Джунковский, Владимир Фёдорович

Владимир Фёдорович Джунковский
Командующий Отдельным корпусом жандармов (ок. 1913 года)
Дата рождения	7 (19) сентября 1865(1865-09-19)
Место рождения	Санкт-Петербург, Российская империя
Дата смерти	21 февраля 1938(1938-02-21) (72 года)
Место смерти	Бутовский полигон, Московская область, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Отдельный корпус жандармов, 3-й Сибирский армейский корпус
Сражения/войны	Первая мировая война
Награды и премии

Влади́мир Фёдорович Джунко́вский (1865—1938) — российский политический, государственный и военный деятель. Адъютант великого князя Сергея Александровича (1891—1905), московский вице-губернатор (1905—1908), московский губернатор (1908—1913), товарищ министра внутренних дел и командующий Отдельным корпусом жандармов (1913—1915), командир 8-й Сибирской стрелковой дивизии, генерал-лейтенант (апрель 1917).

Биография

Происхождение

Родился 7 сентября 1865 года в Санкт-Петербурге в семье Фёдора Джунковского и Марии Рашет. По своему происхождению он принадлежал к двум дворянским родам, Джунковских и Рашетов, которые в середине XIX века породнились в одном поколении трижды. Род Джунковских в 1845 году был официально включён в родословную дворянскую книгу Полтавской губернии, в основном благодаря заслугам С. С. Джунковского.

Отец — Фёдор Степанович Джунковский, из давно обрусевшего польского дворянского рода, был военным. В 1864 году он в чине генерал-майора был назначен начальником канцелярии генерал-инспектора кавалерии, пост которого тогда занимал великий князь Николай Николаевич, и членом комитета по устройству и образованию войск. На момент рождения Владимира Фёдору Степановичу было 49 лет.

Мать — Мария Карловна Рашет, происходила из рода Рашет, основателем российской ветви которого был её дед — французский скульптор Жак Доменик Рашетт (1744—1809). Её старший брат, Владимир Рашет, был видным горным инженером. На момент рождения Владимира ей было 43 года.

Ранние годы

В возрасте семи лет был зачислен в пажи «к Высочайшему двору». А в одиннадцать поступил на обучение Пажеский Его Императорского Величества Корпус в Петербурге — одно из самых престижных военных учебных заведений Российской империи, где детей аристократии готовили преимущественно для службы в гвардии.

Во время обучения в корпусе камер-паж Джунковский неоднократно был участником монархических церемониалов. В июне 1884 года он в качестве камер-пажа он сопровождал парадную карету невесты Великого князя Сергея Александровича принцессы Гессен-Дармштадтской Елизаветы в день её торжественного въезда в Петербург и присутствовал на венчании великокняжеской пары.

По окончании корпуса 14 августа 1884 года Джунковский был зачислен, минуя чин прапорщика, подпоручиком в 1-й батальон лейб-гвардии Преображенского полка, которым командовал великий князь Сергей Александрович. 14 августа 1888 года произведен поручиком.

Адъютант великого князя Сергея Александровича

23 декабря 1891 года года назначен адъютантом великого князя Сергея Александровича по должности московского генерал-губернатора.

6 декабря 1895 года, в день тезоименитства Николая II, вступившего на престол годом ранее, 30-летний поручик Джунковский получил чин штабс-капитана.

6 мая 1900 года произведен в капитаны. 12 января 1905 года капитан Джунковский освобождён от должности адъютанта московского генерал-губернатора и назначен адъютантом великого князя Сергея Александровича по должности командующего войсками.

4 февраля 1905 года московский генерал-губернатор и командующий войсками Московского военного округа, великий князь Сергей Александрович был убит разорвавшейся бомбой, брошенной террористом. После этого Джунковский состоял в должности адъютанта великого князя ещё полгода, до 12 августа 1905 года. 17 апреля 1905 года произведён в полковники, и ему пожаловано звание флигель-адъютанта.

12 августа 1905 года назначен московским вице-губернатором. При этом губернатор Г. И. Кристи находился в отпуске, откуда возвратился только в конце августа.

Московский губернатор

11 ноября 1905 года назначен исправляющим должность губернатора. Так как он фактически уже три месяца исполнял обязанности губернатора, это назначение прошло без неожиданностей. Вице-губернатором был назначен А. С. Фёдоров, бывший чиновник особых поручений при великом князе Сергее Александровиче.

Председатель Московского столичного попечительства о народной трезвости.

6 августа 1908 года получил чин генерал-майора «с утверждением в должности московского губернатора и зачислением в Свиту Его Величества по гвардейской пехоте».

Командующий Отдельным корпусом жандармов

25 января 1913 года Высочайшим указом был назначен товарищем министра внутренних дел Н. А. Маклакова и командующим Отдельным корпусом жандармов.

Будучи в должности командующего Отдельным корпусом жандармов, Джунковский реформировал службу политического сыска, упразднив районные охранные отделения во всех городах Российской империи, кроме Москвы, Санкт-Петербурга и Варшавы, запретив институт секретных сотрудников в армии и на флоте, уволив большое количество жандармских офицеров, в связи с чем нажил себе немало врагов. Равным образом и одновременно была ликвидирована агентура среди учащихся в учебных заведениях.

Признавая, в общем, необходимость агентурной работы среди революционеров, Джунковский тем не менее пытался поставить её в определенные рамки. В мае 1913 года им был подписан циркуляр, которым запрещалось вербовать агентов среди учащихся средних учебных заведений.

Инициировал выведение из Госдумы провокатора среди революционеров — Малиновского: «Когда я узнал, что он состоит в числе сотрудников полиции и в то же время занимает пост члена Государственной Думы, я нашёл совершенно недопустимым одно с другим. Я слишком уважал звание депутата и не мог допустить, чтобы членом Госдумы было лицо, состоящее на службе в департаменте полиции, и поэтому считал нужным принять все меры к тому, чтобы избавить от неё Малиновского».

19 августа 1915 года пытался разоблачить в глазах императора Николая II пагубное влияние Григория Распутина, но неудачно: был уволен от должностей и отправлен на фронт. Отставка произошла на пике попытки Прогрессивного блока и Ставки великого князя предпринять мощный натиск на Николая II с целью введения ответственного министерства. Как стало известно государю, Джунковский знал о существовании заговора, но умолчал об этом в своем докладе. Известно также, что Джунковский находился в переписке с Гучковым.

Участие в Первой мировой войне

С осени 1915 года — в действующей армии на командных должностях: с 26 декабря командовал бригадой 8-й Сибирской стрелковой дивизии, затем самой 8-й Сибирской стрелковой дивизией на Западном фронте.

В апреле 1917 года произведен в генерал-лейтенанты. В сентябре 1917 года солдатский комитет избрал его на должность командира 3-го Сибирского армейского корпуса (с 4 октября 1917 года).

После Октябрьской революции

После Октябрьской революции, в ноябре 1917 года, Джунковского вместе с группой генералов арестовали в Ставке Верховного главнокомандующего и заключили в Алексеевский равелин Петропавловской крепости.

Однако через некоторое время он был освобождён. Ф. В. Шлиппе вспоминал ([feb-web.ru/feb/rosarc/rah/rah-025-.htm Автобиографические записки. — С. 97—98]), что однажды он ходатайствовал о милостивом наказании за бунт арестантов Бутырской тюрьмы и впоследствии «когда он был намечен к расстрелу, а какой-то бывший уголовник, игравший при большевиках видную роль, за него заступился».

С 17 декабря 1917 года — в отставке «ввиду хронической болезни сердца» с мундиром и пенсией. В апреле 1918 года Джунковскому было выдано пенсионное удостоверение — Советское правительство ему, как офицеру лояльному к власти, даже определило пенсию в размере 3270 рублей в месяц.

Арест и заключение (1918—1921)

В сентябре 1918 года во время поездки к родственникам в Путивль Джунковский был снят с поезда на станции Орша и арестован — его якобы перепутали с другим офицером, которого разыскивала ВЧK. Арест произошёл после неудачного покушения на Владимира Ленина. Джунковского доставили в Московскую ЧK, а затем 6 декабря 1918 года он был заключён в Бутырскую тюрьму. Там им заинтересовалась ВЧK. Следствие длилось шесть месяцев, в течение которых чекисты копались в прошлом Джунковского, выискивая факты, свидетельствовавшие о его преступлениях против народа и революции. 6 мая 1919 года состоялось заседание Московского революционного трибунала. Джунковский был признан опасным для советской власти и приговорён к заключению в концлагерь до окончания Гражданской войны без применения амнистии.

11 июня 1919 года Джунковского перевели из Бутырской тюрьмы в Таганскую тюрьму, где сидели в основном уголовники.

30 ноября 1920 года Московский революционный трибунал приговорил Джунковского к пяти годам лишения свободы за участие в подавлении революции 1905—1907 года в Москве.

28 ноября 1921 года по постановлению ВЦИK он был освобождён из-под стражи.

Жизнь при большевиках

6 апреля 1922 года прописан у сестры Евдокии Федоровны. После выхода на свободу Владимир Федорович работал церковным сторожем, давал уроки французского языка, писал воспоминания о своей жизни. Бытует мнение, что он принял монашество, хотя документальных подтверждений этому не имеется.

Арест 1937 года. Расстрел

В конце 1937 года 72-летний Владимир Фёдорович был вновь арестован. 21 февраля 1938 года специальной тройкой НКВД он был приговорен к смертной казни. Расстрелян в тот же день на Бутовском полигоне.

Сочинения

• Воспоминания. М., 1997. Т. 1—2. [az.lib.ru/d/dzhunkowskij_w_f/text_0010.shtml Том 1]

Из воспоминаний современников

• Известный либерал, прославившийся своим покровительством красным ещё во время московского бунта 1905 года. Личность Джунковского была настолько известна, и даже просто скандальна из-за приверженности его подрывным силам. Например, перечисляя после падения Самодержавия свои заслуги перед революцией, он говорил: «Я всегда при выборах в Думу считал, что такие выборы надо предоставлять самим себе и никогда не позволял себе никаких давлений в ту или иную сторону» («Падение царского режима», т. V, М.-П., 1926 г.).
• А. В. Герасимов о Джунковском: «Тот самый о котором мне в своё время сообщали, что в октябрьские дни 1905 года он, будучи московским вице-губернатором, вместе с революционерами-демонстрантами под красным флагом ходил от тюрьмы к тюрьме для того, чтобы освобождать политических заключенных». См.: А. В. Герасимов «На лезвии с террористами». Париж, 1985. С. 183.

Награды

• орден Св. Станислава 3 ст. (1892)
• орден св. Анны 3 ст. (1895)
• орден Св. Станислава 2 ст. (1897)
• орден Св. Анны 2 ст. (1898)
• подарок из Кабинета Его Величества (1900)
• орден Св. Владимира 4 ст. (1901)
• назначен флигель-адъютантом к Его Императорскому Величеству и Высочайшая благодарность (1905)
• орден Св. Владимира 3 ст. (1906)
• чин генерал-майора с зачислением в Свиту Его Императорского Величества (1908)
• орден Св. Станислава 1 ст. (06.12.1911)
• Высочайшая благодарность (30.05.1912)
• Высочайшая благодарность (07.06.1912)
• Высочайшая благодарность (06.12.1912)
• орден Св. Анны 1 ст. (27.05.1913)
• Высочайшая благодарность (03.06.1914)
• Высочайшая благодарность (05.11.1914)
• Высочайшая благодарность (03.01.1915)
• Высочайшая благодарность (16.02.1915)
• орден Св. Владимира 2 ст. и Высочайшая благодарность (14.04.1915)
• Высочайшая благодарность (09.05.1915)
• Высочайшая благодарность (12.05.1915)

Иностранные:

• черногорский орден кн. Даниила 1-го 4 ст. (1891)
• австрийский орден Железной Короны 3 ст. (1897)
• бухарский орден Золотой Звезды 3 ст. (1897)
• турецкий орден Османие 3 ст. (1898)
• румынский орден Короны ком. кр. (1899)
• гессенский орден Филиппа Великод. кав. кр. 1 кл. (1902)
• болгарский орден Св. Александра 3 ст. (1903)
• бухарский орден Золотой Звезды 2 ст. (1903)
• французский орден Почётн. Лег. кавалер. кр. (1903)
• гессенский орден Филип. Великод. команд. кр. 2 кл. (1905)
• персидский орден Льва и Солнца 2 ст. с звезд. (1905)
• бухарский орден Золотой Звезды 1 ст. (1906)
• шведский орден Меча ком. кр. 2 кл. (1908)
• бухарский орден Золотой Звезды с алмазами (1910)
• бельгийский орден Леопольда II больш. кр. (1911)
• брауншвейгский орден Генр. Льва бол. кр. (1912)
• бухарский орден Тадж с алмаз. (1913)

Библиография

• Список общего состава чинов Отдельного корпуса жандармов.//Исправлен по 1 июля 1915 г. — Петроград: Тип. Штаба Отд. корп. жанд., 1915. 807 с.
• Список генерал-адъютантам, генерал-майорам и контр-адмиралам Свиты Его Величества и флигель-адъютантам по старшинству. Составлен по 20 марта 1916 года.//Издание Военно-походной канцелярии Его Императорского Величества. — Петроград: Тип. П. П. Сойкина, 1916. 190 с.
• Глинка Я. В., Одиннадцать лет в Государственной Думе. 1906—1917. Дневник и воспоминания. М., 2001.
• «Охранка». Воспоминания руководителей политического сыска. Тома 1 и 2, М., Новое литературное обозрение, 2004.
• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=899 Джунковский, Владимир Фёдорович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»
• Колпакиди А., Север А. Спецслужбы Российской империи. — М.: Яуза Эксмо, 2010. — С. 306 - 307. — 768 с. — (Энциклопедия спецслужб). — 3000 экз. — ISBN 978-5-699-43615-6.

Литература

• Энциклопедия секретных служб России / Автор-составитель А.И.Колпакиди. — М.: АСТ, Астрель, Транзиткнига, 2004. — С. 93. — 800 с. — ISBN 5-17018975-3.

Ссылки

• www.mos.ru/about/history/heads/index.php?id_4=68
• А.Дунаева. [anadun.livejournal.com/855.html «За Господом крестоносцем нельзя идти без креста...». Владимир Джунковский в Советской России.]. Родина, 2010, №3, стр. 105-109. Проверено 7 августа 2011. [www.webcitation.org/65K7plWxp Архивировано из первоисточника 9 февраля 2012].
• [anadun.livejournal.com/855.html А. Дунаева. Джунковский в Советской России]
• Семкин А.Н. [www.rusarchives.ru/publication/djunk.shtml «Зачислить за ВЧK впредь до особого распоряжения». Дело В. Ф. Джунковского в московской Таганской тюрьме] // Отечественные архивы. — 2002. — № 5.

Отрывок, характеризующий Джунковский, Владимир Фёдорович

– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.