Огре

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Город
Огре
латыш. Ogre
Флаг Герб
Страна
Латвия
Статус
краевой центр
Регион
Видземе
Край
Координаты
Прежние названия
Огер
Город с
Площадь
13,58 км²
Население
24 322[1] человек (2015)
Плотность
1791 чел./км²
Национальный состав
лат. (65%), рус. (25%), белор. (4.2%),
укр. (1.9%), пол. (1.8%).
Конфессиональный состав
лютеране, католики, православные
Часовой пояс
Телефонный код
(+371) 650
Почтовый индекс
LV-5001, LV-5003[2]
Код ATVK
0740201[3]

О́гре (латыш.  Ogre; до 1917 официальное название Огер) — город (с 1928) в Латвии, на реке Даугава, у впадения в неё реки Огре. Основан в 1874 г. Железнодорожная станция. Трикотажный комбинат, картонная фабрика и др. Историко-художественный музей. Климатическая курортная местность. В настоящее время (2015 г.) в городе проживает президент Латвии.[4]





Этимология

Название города произошло от названия реки Огре. Впервые река Огре упоминается в Хронике Ливонии при описании событий 1206 года (как река Woga)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3066 дней]. Русское название реки — Угр[5]. По иной версии, название реки произошло от русского слова угри. По легенде русская императрица Екатерина I проезжая по окрестностям отправила своих солдат искать речку, где в изобилии водились угри. В латышском языке слово трансформировалось в Ogre[6].

География

Огрский край пересекают многие туристические маршруты. Даугава с её песчаными берегами, огрские холмы, лиелвардские парки и бирзгальские боры привлекают туристов. По территории Огрского края протекают три реки: Огре, Маза Югла и Даугава. Сам город расположен в устье реки Огре на правом берегу Даугавы. Находится в 35 километрах к юго-востоку от Риги.

Население

По состоянию на 1 января 2015 года по данным Центрального статистического управления численность населения города составила 24 322 жителя[1] или 25 734 человека по данным Регистра жителей (Управление по делам гражданства и миграции, МВД)[7]. В 1991 году — 29,6 тыс. жителей.

Национальный состав города согласно переписи населения 1989 года и по оценке на начало 2015 года[8][9]:

национальность чел.
(1989)
 % чел.
(2015)
 %
всего 29656 100,00% 24322 100,00%
латыши 18007 60,72% 17256 70,95%
русские 8396 28,31% 4792 19,70%
белорусы 1407 4,74% 762 3,13%
поляки 487 1,64% 353 1,45%
украинцы 687 2,32% 346 1,42%
литовцы 216 0,73% 182 0,75%
другие 456 1,54% 631 2,59%

История

Археологические раскопки и хроники Ливонского ордена свидетельствуют о том, что уже в XIII веке у впадения реки Огре в Даугаву на сухих песчаных холмах, поросших сосновыми лесами, жили племена ливов и латгалов. На двух самых высоких холмах — Кентес и Зилие Кални — были расположены их городища. После вторжения крестоносцев местность отошла к рижскому епископу, затем после Ливонской войны к полякам и шведам. В результате Северной войны эти земли перешли к России.

Многочисленные войны привели к опустошению местности.

В XIX веке в Огре, принадлежавшем Икшкильскому имению, было лишь несколько хуторов. Сообщение между Ригой и Огре поддерживала конная почта.

Росту Огре способствовало открытие в 1861 году Риго-Двинской железной дороги.

Рижские богачи приметили спокойное, живописное место на берегу реки Огре, и спустя год, когда железнодорожное общество и рижские власти открыли в Огре несколько увеселительных павильонов, в окрестности началось строительство дач, число которых очень скоро достигло нескольких сотен. В Огре долгое время не было промышленных предприятий, кроме картонной фабрики, которая перерабатывала лес, сплавлявшийся по реке Огре. В 1928 году, когда Огре были присвоены права города, его постоянное население не превышало 1700 человек.

Небольшим, тихим, раскинувшимся вдоль железной дороги городком, отделённым от своего продолжения — Парогре рекой Огре и от Яуногре — песчаными лугами, таким Огре оставался более 20 лет.

Не обошли стороной Огре революционные бури 1905 года. В 1904 году был создан нелегальный кружок ЛСДРП, в котором принимало участие более тысячи жителей Икшкильской волости.

В январе 1906 года была прислана карательная экспедиция, которая уничтожила многих участников движения.

На острове Огре во время Первой мировой войны проходили окопы, вследствие чего посёлок был почти полностью уничтожен артиллерийскими обстрелами.

2 января 1918 года в Огре была установлена Советская власть, которая просуществовала здесь до мая 1919 года.

После получения Латвией независимости, Огре стал развиваться и 25-го февраля 1928 года получил статус города. Во время Второй мировой войны город пострадал сравнительно мало. После её окончания и возвращении Латвии в состав СССР, Огре продолжал развиваться не только как курортный городок, но и как промышленный центр. Здесь был построен трикотажный комбинат, который продавал свою продукцию по всему Советскому Союзу.

Промышленность

В городе находится Огрский трикотажный комбинат, занимающий площадь более 8 гектаров. Изделия предприятия известны далеко за пределами Латвии. АО успешно сотрудничало со странами дальнего и ближнего зарубежья. Начиная с 1998 года комбинат начал угасать, и в настоящее время (2008) из работавших здесь 3000 человек осталось около 60.

В северной части города ещё недавно действовало старейшее предприятие города - картонная фабрика, но на данный момент она закрыта.

Образование и культура

Образование в Огре представлено тремя общеобразовательными школами (1 русская), гимназией (1990), семью действующими детскими садами (1 русский), Огрским техникумом, музыкальной школой (вначале была построена в 1925 году как гостиница), художественной школой.

Религия представлена тремя церквями: православной, католической (1997) и евангелистско-лютеранской (1936).

Из культурно-курортных комплексов в Огре находятся: Дом культуры, детский санаторий (1927), пансионат (1925), спортивный комплекс, плавательный бассейн, ледовый комплекс, эстрада, дендрологический парк (находится на возвышенности Лаздукалнс (латыш. Lazdukalns).

Исторические места: братские могилы русских и немецких солдат Первой и Второй мировых войн, напротив католической церкви размещён памятный камень жертвам коммунистических репрессий. Старые здания: почта (1930), гостиница «Ausbika» (1927), книжный магазин (1912).

Транспорт

Железнодорожный транспорт

Через город проходит железнодорожная линия Рига — Крустпилс (электрифицированный участок Рига — Айзкраукле). На территории города расположена станция Огре и два остановочных пункта: Яуногре (со стороны Риги) и Парогре (со стороны Айзкраукле). На станции Огре делают остановку все поезда, кроме поездов международного сообщения.

Автомобильный транспорт

Через город проходит главная государственная автодорога A6 (Рига — Даугавпилс — Краслава — Патерниеки (Латвийско-Белорусская граница)). Также в город приходит региональная трасса P5 Улброка — Огре. Рядом с железнодорожным вокзалом Огре находится автовокзал. Имеется также несколько внутригородских автобусных маршрутов.

Известные люди

В городе родились

В городе жили

Города-побратимы

Галерея

Напишите отзыв о статье "Огре"

Примечания

  1. 1 2 [data.csb.gov.lv/pxweb/lv/Sociala/Sociala__ikgad__iedz__iedzskaits/IS0042.px/table/tableViewLayout1/?rxid=09cbdccf-2334-4466-bdf7-0051bad1decd Численность постоянного населения по полу: города республиканского значения, края, города и волости в начале и в середине года] // [www.csb.gov.lv/statistikas-temas/iedzivotaji-datubaze-30028.html Iedzīvotāji — Datubāze (Население. База данных)] Centrālo statistikas pārvaldi (Центральное статистическое бюро Латвии)  (латыш.)
  2. [www.pasts.lv/lv/uzzinas/Indeksu_gramata/novadi/Novadi_aprilis_2011.xls Книга почтовых индексов Латвии] - апрель 2011  (латыш.)
  3. [www.csb.gov.lv/node/29893/list/0/0 Классификатор административных территорий и территориальных единиц Латвии] - 16 февраля 2011  (латыш.)
  4. [www.kasjauns.lv/ru/novosti/197012/vejonis-poka-prodolzhit-zhitj-v-svoej-55-metrovoj-kvartire-v-ogre Вейонис пока продолжит жить в своей 55-метровой квартире в Огре].
  5. Огер, приток Западной Двины // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  6. [www.ogresmuzejs.lv/?page_id=197&lang=ru Легендарный город Огре] Огрский исторический музей
  7. [www.pmlp.gov.lv/lv/assets/documents/statistika/01.01.2015/ISPV_Pasvaldibas_iedzivotaju_skaits_pagasti.pdf Численность жителей Латвии в самоуправлениях. Дата — 01.01.2015] (латыш.)
  8. [pop-stat.mashke.org/latvia-ethnic1989.htm Ethnic composition: 1989 census]
  9. [pop-stat.mashke.org/latvia-ethnic2015.htm Ethnic composition: 2015 estimation]
  10. [www.ves.lv/vejonis-reshil-poka-zhit-v-ogre/ Вейонис решил пока жить в Огре].

Ссылки

  • [www.ogresnovads.lv Официальный сайт Огрского края] (латыш.)
  • [www.mesta.lv/index.php?p=11&id=8080 Информация об Огре на туристическом портале mesta.lv] (рус.)
  • [vietvardi.lgia.gov.lv/vv/to_www_obj.objekts?p_id=34883 Информация об Огре в топонимической базе данных] (латыш.)
  • [rus.ogrenet.lv/ rus.ogrenet.lv] Новостной портал Огрского района

Отрывок, характеризующий Огре

Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)