Маргарита Анжуйская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с именем Маргарита (значения).
Маргарита Анжуйская
фр. Marguerite d'Anjou<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

королева-консорт Англии
23 апреля 1445 — 4 марта 1461
Коронация: 30 мая 1445
Предшественник: Екатерина Валуа
Преемник: Елизавета Вудвилл
30 октября 1470 — 11 апреля 1471
Предшественник: Елизавета Вудвилл
Преемник: Елизавета Вудвилл
 
Рождение: 23 марта 1430(1430-03-23)
Понт-а-Муссон, Лотарингия
Смерть: 25 августа 1482(1482-08-25) (52 года)
Анжу
Род: Анжуйская династия, Ланкастеры
Отец: Рене Добрый
Мать: Изабелла Лотарингская
Супруг: Генрих VI
Дети: Эдуард Вестминстерский

Маргари́та Анжу́йская (фр. Marguerite d'Anjou, англ. Margaret of Anjou; 23 марта 1430[1] — 25 августа 1482) — королева-консорт Англии при Генрихе VI с 1445 по 1461 и с 1470 по 1471 год; вторая дочь Рене I Доброго, герцога Анжуйского, и Изабеллы Лотарингской.

Маргарита была одной из главных фигур в серии династических гражданских войн, известных как Войны Роз, порой даже лично возглавляла фракцию Ланкастеров. Из-за частых приступов безумия мужа Маргарита фактически заняла его место в управлении страной. Именно она потребовала от Большого Совета в мае 1455 года исключить фракцию Йорков во главе с Ричардом, герцогом Йоркским, и, таким образом, зажгла искру гражданского конфликта, который длился более тридцати лет, уничтожил старое дворянство Англии и стал причиной смерти тысяч людей, в том числе её единственного сына Эдуарда, убитого в битве при Тьюксбери в 1471 году, а саму Маргариту сделав пленницей йоркистов. В 1475 году она была выкуплена её кузеном, королём Франции Людовиком XI. Маргарита уехала во Францию, где жила как бедная родственница короля и умерла в возрасте 52 лет.





Ранняя жизнь и брак

Маргарита родилась 23 марта 1430 в Понт-а-Муссон, герцогство Лотарингия, в имперском феодальном владении на востоке Франции, в котором правила младшая ветвь французских королей, Валуа-Анжу. Маргарита была второй дочерью и пятым ребёнком Рене Анжуйского и Изабеллы, герцогини Лотарингии. У неё было пятеро полнородных братьев и четверо полнородных сестёр, а также трое единокровных братьев и сестёр от отношений отца с любовницами[2]. Её отец, известный в народе как «добрый король Рене», был герцогом Анжуйским и титулярным королём Неаполя, Сицилии и Иерусалима; о нём говорили как о человеке, «имеющим много корон, но не царств». Маргариту крестили в Туле, Лотарингия, и, находясь на попечении старой кормилицы отца, Теофании ла Маджине, девочка провела первые годы своей жизни в замке города Тараскон на реке Рона на юге Франции и в старом королевском дворце в Капуе недалеко от Неаполя в королевстве Сицилия. Мать Маргариты заботилась об образовании девочки и организовала ей уроки с Антуаном де Ла Салем, который обучал её братьев. В детстве Маргарита была известна как la petite creature. 23 апреля 1445 года в Тичфилде, графство Хэмпшир, Маргарита вышла замуж за короля Англии Генриха VI, который был старше свой невесты на восемь лет. Генрих тогда претендовал на французское королевство и контролировал различные части северной Франции. Дядя Генриха, Карл VII, который также претендовал на корону Франции, согласился на брак Маргариты со своим соперником, при условии, что тот вместо обычного приданого передаст Карлу графство Мэн и герцогство Анжу. Английское правительство, опасаясь крайне негативной реакции, хранило этот договор в тайне от английского общества.

Маргарите было 15 лет, когда она была коронована 30 мая 1445 года в Вестминстерском аббатстве Джоном Стаффордом, архиепископом Кентерберийским[2]. Её описывали как красивую «уже женщину: и страстную, и гордую, и волевую»[3]. Те, кто предполагал будущее возвращение английских претензий на французские территории, считали, что она уже поняла свой долг по защите интересов короны [4]. Судя по всему, Маргарита унаследовала неукротимость своей матери, которая боролась за удовлетворение претензий мужа на Неаполитанское королевство, и бабушки по отцовской линии, Иоланды Арагонской, которая на самом деле управляла Анжу «мужской рукой», сохраняя в провинции порядок и оберегая её от Англии[3]. Таким образом, на примере семьи и благодаря своей яркой личности, она была вполне способна стать «защитницей Короны»[3].

Томас Мор утверждал, что Елизавета Вудвилл, будущая королева, была синонимична «Изабелле Грей», юной фрейлине Маргариты, служившей у той в 1445 году; современные историки отметили, что при дворе Маргариты было несколько женщин по имени Елизавета или Изабелла Грей и среди них существует несколько более вероятных кандидатур, чем Елизавета Вудвилл, которая получила фамилию Грей только приблизительно в 1452 году[5][6].

Рождение сына

Генрих, который был больше заинтересован в религии и учении, чем в военных вопросах, не был успешным правителем. Он стал королём в возрасте чуть менее девяти месяцев, и потому с самого начала его действия находились под контролем регентов. Когда Генрих женился на Маргарите, его психическое состояние уже было неустойчивым и рождение их единственного сына Эдуарда в 1453 году окончательно подкосило здоровье короля. Пошли слухи, что Генрих был не в состоянии породить ребёнка, а новый принц Уэльский стал результатом адюльтера. Многие полагали, что отцом принца может быть Эдмунд Бофорт, герцог Сомерсет, или же Джеймс Батлер, граф Уилтшир; оба они были верными союзниками Маргариты.

Хотя Маргарита была агрессивно-пристрастна и имела изменчивый характер[3], она разделила любовь мужа к обучению посредством своего культурного воспитания и стала покровительницей и основательницей Королевского колледжа Кембриджского университета.

Начало династических войн

Вражда с герцогом Йоркским

После переезда из Лондона в роскошный дворец в Гринвиче Маргарита была занята уходом за маленьким сыном и не проявляла каких-либо признаков явной агрессии, пока не поверила, что её мужу угрожает свержением амбициозный Ричард Плантагенет, герцог Йоркский[8], который, к ужасу Маргариты, был назначен регентом в период психической недееспособности Генриха в 1453—1454 годах. Герцог небезосновательно претендовал на английский престол и к концу его регентства было много могущественных дворян и родственников, готовых поддержать его претензии. Герцог Йоркский был силён; советники Генриха были коррумпированы; сам Генрих был доверчивым, сгибаемым и всё более нестабильным; Маргарита была вызывающе непопулярна, мрачна и полна решимости сохранить английскую корону для своего потомства. Однако, по крайней мере, один ученый называет возможным источником падения Ланкастеров не столько амбиции Йорка, столько враждебное отношение Маргариты к нему и её излишнее окружение себя непопулярными союзниками[9]. Тем не менее, королева Маргарита была могущественной силой в мире политики. Король Генрих превращался в пластилин в её руках, когда Маргарита хотела что-то сделать[10].

Биограф Маргариты, Хелен Маурер, однако, не согласна с мнением историков, приурочивших начало вражды между королевой и Йорком к моменту получения последним должности регента. Она предполагает, что взаимная неприязнь возникла спустя около двух лет после этих событий, в 1455 году, как результат первой битвы при Сент-Олбансе, когда Маргарита стала воспринимать Йорка как бросившего вызов авторитету короля. Биограф основывает этот вывод на разумном изучении изображения Маргариты, дарящей подарки; это показывало, что Маргарите стоило больших трудов, чтобы продемонстрировать одинаково свою благосклонность как к Йорку, так и к Сомерсету в начале 1450-х. Маурер также утверждает, что Маргарита, казалось, приняла регентство Йорка, и утверждает, что нет никаких существенных доказательств для распространения давних слухов о том, что именно она ответственна за исключение йоркистов из Большого Совета после восстановления Генриха[⇨].[11]

Однако, позже историк Пол Мюррей Кендалл утверждал, что союзникам Маргариты, Сомерсету и Уильяму де Ла Полю, тогда графу Саффолку, не стоило большого труда убедить королеву, что Йорк, до тех пор бывший одним из самых доверенных советников Генриха VI, был ответственен за её непопулярность и уже слишком силён, чтобы можно было ему доверять. Маргарита не только убедила Генриха отозвать Йорка с поста губернатора во Франции и изгнать его в Ирландию, но и неоднократно пыталась организовать его убийство во время поездок герцога в и из Ирландии в 1449 и 1450 годах[12]. Сомерсет разделил ответственность Саффолка за тайную капитуляцию Мэна в 1448 году, а затем и за последующие катастрофические потери в остальной части Нормандии в 1449 году, втянувшие двор Маргариты и Генриха в массовые беспорядки, восстания магнатов; приведшие к обвинению, осуждению и казни двух сильнейших союзников Маргариты. Это также сделало неизбежным битву насмерть между Маргаритой и домом Йорков, и Маргарита вынуждена была объявить популярность Ричарда опасной. Ричард Йорк, благополучно вернувшийся из Ирландии в 1450 году, столкнулся с Генрихом и был возвращён на пост доверенного советника. Вскоре после этого Генрих согласился созвать парламент для решения вопроса о реформах. Когда собрался парламент, требования оказались более, чем неприемлемы для Маргариты: не только оба её фаворита, Сомерсет и Саффолк, были отрешены от должностей за преступно-неумелое руководство во французских делах и ниспровержение правосудия, но также были выдвинуты обвинения против Саффолка (на тот момент он уже был герцогом), что он действовал вразрез с волей короля в отношении герцога Йоркского. Кроме того, в требованиях к реформам говорилось, что герцог Йоркский должен быть признан первым советником короля, а спикер Общин, возможно, более с рвением, чем с мудростью, даже предложил Ричарду, герцогу Йоркскому, стать признанным наследником престол[13]. В течение нескольких месяцев, однако, Маргарита вновь обрела контроль над мужем, парламент был распущен, неосторожный спикер брошен в тюрьму, а Ричард Йорк отправился в отставку в Уэльс[14].

В 1457 году королевство вновь пришло в волнение, когда было обнаружено, что Пьер де Брезе, могущественный французский генерал и приверженец Маргариты, высадился на английском побережье и сжёг город Сэндвич. Будучи лидером французских сил (их численность составляла 4000 человек) из Онфлёра, он целенаправленно воспользовался хаосом в Англии. Мэр города, Джон Друри, был убит в этом рейде. После этого события традицией, которая существует и по сей день, стало ношение чёрной траурной одежды мэром Сэндвича. Маргарита, связанная с де Брезе, стала объектом оскорбительных слухов и вульгарных баллад. Общественное негодование было настолько велико, что Маргарита, с большой неохотой, была вынуждена отдать родственнику герцога Йоркского, Ричарду Невиллу, графу Уорику, уже занимавшему на тот момент должность капитана Кале, полномочия по защите моря в течение трех лет.[15]

Лидер Ланкастеров

Вражда между фракциями Йорков и Ланкастеров в скором времени переросла в вооруженный конфликт. В мае 1455 года, через пять месяцев после того, как Генрих VI оправился от приступа душевной болезни и закончился период регентства Ричарда Йорка, Маргарита добилась от Большого Совета исключения из него фракции Йорков. Совет призвал к сбору сторонников в Лейчестере, чтобы защитить короля «от его врагов». Йорк, по-видимому, был готов к конфликту и вскоре двинулся с юга, чтобы встретиться с армией Ланкастеров, шедших с севера. Ланкастеры потерпели сокрушительное поражение в первой битве при Сент-Олбансе 22 мая 1455 года. Сомерсет был убит, Уилтшир бежал с поля боя, король Генрих был взят в плен победившим Йорком.

В 1459 году военные действия возобновились в битве при Блор-Хифе, где Джеймс Туше, барон Одли, был разбит армией Йорков, находившейся под командованием Ричарда Невилла, графа Солсбери.

Война Роз

Военные кампании

Пока Маргарита пыталась повысить дальнейшую поддержку фракции Ланкастеров в Шотландии[16], её главный командующий, Генри Бофорт, герцог Сомерсет[17], одержал крупную победу для неё в битве при Уэйкфилде 30 декабря 1460 года, разбив объединенные войска герцога Йоркского и графа Солсбери. Оба они были обезглавлены, а их головы насажены на ворота Йорка. Несмотря на распространённое мнение о том, что именно Маргарита отдала приказ о казни, она этого сделать не могла, поскольку находилась во время битвы в Шотландии[18]. Далее последовала победа 17 февраля 1461 года во второй битве при Сент-Олбансе, в которой Маргарита принимала непосредственное участие[19]. В этой битве она победила силы Йорков во главе с Ричардом Невиллом, графом Уориком, и вернула из плена своего мужа. Именно после этой битвы Маргарита совершила вопиющий акт мести, приказав казнить двух военнопленных йоркистов, Уильяма Бонвиля, барона Бонвиля, и сэра Томаса Кириеля, которые охраняли короля Генриха, чтобы удержать его от греха подальше во время боя. Король пообещал иммунитет этим двум рыцарям, но Маргарита стала отрицать его и приказала казнить их путём обезглавливания. Утверждается, что она представила мужчин на суде, на котором председательствовал её сын. «Справедливый сын, — якобы спросила она. — Какой смертью должны умереть эти рыцари?». Принц Эдуард ответил, что их головы должны быть отсечены, несмотря на просьбы короля о помиловании[19].

Ланкастерская армия была разбита в битве при Таутоне 29 марта 1461 года сыном покойного герцога Йоркского, Эдуардом Английским, который сверг короля Генриха и провозгласил себя королём. Маргарита была полна решимости вернуть наследство сына и скрылась с ним в Уэльсе, а позднее в Шотландии. Ища пути во Францию, она сделала союзником своего двоюродного брата, короля Людовика XI Французского, и по его инициативе Маргарита позволила перейти на их сторону бывшему стороннику Эдуарда, Ричарду Невиллу, графу Уорику, отношения которого с бывшим другом не заладились из-за брака Эдуарда с Елизаветой Вудвилл, и теперь он желал отомстить за потерю своего политического влияния. Младшая дочь Уорика, Анна, вышла замуж за сына Маргариты, Эдуарда, принца Уэльского, для того, чтобы скрепить союз. Маргарита настаивала на возвращении Уорика в Англию, чтобы доказать ей свою приверженность прежде, чем она последует за ним. Он так и сделал, восстановив Генриха VI на короткий период времени на престоле 3 октября 1470 года.

Поражение при Тьюксбери

К тому времени, когда Маргарита, её сын и сноха были готовы последовать за Уориком обратно в Англию, удача снова оказалась на стороне Йорков: Уорик был побежден и убит вернувшимся королём Эдуардом IV в битве при Барнете 14 апреля 1471 года. Маргарита была вынуждена вести свою собственную армию в битве при Тьюксбери 4 мая 1471 года, в которой силы Ланкастеров были разбиты, а её семнадцатилетний сын был убит. Обстоятельства смерти Эдуарда никогда не были ясны: не известно, был ли он убит во время боевых действий или же был казнён после сражения герцогом Кларенсом. Если бы он погиб в бою, то стал бы единственным принцем Уэльским так закончившим свои дни. За последние десять лет Маргарита заработала репутацию агрессивного и жестокого человека, но после её поражения в Тьюксбери и смерти единственного сына, она была полностью разбита. После того, как её взял в плен Уильям Стэнли в конце боя, Маргарита была заключена в тюрьму по приказу короля Эдуарда. Она была отправлена сначала в Уиолингфордский замок, а затем была переведена в более безопасный Тауэр; в 1472 году Маргарита была помещена под опеку её бывшей фрейлины Алисы Чосер, герцогини Саффолк, где она оставалась до тех пор, пока не была выкуплена Людовиком XI в 1475 году.[20]

Смерть

Маргарита жила во Франции в течение следующих семи лет, как бедная родственница короля. Она умерла в Анжу 25 августа 1482 года в возрасте 52 лет. Тело Маргариты было погребено рядом с родителями в соборе Анже, но во время Французской революции собор был разграблен, также как и могила Маргариты.

Письма

Сохранилось множество писем, написанных Маргаритой во время её пребывания на посту королевы-консорта. Одно из них было написано к коронации в Лондоне из-за несправедливости, совершённой по отношению к арендаторам в Энфилде, который являлся частью её приданого[21]. Существует еще одно письмо, которое Маргарита написала архиепископу Кентерберийскому[22]. Письма собраны в книге под редакцией Сесиль Монро, которая была опубликована Обществом Кэмдена в 1863 году[23]. Маргарита, как правило, начинала свои письма со слов By the Quene[24].

В культуре

Литература

Маргарита является одним из главных действующих лиц в шекспировской трилогии о Генрихе VI и пьесе Ричард III. Кроме того, она является главным героем одноимённой оперы Джакомо Мейербера и ряда литературных произведений:

Кино и телевидение

Кино

Телевидение

Предки Маргариты Анжуйской

Маргарита Анжуйская — предки
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
16. Иоанн II
 
 
 
 
 
 
 
8. Людовик I Анжуйский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
17. Бонна Люксембургская
 
 
 
 
 
 
 
4. Людовик II Анжуйский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
18. Карл де Блуа-Шатильон
 
 
 
 
 
 
 
9. Мария де Шатильон
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
19. Жанна де Пентьевр
 
 
 
 
 
 
 
2. Рене Добрый
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
20. Педро IV
 
 
 
 
 
 
 
10. Хуан I Арагонский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
21. Элеонора Сицилийская
 
 
 
 
 
 
 
5. Иоланда Арагонская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
22. Роберт I Барский
 
 
 
 
 
 
 
11. Иоланда де Бар
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
23. Мария Валуа
 
 
 
 
 
 
 
1. Маргарита Анжуйская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
24. Рауль Лотарингский
 
 
 
 
 
 
 
12. Жан I Лотарингский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
25. Мария Блуа-Шатильон
 
 
 
 
 
 
 
6. Карл II Лотарингский
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
26. Эберхард II Вюртембергский
 
 
 
 
 
 
 
13. София Вюртембергская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
27. Елизавета фон Геннеберг-Шлёзинген
 
 
 
 
 
 
 
3. Изабелла Лотарингская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
28. Рупрехт II
 
 
 
 
 
 
 
14. Рупрехт III
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
29. Беатриса Сицилийская
 
 
 
 
 
 
 
7. Маргарита Пфальцская
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
30. Фридрих V
 
 
 
 
 
 
 
15. Елизавета Гогенцоллерн
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
31. Елизавета Мейсенская
 
 
 
 
 
 

Напишите отзыв о статье "Маргарита Анжуйская"

Примечания

  1. ↑ Brooke, C.N.L. and V. Ortenberg The Birth of Margaret of Anjou // Historical Research. — June 1988. — Т. 14, № 1. — С. 357-358.
  2. ↑ 1 2 Cawley, Charles. [fmg.ac/Projects/MedLands/ANJOU,%20MAINE.htm Anjou] (англ.). Medieval Lands. Проверено 15 января 2015.
  3. ↑ 1 2 3 4 Kendall, Paul Murray. Richard the Third. — George Allen & Unwin, 1955. — С. 19. — ISBN 0-04-942048-8.
  4. ↑ Maurer, Helen E. Margaret of Anjou : Queenship and Power in Late Medieval England. — Woodbridge: Boydell, 2004. — С. 21. — ISBN 978-1843831044.
  5. ↑ A. R. Myers. [books.google.ru/books?id=jz7XGuoTY78C&printsec=frontcover&dq=Crown,+Household+and+Parliament+in+Fifteenth-Century+England&hl=en&sa=X&ei=wMWuVOfkGoSHO6GNgcAF&ved=0CB0Q6AEwAA#v=onepage&q=Crown%2C%20Household%20and%20Parliament%20in%20Fifteenth-Century%20England&f=false Crown, Household and Parliament in Fifteenth-Century England]. — London and Ronceverte: A&C Black, 1985. — С. 182. — 400 с. — ISBN 082644685X, 9780826446855.
  6. ↑ George Smith. The Coronation of Elizabeth Wydeville. — Gloucester: Gloucester Reprints, 1975. — С. 28.
  7. ↑ Boutell, Charles. A Manual of Heraldry, Historical and Popular. — Winsor & Newton, 1863. — С. 276.
  8. ↑ Kendall, Paul Murray. Richard the Third. — George Allen & Unwin, 1955. — С. 30–31. — ISBN 0-04-942048-8.
  9. ↑ Kendall, Paul Murray. Richard the Third. — George Allen & Unwin, 1955. — С. 18–19, 24. — ISBN 0-04-942048-8. «Excessive greed and ambition—the besetting sins of his contemporary peers—seem to have been largely absent from his character. It would require the unrelenting enmity of a queen to remind him that he owned a better title to the throne than Henry the Sixth», id. at 18. "It appears that Richard, Duke of York, was neither aiming at the crown nor seeking more of a voice in the government than he was entitled to. He represented, to many Englishmen of the day, the only hope of rescue from the swamp of disorder and evil rule in which the realm was floundering." Id. at p.517, n8.
  10. ↑ Antonia Fraser. The Lives of the Kings and Queens of England. — University of California Press, 1975. — С. 139.
  11. ↑ [www.history.ac.uk/reviews/review/355 Dr Joanna Laynesmith. Review of] Maurer, Helen. Margaret of Anjou: Queenship and Power in Late Medieval England. — Woodbridge: Boydell Press, 2003. — С. 240. — ISBN 851159273X.
  12. ↑ Kendall, Paul Murray. Richard the Third. — George Allen & Unwin, 1955. — С. 21–23. — ISBN 0-04-942048-8., citing The Paston Letters, vol. 4, as original source.
  13. ↑ Kendall, Paul Murray. Richard the Third. — George Allen & Unwin, 1955. — С. 21–23. — ISBN 0-04-942048-8.
  14. ↑ Kendall, Paul Murray. Richard the Third. — George Allen & Unwin, 1955. — С. 13–14. — ISBN 0-04-942048-8.
  15. ↑ Kendall, Paul Murray. Richard the Third. — George Allen & Unwin, 1955. — С. 32. — ISBN 0-04-942048-8.
  16. ↑ Haigh, Philip A. The Military Campaigns of the Wars of the Roses. — Alan Sutton Publishing Ltd, 1995. — С. 32. — ISBN 978-0-938289-90-6.
  17. ↑ Wagner, J.A. Encyclopedia of the Wars of the Roses. — Santa Barbara, 2001. — С. 26. — ISBN 1-85109-358-3.
  18. ↑ Kendall, Paul Murray. Richard the Third. — George Allen & Unwin, 1955. — С. 39–40. — ISBN 0-04-942048-8.
  19. ↑ 1 2 Costain, Thomas B. The Last Plantagenets. — New York: Popular Library, 1962. — С. 305.
  20. ↑ Hartley, Cathy. A Historical Dictionary of British Women. — London: Europa Publications Ltd, 2003. — С. 298. — ISBN 1-85743-228-2.
  21. ↑ [books.google.ru/books?id=PR8IAAAAIAAJ&printsec=frontcover&dq=Letters+of+Queen+Margaret+of+Anjou+and+Bishop+Beckington+and+Others&hl=ru&sa=X&ei=lBq9VNjeMsSpygPwyoHIBw&redir_esc=y#v=onepage&q=Letters%20of%20Queen%20Margaret%20of%20Anjou%20and%20Bishop%20Beckington%20and%20Others&f=false Letters of Queen Margaret of Anjou and Bishop Beckington and Others] / ed. Cecil Monro. — Camden Society, 1863. — Т. 86. — С. 98. — 177 с.
  22. ↑ [books.google.ru/books?id=PR8IAAAAIAAJ&printsec=frontcover&dq=Letters+of+Queen+Margaret+of+Anjou+and+Bishop+Beckington+and+Others&hl=ru&sa=X&ei=lBq9VNjeMsSpygPwyoHIBw&redir_esc=y#v=onepage&q=Letters%20of%20Queen%20Margaret%20of%20Anjou%20and%20Bishop%20Beckington%20and%20Others&f=false Letters of Queen Margaret of Anjou and Bishop Beckington and Others] / ed. Cecil Monro. — Camden Society, 1863. — Т. 86. — С. 99-100. — 177 с.
  23. ↑ [books.google.ru/books?id=PR8IAAAAIAAJ&printsec=frontcover&dq=Letters+of+Queen+Margaret+of+Anjou+and+Bishop+Beckington+and+Others&hl=ru&sa=X&ei=lBq9VNjeMsSpygPwyoHIBw&redir_esc=y#v=onepage&q=Letters%20of%20Queen%20Margaret%20of%20Anjou%20and%20Bishop%20Beckington%20and%20Others&f=false Letters of Queen Margaret of Anjou and Bishop Beckington and Others] / ed. Cecil Monro. — Camden Society, 1863. — Т. 86. — 177 с.
  24. ↑ [books.google.ru/books?id=PR8IAAAAIAAJ&printsec=frontcover&dq=Letters+of+Queen+Margaret+of+Anjou+and+Bishop+Beckington+and+Others&hl=ru&sa=X&ei=lBq9VNjeMsSpygPwyoHIBw&redir_esc=y#v=onepage&q=Letters%20of%20Queen%20Margaret%20of%20Anjou%20and%20Bishop%20Beckington%20and%20Others&f=false Letters of Queen Margaret of Anjou and Bishop Beckington and Others] / ed. Cecil Monro. — Camden Society, 1863. — Т. 86. — С. 89–165. — 177 с.

Литература

  • Маргарита Анжуйская // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Jacob Abbott. History of Margaret of Anjou, Queen of Henry VI of England. — Reproduction of 1871 text by Kessinger Press, 2004.
  • Bagley, J.J. Margaret of Anjou, Queen of England. — Herbert Jenkins, 1948.
  • Brooke, C.N.L. and V. Ortenberg The Birth of Margaret of Anjou // Historical Research. — June 1988. — Т. 14, № 1. — С. 357-358.
  • Boutell, Charles. A Manual of Heraldry, Historical and Popular. — Winsor & Newton, 1863.
  • Complete peerage of England, Scotland, Ireland, Great Britain and the United Kingdom, extant, extinct or dormant (L to M) / ed. George Edward Cokayne. — London: George Bell & Sons, 1893. — Т. 5.
  • Costain, Thomas B. The Last Plantagenets. — New York: Popular Library, 1962.
  • Antonia Fraser. The Lives of the Kings and Queens of England. — University of California Press, 1975.
  • Haigh, Philip A. The Military Campaigns of the Wars of the Roses. — Alan Sutton Publishing Ltd, 1995. — ISBN 978-0-938289-90-6.
  • Hookham, Mary Ann. The Life and Times of Margaret of Anjou, Queen of England and France. — 1872.
  • Kendall, Paul Murray. Richard the Third. — George Allen & Unwin, 1955. — ISBN 0-04-942048-8.
  • Maurer, Helen E. Margaret of Anjou: Queenship and Power in Late Medieval England. — Boydell Press, 2004.
  • Wagner, J.A. Encyclopedia of the Wars of the Roses. — Santa Barbara, 2001. — ISBN 1-85109-358-3.

Отрывок, характеризующий Маргарита Анжуйская

– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Маргарита_Анжуйская&oldid=81185831»