришна киртана» поделены на 13 разделов. В них представлены различные вариации историй Радхи-Кришны, обеспечивающие отличный материал для сравнительных исследований. Из манускрипта становится ясно, что песни должны были воспеваться или декламироваться под определённые раги. В научных кругах существуют определённые дебаты относительно происхождения этого текста, имеющего огромное религиозное значение.[28] В гаудия-вайшнавизме метафизическое положение Радхи и поклонение ей было установлено Кришнадасом Кавираджей в его «Чайтанья-чаритамрите». Изложенная им доктрина преобладала среди последователей Чайтаньи во Вриндаване после ухода последнего в 1534 году. Согласно гаудия-вайшнавскому богословию, Кришна, желая испытать всю глубину любви, которую Радха испытывает к нему, явился на земле как Чайтанья Махапрабху — Кришна в умонастроении Радхи. Основным занятием Радхи как Чайтаньи было воспевание имён своего возлюбленного Кришны.[29][29]

Один из самопроявленных (нерукотворных) мурти Кришны, Радха-Рамана, был установлен Гопала Бхаттой Госвами. Радха-Рамана почитается не просто как Кришна, а как Радха-Кришна.[30] Регулярное поклонение Радха-Раману в храме, расположенном во Вриндаване, продолжается и по сей день, и состоит из ежедневно совершаемых ритуалов,[31] целью которых является получение возможности непосредственного общения с Радхой и Кришной.[32]

Манипурский вайшнавизм

Основная статья: Вайшнавизм в Манипуре

Вайшнавы Манипура поклоняются Радхе-Кришне.[33] Царь Гариб Ниваз, правивший Манипуром в период с 1709 по 1748 год, получил инициацию в гаудия-вайшнавизм, где Кришне поклоняются как верховной ипостаси Бога сваям-бхагавану. Он практиковал вайшнавизм в течение 20 лет до самой своей смерти. С тех пор Ассам стало посещать множество гаудия-вайшнавских проповедников и паломников.[34]

Постепенно, с распространением гаудия-вайшнавизма, поклонение Радха-Кришне стало преобладающей религиозной практикой региона. Практически в каждой деревне был открыт вайшнавский храм.[35] Танец раса и другие лилы являются отличительной чертой регионального фольклора, например, в одном из традиционных театральных представлений, одна и та же танцовщица изображает как Кришну, так и Радху.[36]

Сваминараяна-сампрадая

См. также: Сваминараяна-сампрадая и Движение Сваминараян

Поклонение Радхе-Кришне занимает особое место в Сваминарана-сампрадае. Сам основоположник традиции Сахаджананда Свами, известный также как Бхагаван Сваминараяна, упоминает Радха-Кришну в своём труде «Шикша-патри».[37] Он также инициировал строительство ряда храмов, в которых основными мурти были Радха-Кришна. Сваминараяна «объяснял, что Кришна является во многих формах. Когда он находится вместе с Радхой, он почитается как Верховный Господь под именем Радха-Кришна; когда он с Рукмини, он известен как Лакшми-Нараяна».[38] В первом храме традиции Сваминараяна, построенном в Ахмадабаде в 1822 году, на центральном алтаре были установлены мурти Нара-Нараяны, а также Кришны и Арджуны. По левую сторону от главного алтаря были установлены мурти Радхи-Кришны.[39] Согласно богословию этой индуистской традиции, у Кришны есть множество женских спутников, гопи, и из всех гопи Радха считается самой главной и самой возвышенной преданной Кришны. Те, кто хотят приблизится к Кришне, должны культивировать в себе духовные качества Радхи.[40] В богословии традиции Сваминараяна, Голока рассматривается как самая высшая обитель духовного мира. В некоторых из храмов движения, как, например, в Шри Сваминараян Мандире в Мумбаи, установлены мурти Шри Голокавихари и Радхикаджи — Кришна в своей форме наслаждающегося общением с гопи.[41] Взаимоотношения Кришны с гопи символизируют отношения между Богом и его преданными.[42]

В других религиях

По мнению некоторых учёных, золотой век в культурно-религиозном развитии Индии наступил с синкретизацией индуистской и мусульманской культуры и религии, произошедшей в результате покровительства некоторыми мусульманскими правителями изучения санскрита и переводов с санскрита на персидский язык. Некоторые мусульманские поэты этого периода создали произведения на темы Радхи и Кришны.[43]

Храмы

В Индии

Вриндавана и Матхура считаются основными центрами поклонения Радхе-Кришне. Наиболее важные храмы Вриндавана, в которых поклоняются мурти Радха-Кришны, это Мадана-мохана, Говиндадева, Радха-Рамана, Радха-Гокулананда, Радха-Дамодара, Банке-бихари, Радха-валлабха, Югала-кишора, Радха-Гопинатха, Радха-Шьямасундара и Кришна-Баларама.[44]

За пределами Индии

Существует несколько традиций, которые распространили поклонение Радхе-Кришне во многих странах мира. Наибольшего успеха добился основатель Международного общества сознания Кришны Бхактиведанта Свами Прабхупада, открывший при своей жизни более 100 центров и храмов на 5-ти континентах и установивший программу обучения поклонения Радхе-Кришне для западных адептов.[45]

Напишите отзыв о статье "Радха-Кришна"

Примечания

  1. ↑ Schweig 2005, С. 43
  2. ↑ Schweig 2005, С. 3
  3. ↑ Rosen 2002, С. 50
  4. ↑ Rosen 2002, С. 52 [vyasa.ru/books/?id=704 Чайтанья-чаритамрита, Ади-лила, Глава четвёртая. Сокровенные причины явления Шри Чайтаньи Махапрабху, текст 95]
  5. ↑ Schwartz 2004, С. 49
  6. ↑ Rosen 2002, С. 54
  7. ↑ Schweig 2005, С. 125
  8. ↑ Surendranath Dasgupta, A History of Indian Philosophy (1991) p. 31
  9. ↑ Santilata Dei, Del Santilata, Vaisnavism in Orissa (1988) p. 167
  10. ↑ Kakoli Basak, (1991) Rabindranath Tagore, a Humanist — p. 11
  11. ↑ пурнасья пурнам адая пурнам эвавашишьяте Бхактиведанта Свами Прабхупада Шри Ишопанишад. М., Бхактиведанта Бук Траст, 1990, с.16
  12. ↑ Valpey 2006, С. 110
  13. ↑ Schweig 2005, С. 79
  14. ↑ Schweig 2005, С. 126
  15. ↑ [sanskritdocuments.org/learning_tools/9verbs_itrans.html Sanskrit Verb forms (Whitney)]
  16. ↑ Charlotte Vaudeville, «Evolution of Love Symbolism in Bhagavatism», Journal of the American Oriental Society LXXXII (1962), 39
  17. ↑ [www.sankeertanam.com/saints%20texts/Jayadeva%20&%20Gita%20Govindam_2003_SK.pdf Musical Saints of India]
  18. ↑ The penny cyclopædia [ed. by G. Long]. 1843, p.390 [books.google.com/books?id=_8cWRilIuE0C&pg=RA1-PA390&dq=rudra+sampradaya&as_brr=3#PRA1-PA390,M1]
  19. ↑ Sharda Arya, Sudesh Narang, Religion and Philosophy of the Padma-purāṇa: Dharmaśāstra. Miranda House (University of Delhi). Dept. of Sanskrit, India University Grants Commission, 1988. 547, p.30
  20. ↑ Melville T. Kennedy, The Chaitanya Movement: A Study of the Vaishnavism of Bengal, 1925. 270, p.7
  21. ↑ Ange tu Vaame Vrishabhaanujaam Mudaa Viraajamaanaam anuruupasaubhagaam.
    sakhiisahasraih parisevitaam sadaa smarema deviim sakaleSTakaamadaam.. verse 6.
  22. ↑ Ramesh M. Dave, K. K. A. Venkatachari, The Bhakta-bhagawan Relationship: Paramabhakta Parmeshwara Sambandha. Sya. Go Mudgala, Bochasanvasi Shri Aksharpurushottama Sanstha, 1988. p.74
  23. ↑ Radhaamkrsnasvaroopaam vai, krishnam raadhaasvarupinam; kalaatmaanam nikunjastham gururoopam sadaa bhaje
  24. ↑ White, C.S.J. (1990). «[links.jstor.org/sici?sici=0003-0279(199004%2F06)110%3A2%3C373%3AVOTLGO%3E2.0.CO%3B2-R Vallabhacarya on the Love Games of Krsna]». Journal of the American Oriental Society 110 (2): 373-374. Проверено 2008-05-15.
  25. ↑ Snell, R. (1992). «[books.google.com/books?hl=en&lr=&ie=UTF-8&id=BE40dp6SCFUC&oi=fnd&pg=PA247 Synoptic and sectarian bhakti in the poetry of Dhruvdas]» ([books.google.com/books?q=inpublisher:%22Cambridge+University+Press%22&source=gbs_summary_r&cad=0 Cambridge University Press]).
  26. ↑ Chatterji, S.K.. «[links.jstor.org/sici?sici=1356-1898(1936)8%3A2%2F3%3C457%3APLATPT%3E2.0.CO%3B2-U Purana Legends and the Prakrit Tradition in New Indo-Aryan]». Проверено 2008-05-15.literary study of their lyric literature of Bengal Vaishnavism, has given a useful conspectus of the «Historical Development of the Radha-Krishna Legend»
  27. ↑ Miller, S.B.S. (1975). «[links.jstor.org/sici?sici=0003-0279(197510%2F12)95%3A4%3C655%3ARCOKVP%3E2.0.CO%3B2-X Radha: Consort of Krsna's Vernal Passion]». Journal of the American Oriental Society 95 (4): 655-671. Проверено 2008-05-15.
  28. ↑ Stewart, T.K. (1986). «[links.jstor.org/sici?sici=0385-2342(1986)45%3A1%3C152%3ASTGOLK%3E2.0.CO%3B2-7 Singing the Glory of Lord Krishna: The" Srikrsnakirtana]». Asian Folklore Studies 45 (1): 152-154. Проверено 2008-05-15.
  29. ↑ 1 2 Valpey 2006, pp. 30-31
  30. ↑ Valpey 2006, С. 52
  31. ↑ Valpey 2006, С. 58
  32. ↑ Valpey 2006, С. 75
  33. ↑ [books.google.com/books?id=g-wbAAAAIAAJ&q=Manipur+Radha&dq=Manipur+Radha&lr=&client=firefox-a Encyclopaedia of Indian Literature — p. 4290], Amaresh Datta, Mohan Lal,1994
  34. ↑ Medieval Indian Literature: An Anthology. — New Delhi: Sahitya Akademi, 1997. — ISBN 81-260-0365-0.[books.google.com/books?id=KYLpvaKJIMEC&pg=RA1-PA327 p.327]
  35. ↑ Shanti Swarup. 5000 Years of Arts and Crafts in India and Pakistan. — New Delhi: [books.google.com/books?q=inpublisher:%22D.+B.+Taraporevala%22&lr=&client=firefox-a&source=gbs_summary_r&cad=0 D. B. Taraporevala], 1968. — P. 272.[books.google.com/books?id=lnVQAAAAMAAJ&q=Manipur+Radha&dq=Manipur+Radha&pgis=1 p.183]
  36. ↑ Schwartz 2004, С. 35
  37. ↑ [www.swaminarayan.nu/sampraday/shiksha.shtml Shikshapatri, verse 109 by Bhagwan Swaminarayan]. [www.webcitation.org/65DKkIKPr Архивировано из первоисточника 5 февраля 2012].
  38. ↑ Williams 2001, С. 74
  39. ↑ Williams 2001, С. 96
  40. ↑ Williams 2001, С. 85
  41. ↑ Williams 2001, С. 59
  42. ↑ Williams 2001, back matter
  43. ↑ Gaeffke, P. (1992). «[books.google.com/books?hl=en&lr=&ie=UTF-8&id=BE40dp6SCFUC&oi=fnd&pg=PA247&dq=%22Radha+Krsna+%22&ots=IPsdC0j2-j&sig=iO9DUywzzRVHKh4Pjn02vqGH-cY#PPA80,M1 How a Muslim looks at Hindu bhakti]» ([books.google.com/books?q=inpublisher:%22Cambridge+University+Press%22&source=gbs_summary_r&cad=0 Cambridge University Press]).p. 80
  44. ↑ Rosen 2002, С. 117
  45. ↑ Valpey 2006, С. 109

Литература

На русском
На английском
  • Klostermaier, Klaus K. (2007), [books.google.com/books?id=E_6-JbUiHB4C&printsec=frontcover A Survey of Hinduism] (3rd ed.), Albany, NY: State University of New York Press, ISBN 0791470822, <books.google.com/books?id=E_6-JbUiHB4C&printsec=frontcover> 
  • Williams, Raymond (2001), [www.amazon.com/dp/052165422X Introduction to Swaminarayan Hinduism], Cambridge University Press, ISBN 9780521654227, <www.amazon.com/dp/052165422X> 
  • Schwartz, Susan (2004), Rasa: performing the divine in India, New York: Columbia University Press, ISBN 0-231-13145-3 
  • Rosen, Steven. The hidden glory of India. — Los Angeles: Bhaktivedanta Book Trust, 2002. — ISBN 0-89213-351-1.
  • Valpey, Kenneth Russell. Attending Kṛṣṇa's image: Caitanya Vaiṣṇava mūrti-sevā as devotional truth. — New York: Routledge, 2006. — ISBN 0-415-38394-3.
  • Schweig, G.M. Dance of divine love: The Rasa Lila of Krishna from the Bhagavata Purana, India's classic sacred love story.. — Princeton University Press, Princeton, NJ; Oxford, 2005. — ISBN 0691114463.
  • Kakar, Sudhir. «Erotic fantasy: the secret passion of Radha and Krishna»,Contributions to Indian Sociology (New Series) 19, no.1 (Jan-June 1985):75-94.
  • Miller, Barbara Stoller. «The divine duality of Radha and Krishna», in The Divine Consort: Radha and the Goddesses of India, eds. J. S. Hawley and D. M. Wulff. Berkeley: University of California Press, 1982, pp. 13-26.
  • Patnaik, Debi Prasanna. «Concept of Radhakrishna in the Panchasakha Literature.» Proceedings of Indian Oriental Conference 18 (1955):406-411.
  • Goswami, Sri Rupa. Bhakti-Rasamrta-Sindhuh. Vrindaban: Institute of Oriental Philosophy, 1965.
  • Prabhupada, A. C. Bhaktivedanta Swami. Krsna: The Supreme Personality of Godhead. [A Summary Study of Srila Vyasadeva’s Srimad-Bhagavatam, Tenth Canto.] Los Angeles: Bhaktivedanta Trust, 1970. 2 vols.
  • Wilson, Frances, ed. The Love of Krishna: The Krsnakarnamarta of Lilasuka Bilvamangala. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1975
  • Vaudeville, Ch. «Evolution of Love-Symbolism in Bhagavatism.» Journal of the American Oriental Society 82 (1962):31-40.
  • Wulff, D. M. The Divine Consort: Radha and the Goddesses of India, Berkeley: University of California Press. 1982

Ссылки

  • David C. Scott [www.religion-online.org/showarticle.asp?title=146 Radha in the Erotic Play of the Universe]. www.religion-online.org. Проверено 15 мая 2008. [www.webcitation.org/66L5WKG4R Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  • [sanskrit.safire.com/pdf/RADHAKRISHNA1000.pdf RadhaKrishna Sahasranam (from the Narada Purana)]. sanskrit.safire.com. Проверено 2 августа 2008. [www.webcitation.org/66L5WlxIC Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  • Stephen Knapp [www.stephen-knapp.com/radharani.htm Radharani]. www.stephen-knapp.com. Проверено 17 мая 2008. [www.webcitation.org/66L5XCInN Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  • Satyaraja Dasa [btg.krishna.com/main.php?id=379 Radharani—The Feminine Side of God](недоступная ссылка — история). btg.krishna.com. Проверено 17 мая 2008. [web.archive.org/20071025011546/btg.krishna.com/main.php?id=379 Архивировано из первоисточника 25 октября 2007].
  • [www.jswami.info/radharani Who Is that Girl with Krishna? Jayadvaita Swami]. www.jswami.info. Проверено 17 мая 2008. [www.webcitation.org/66L5XmnjJ Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  • Sunil jain [www.radhavallabh.com/ Radha Krishna Spirituality Portal]. www.radhavallabh.com. Проверено 25 мая 2008. [www.webcitation.org/66L5YKk4P Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
Формы и образы
Поклонение
Места паломничества
Храмы
Священные писания
См. также
 Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе.
Список неработающих ссылок: Rosen 2002, Schwartz 2004, Schweig 2005, Valpey 2006
Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.

Отрывок, характеризующий Радха-Кришна

Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Радха-Кришна&oldid=80311603»