Пхукет

Пхукет
тайск. ภูเก็ต

Герб
Страна	Таиланд
Статус	Провинция
Входит в	Южный Таиланд
Включает	3 района
Административный центр	Пхукет
губернатор	Майтри́ Интусу́т тайск. ไมตรี อินทุสุต
Население (2012)	360 905 (65-е место)
Плотность	664,61 чел./км² (5-е место)
Площадь	543,034 км² (76-е место)
Высота над уровнем моря  • Наивысшая точка	529 м
Часовой пояс	UTC+7
Код ISO 3166-2	TH-83
Телефонный код	(+66) 07
[www.phuket.go.th/ Официальный сайт]

Пхуке́т (тайск. ภูเก็ต; в соответствии с правилами МФА, произносится [pʰuːkèt]), ранее в европейских источниках и навигационных картах упоминавшийся как Тхала́нг (тайск. ถลาง), Джанк Сейлон (англ. Junk Ceylon) или Джен Сайлен (англ. Jan Sylan) — по всей видимости, происходит от искажённого малайского tanjung Salang, буквально ‘мыс Саланг’) — одна из южных провинций (чангва́т) Таиланда. С ним (по часовой стрелке, начиная с севера) соседствуют провинции Пхангнга́ и Краби́. Поскольку Пхукет — это ещё и одноимённый остров, он не имеет с ними сухопутных границ.

Пхукет расположен у западного побережья Таиланда, в Андаманском море Индийского океана. Пхукет лидирует в списке крупнейших островов Таиланда. С материковой частью королевства остров соединён тремя мостами. Ранее процветание Пхукета, имеющего богатую и яркую историю, зиждилось на добыче олова и каучука. И поскольку он находился на одном из основных торговых путей между Индией и Китаем, то постоянно упоминался в корабельных журналах португальских, французских, голландских и английских купцов. Сегодня провинция основную часть своих доходов получает благодаря огромной туристической популярности острова как морского курорта.

Этимология, написание и произношение названия

По всей видимости, название острова Пхукет происходит от малайского слова bukit (яв. بوكيت), означающего ‘холм’. Именно так на достаточном удалении остров выглядит со стороны океана. Альтернативный вариант, который предпочитают обсуждать в Таиланде, предполагает происхождение имени от двух тайских слов: «пху» (тайск. ภู — ‘гора’) и «кет» (тайск. เก็จ — ‘витражное стекло’ или ‘цветное стекло’). Сторонники этой теории утверждают, что именно в таком написании оно упоминается в тайских хрониках уже в 1025 году. Впрочем, ни у кого не вызывает сомнения, что название как-то связано с высочайшей вершиной Пхукета, горой Ма́йтхау-Сипсо́нг (тайск. ไม้เท้าสิบสอง), буквально, ‘Двенадцать тростинок’, тёмно-зелёная вершина которой, чётко выделявшаяся на фоне голубого неба, могла служить мореходам важным ориентиром.

Согласно действующим правилам тайско-русской практической транскрипции, название провинции, её столицы, острова и одноимённой горной гряды по-русски записывается как «Пхуке́т».

Нужно иметь в виду, что в тайском языке придыхательные согласные выделяются особо. Буква «h» в Королевской тайской общей системе транскрипции (Royal Thai General System of Transcription — RTGS) используется для обозначения придыхания. Так как в русском языке придыхательные согласные не выделяются, реальное тайское произношение этого названия фонетически гораздо ближе к русскому «Пукет». И подобный вариант приводится в качестве альтернативы «Словарь собственных имён русского языка».

Иногда также встречается вариант записи названия как «Бхукет», основанный на том, что первая буква названия, ภ, используется традиционно в тайской письменности в передаче заимствованных из санскрита и пали слов и названий взамен согласной भ (читаемой как [bʱ] и записываемой в транскрипции на русский язык как «бх»). Этот вариант написания ближе всего к малайскому bukit.

Среди низкообразованных туристов набирает популярность название "Пухкет". Скорее всего, это юмор или закрепившаяся опечатка.

История

В средние века у европейцев остров был широко известен как Джанк Сейлон или Чанк Силон (от искажённого малайского tanjung Salang, ‘мыс Саланг’). Это название в различных вариациях встречается на старинных картах. Своими корнями оно, весьма вероятно, восходит к книге «Руководство по географии» Клавдия Птолемея, созданной александрийским учёным во втором веке нашей эры. Попавший в 1400 году в Италию из Константинополя, её перевод на латынь стал настоящим откровением для европейцев. В частности, они узнали, что античные мореходы, совершая путешествие из Суваннапху́м (тайск. สุวรรณภูมิ — ‘Золотая земля’) на Малайском полуострове, должны были миновать мыс Чанк Силон (тайск. จังซีลอน).

Пхукет исторически был «придорожной станцией» на пути между Индией и Китаем, где мореходы делали остановку. Первоначально остров был частью империи Дваравати, упрочившейся на Малаккском полуострове в начале первого тысячелетия. Позже, уже как Мы́анг Таку́апа-Тхала́нг (тайск. เมืองตะกั่วป่าถลาง), в дословном переводе ‘Тхала́нг, страна олова’, он входил в состав империи Шривиджайя и царства Накхонситхаммарат. Название Тхала́нг (тайск. ถลาง) происходит от древнего малайского Telong (яв. تلوڠ), что означает ‘мыс’. Район (ампхе) в северной части острова, где прежде располагалась его столица, до сих пор носит это имя.

Находясь в вассальной зависимости от царства Накхонситхаммарат, которое, в свою очередь, являлось вассалом Аютии, Пхукет был столицей княжества, в состав которого входило двенадцать городов. Он имел собственный герб, изображавший собаку, сохранявший известность на протяжении большей части средневековья. В период царства Сукхотхаи Пхукет находился в союзе с княжеством Таку́апа, районом нынешней провинции Пхангнга́, также обладавшим огромными запасами олова.

Голландцы основали здесь торговый пост в период Аютии, во второй половине XVI века. Северные и центральные области Пхукета находились под властью тайского короля, а южные и западные были переданы в иностранную концессию, созданную для добычи олова. С начала XVII века, помимо португальцев и голландцев, англичане, а затем, в 1680-х годах, и французы развернули соперничество за возможность ведения торговли оловом с Пхукетом.

Уже в сентябре 1680 года один из кораблей Французской Ост-Индской компании прибыл на остров и отплыл отсюда с полными трюмами олова. А спустя год или два король Нарай (1656—1688), стремясь уменьшить всё нараставшее влияние голландцев и англичан, назначил губернатором острова члена Парижского общества заграничных миссий в Сиаме брата Рене Шарбонно (René Charbonneau), который оставался на этой должности вплоть до 1685 года. В том же году король Нарай подтвердил монополию Франции на Пхукете через посла короля Людовика XIV (1643—1715) шевалье де Шомона (Chevalier de Chaumont). Бывший дворецкий Шомона, Сьёр де Бийи (Sieur de Billy) получил назначение на должность нового губернатора острова. Однако вскоре французы были изгнаны из Аютии в результате сиамской революции 1688-го года, а король Нарай был убит. В апреле 1689 года генерал Десфарж (Desfarges) вновь захватил остров в попытке восстановления французского влияния на Пхукете. И хотя эта операция оказалась удачной, вскоре он был вынужден вернуться в Пудучерри в январе-феврале 1690 года, поскольку при французском дворе его миссия подверглась резкой критике и в целом была признана провальной.

Этот бурный период в истории острова сменило длительное затишье, нарушившееся спустя почти столетие вместе с нападением в 1785 году на Пхукет бирманских войск. После падения Аюттхаи в результате бирманского вторжения в 1767 году наступило междуцарствие, которому положил конец король Таксин (1768—1782), изгнавший захватчиков и вновь объединивший страну. Бирманцы, тем не менее, жаждали немедленного реванша и готовились напасть на самые незащищённые провинции королевства. Они снарядили флот для набега на южные провинции и пленения населения в бирманское рабство. Это повлекло за собой самые памятные события в истории Пхуке́та. Пересекавший Андаманское море капитан Британской Ост-Индской компании Фрэнсис Лайт послал сообщение о том, что бирманцы находятся на пути к своей цели. Войска, собранные под командование двух героинь, Тханпхуйи́нг Чан (тайск. ท่านผู้หญิงจัน), вдовы губернатора острова Пхуке́т, и её сестры Кхун Мук (тайск. คุณมุก), после месячной осады 13 марта 1785 года вынудили бирманцев отойти. Благодаря организованному ими героическому сопротивлению, Тханпхуйи́нг Чан и её сестра покрыли свои имена вечной славой. В знак глубокой признательности, король Рама I (1782—1810) милостиво даровал Тханпхуйи́нг Чан почётный титул Тха́у Тхеп Красаттри́ (тайск. ท้าวเทพกระษัตรี), как правило, жалуемый только членам королевской семьи, с которым она известна сегодня. Её сестра приобрела титул Тха́у Си Сунтхо́н (тайск. ท้าวศรีสุนทร).

В девятнадцатом веке китайские иммигранты начали прибывать для работы на оловянных рудниках в таком количестве, что этнический состав населения острова сделался преимущественно китайским, лишь прибрежные деревни по-прежнему оставались заселёнными рыбаками-малайцами. В правление короля Рамы V (1868—1910) Пхукет играл роль административного центра нескольких оловодобывающих провинций и носил имя Монтхо́н Пхуке́т (тайск. มณฑลภูเก็ต), пока в 1933 году, вместе с изменением формы правления от абсолютной монархии к парламентарному строю, не получил статус отдельной провинции.

География

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан) </tt>

</tt> </tt>

Пхукет тайск. ภูเก็ต
Акватория	Андаманское море
Страна	Таиланд Таиланд
Площадь	576 км²
Наивысшая точка	529 м
Население (2012 год)	360 905 чел.
Плотность населения	626,571 чел./км²

Острова

Пхукет является самым большим островом Таиланда, расположенным в южной части королевства в Андаманском море Индийского океана. От перешейка Кра его отделяет пролив Пакпхра (тайск. ปากพระ), ширина которого в самом узком месте составляет около 410 метров. Остров вытянут с севера на юг почти на 50 километров при наибольшей ширине до 21 километра.

Основную территорию острова Пхукет занимают низкогорья высотой до 500 метров, окружённые на юге пологими равнинными участкам, а на севере и северо-востоке — литоралями с обширными мангровыми зарослями, составляющими основу уникальных экосистем. Холмы и горы острова представляют собой южную оконечность горной гряды Пукет, протянувшейся вдоль перешейка Кра более чем на 200 километров. В соответствии с новейшими исследованиями, в свою очередь она является продолжением значительно более обширной горной системы Тенассерим, формирующей основную часть Индо-Малайской горной системы, которая начинается в отрогах Тибета и пролегает через перешеек Кра вплоть до полуострова Малакка.

Около 70 % площади острова покрывают возвышенности. На оставшихся 30 %, в основном, в центре и на юге, лежат низменные равнины. Возвышенности разделяются на отдельные массивы глубокими, до половины их высоты, поперечными проходами. С западной стороны склоны являются обычно более крутыми. В северной части острова отдельные массивы имеют пологое понижение высот в западном направлении.

Как правило, в качестве высочайшей вершины Пхукета называют гору Ма́йтхау-Сипсо́нг, буквально, ‘Двенадцать тростинок’, по официальным данным поднимающуюся над уровнем моря на 529 метров. Тем не менее, многими источниками это первенство оспаривается, и в качестве максимального значения высоты приводятся цифры от 482 до 515 метров над уровнем моря. Вероятнее всего, на это звание может претендовать гора Кху́анва (тайск. ควนหว้า), высота которой предположительно составляет 545 метров над уровнем моря. Её вершина находится в 1 700 метрах к юго-западу от водопада Катху́ (тайск. กะทู้).

Равнинные территории острова заняты плотной городской застройкой и плантациями гевеи и кокосовых пальм, а в горных районах острова до сих пор распространены участки реликтовых тропических лесов, взятые под охрану государства. Здесь, например, расположен Центр охраны, развития и распространения живой природы Кхаупхратхэ́у (тайск. ขาพระแทว), под защитой которого находится 2 333 гектара джунглей. Главными вершинами этого национального парка являются Кха́у-Пхратхи́у (тайск. เขาประทิว), высотой 384 метра, Кха́у-Бангпэ́ (тайск. เขาบางแป), высотой 397 метров, и Кха́у-Пхара́ (тайск. เขาประทิว), высотой 441 метр. Созданный в 1981 году на северо-западном побережье Пхукета национальный морской парк Си́ри-Нат (тайск. สิรินาถ) оберегает территорию площадью более 90 квадратных километров. Из них 68 квадратных километров (76 %) приходятся на морскую акваторию, а 22 квадратных километра (24 %) — на сухопутную часть парка. Пляжи, расположенные на территории национального морского парка Си́ри-Нат, и в частности, пляж Най-Янг (тайск. ในยาง), имеют огромное значение в качестве места гнездования морских черепах.

Прибрежные низменности северной и северо-восточной части острова плавно переходят в поверхности осушки, занятой манграми. Часто они бывают разделены довольно широкими приливно-отливными каналами, напоминающими небольшие эстуарии или затопленные долины.

Изрезанные бухтами берега западного и восточного побережий имеют иные морфологические черты. На побережье юго-восточной части острова на узких мысовых выступах, разделяющих открытые бухты, можно встретить узкие скальные бенчи, расположенные на уровне приливов. Их ширина не превышает 10 метров, но на самих мысах низкие и узкие скальные платформы могут выдаваться в море на десятки метров.

На западном побережье острова береговая линия представляет собой довольно правильное чередование широких и открытых бухт и мысовых выступов. Бухты могут внедряться в сушу на глубину до 5 километров, тогда как выступы имеют более скромные размеры, но часто продолжаются в море небольшими островами. Мысовые выступы и небольшие острова около них сложены кристаллическими породами. В глубине бухт располагаются довольно широкие песчаные пляжи, нередко ограниченные невысокими береговыми уступами. На берегах зачастую можно видеть либо скальные выступы с гладкими выпуклыми поверхностями, либо крупные округленные блоки, обособленные от скального массива. Эти микроформы рельефа с гладкими скальными поверхностями располагаются и выше береговой зоны, вплоть до склонов низкогорья на высотах 100 и более метров.

Среди девяти рек, таких как Кхлонг-Ба́нгъяй (тайск. คลองบางใหญ่), Клонг-Тха́чин (тайск. คลองท่าจิน), Кхлонг-Тхары́а (тайск. คลองท่าเรือ) и Кхлонг-Ба́нгрон (тайск. คลองบางโรง), нет ни одной сколь-нибудь значительной.

Острова провинции Пхукет

В состав провинции входит остров Пхукет и окружающие его 32 небольших острова. Острова, расположенные в западной части залива, сложены кристаллическими породами гранитного состава, а острова, расположенные в глубине залива, — известняками. Это обстоятельство обусловливает широкое распространение наружного тропического карста, порою формирующего фантастические пейзажи.

Провинция Пхукет, отстоящая на 863 километра к югу от Бангкока, занимает территорию площадью примерно 576 км², при этом площадь острова Пхукет составляет около 543 км². В числе других, наиболее крупных, можно назвать остров Сире́ (тайск. เกาะสิเหร่), площадью 8,8 км², остров Лон (тайск. เกาะโหลน), площадью 4,77 км², острова Рача-Ной (тайск. เกาะราชาน้อย) и Рача-Яй (тайск. เกาะราชาใหญ่), площадью, соответственно, 3,06 км² и 4,5 км², Мапхра́у (тайск. เกาะมะพร้าว), площадью 3,7 км², и Накха́-Яй (тайск. เกาะนาคาใหญ่), площадью 2,08 км².

Большинство из этих островов являются обитаемыми, главным образом, по причине регулярного посещения их отдыхающими, которые служат главным источником заработков местного населения. На них есть гостиницы, как правило, обеспечивающие основные удобства, а также начинается развитие туристической инфраструктуры. Сире́, например, считается не только вторым по площади, но и наиболее населённым островом провинции, вслед за Пхукетом.

К северо-западу от Пхукета расположены Симиланские острова, к юго-востоку — архипелаг Пхи-Пхи (тайск. พีพี), а у южного побережья есть несколько островов кораллового происхождения. К близлежащим островам, включая острова Пхи-Пхи и Тапу́ (тайск. เกาะตะปู), который известен ещё как «Остров Джеймса Бонда», с Пхукета организовываются однодневные поездки. Экскурсии на острова Симиланского архипелага занимают от одного до несколько дней и, как правило, возможны в составе групп аквалангистов.

Пляжи острова Пхукет

Пхукет приобрёл невероятную популярность и известность как морской курорт мирового значения в главной мере благодаря своим великолепным пляжам, достаточно широким, протяжённым и покрытым очень мелким белым песком. Большая часть пляжей расположена на западном, юго-западном и южном побережье острова.

Одним из самых популярных туристических районов является пляж Пато́нг (หาดป่าตอง), название которого переводится с тайского языка как ‘банановый лес’. Главные торговые центры, модные магазины и рестораны, развлекательные центры, увеселительные заведения и ночные клубы Пхукета расположены именно здесь. Притом, что район продолжает стремительно развиваться. В результате, большинство гостиниц расположено в глубине острова, иногда на расстоянии нескольких километров от побережья, а в период высокого и пикового туристических сезонов пляж бывает переполнен отдыхающими.

Другие, почти столь же посещаемые пляжи, расположены к югу от Патонга. В их числе Каро́н (หาดกะรน), Ката́ (หาดกะตะ), Ката́-Ной (หาดกะตะน้อย), а далее на юг — пляж Найха́н (หาดไนหาน).

К северу от Патонга расположены пляжи Ка́мала (หาดกมลา), Сури́н (หาดสุรินทร์), Бангтха́у (หาดบางเทา), Най-Янг (тайск. ในยาง) и некоторые другие. Как правило, они менее застроены, менее шумны и многолюдны, чем Патонг. Им отдают предпочтение семьи с детьми, путешественники старшего возраста и люди, стремящиеся к более спокойному и размеренному отдыху. Некоторые из пляжей северной части Пхукета, в частности, пляж Най-Янг, расположены на территории национального морского парка Си́ри-Нат.

Климат

Климат Пхукета является тропическим муссонным, то есть, имеется чёткое разделение года на два сезона: сухой и влажный. Сухой сезон приходится на период с ноября по апрель, а влажный длится с мая по октябрь. Температура практически неизменна в течение всего года.

В период муссонов характерны продолжительные осадки высокой и средней интенсивности. Преобладает сплошная облачность. Минимальная продолжительность солнечного сияния приходится на июль и сентябрь. В это время нередки дни, когда дождь может не прекращаться большую часть дня.

В сухой период вероятность дождей крайне низка, но они не исключены. В это время осадки можно характеризовать как непродолжительные ливневые. Преимущественно преобладают в утренние часы. Очень короткие (от нескольких минут до получаса), мощные дожди сменяются ярким солнцем. Облачность слабая или отсутствует.

С июня по август на большинстве пляжей западного и юго-западного побережий Пхукета возникают сильные подводные течения, что делает их крайне небезопасными для купания и занятий подводным плаванием. Наличие красного флага на пляже означает, что купание связано с риском для жизни, поэтому в качестве альтернативы благоразумнее воспользоваться бассейном на территории гостиницы.

Климат провинции Пхукет
Показатель	Янв.	Фев.	Март	Апр.	Май	Июнь	Июль	Авг.	Сен.	Окт.	Нояб.	Дек.	Год
Абсолютный максимум, °C	35,5	36,2	37,5	36,8	36,0	35,0	34,0	34,5	33,3	33,9	33,4	33,5	37,5
Средний максимум, °C	31,8	32,9	33,5	33,4	32,0	31,6	31,2	31,2	30,7	30,9	31,0	31,2	31,8
Средняя температура, °C	27,9	28,7	29,3	29,5	28,4	28,3	27,8	27,9	27,3	27,4	27,5	27,6	28,1
Средний минимум, °C	23,3	23,7	24,3	24,8	24,5	24,5	24,2	24,4	23,9	23,8	23,8	23,7	24,1
Абсолютный минимум, °C	17,8	17,1	18,5	21,1	20,7	20,5	21,0	20,7	21,2	21,0	19,8	17,2	17,1
Норма осадков, мм	29,8	20,9	49,1	121,9	319,4	268,9	290,5	272,6	399,0	309,6	175,7	59,4	2316,8
Источник: [www.tmd.go.th/EN/province_stat.php?StationNumber=48564 Королевский тайский Департамент метеорологии]

Административное деление

В состав провинции Пхукет входят три района (ампхе), в свою очередь, подразделяющихся на 17 сельских поселений (тамбонов), объединяющих 103 деревни (мубанов):

№ п.п.	Название района (ампхе)	Площадь, км²	Население, чел.
1	Столичный ампхе Пхуке́т (тайск. อำเภอเมืองภูเก็ต; англ. Muang Amhoe Phuket)	224,0	208 544
2	Катху́ (тайск. ออำเภอกะทู้; англ. Amhoe Kathu)	67,09	46 739
3	Тхала́нг (тайск. อำเภอถลาง; англ. Amhoe Thalang)	252,0	80 630

Территория провинции поделена на девять муниципальных районов, называемых в Таиланде тхе́сабан (тайск. เทศบาล). Столица провинции Пхукет имеет статус тхе́сабан накхо́н (тайск. เทศบาลนคร), то есть столичного муниципалитета. Главный туристический центр Пхукета, город Пато́нг (тайск. ป่าตอง), как и город Катху́ (тайск. กะทู้), обладают статусом тхе́сабан мы́анг (тайск. เทศบาลเมือง), или городских муниципалитетов, поскольку в каждом из них проживает более 50 000 жителей.

Остальные шесть муниципалитетов соответствуют статусу районных, иначе — тхе́сабан тамбо́н (тайск. เทศบาลตำบล), а именно: Каро́н (тайск. กะรน), Тхеп-Красаттри́ (тайск. เทพกระษัตรี), Ченгтхале́ (тайск. เชิงทะเล), Расада́ (тайск. รัษฎา), Ра́вай (тайск. ราไวย์) и Вичи́т (тайск. วิชิต).

Те районы Пхукета, которые не имеют муниципальных статусов, управляются девятью административными организациями тамбонов.

Экономика

Начиная с XVI века основой экономики острова стала добыча олова, где преимущественно были заняты китайские иммигранты. Отрасль оказала колоссальное влияние на все сферы жизни Пхукета, даже на формирование его нынешнего рельефа и очертаний побережья. На суше разработка месторождений велась открытым способом, в результате чего пейзаж был буквально усеян сотнями отвалов, а в прибрежных водах, начиная с 1907 года, использовались драги, что привело к резкому углублению дна и изменению береговой линии. С появлением нержавеющих сталей олово стало утрачивать, а с открытием синтетических материалов и вовсе потеряло своё значение как материала, используемого для предотвращения коррозии металлов. К тому же, запасы руды на острове были почти полностью истощены. В результате, разработка стала нерентабельной и последняя шахта на Пхукете была закрыта в 1992 году.

В 1903 году, с появлением первых плантаций гевеи бразильской (Hevea brasiliensis), экономика острова получила новый толчок в своём развитии. Сегодня под них отведено более 30 % территории Пхукета, а Таиланд, по состоянию на 2010 год, вышел на первое место в мире по производству натурального каучука. Возделывание обширных плантаций вызвало новую волну иммиграции, которая призвана была восполнить огромную потребность в трудовых ресурсах. Большинство работников этой сферы сегодня составляют мусульмане-малайцы.

Сегодня благосостояние Пхукета основывается на двух столпах — производстве каучука и туризме. По данным на 2011 год, остров посетило 5 895 997 иностранных и 2 375 725 тайских туристов. В сравнении с 2010 годом, туристический поток при этом увеличился на 78,16 %. Существенную роль в этом играют российские туристы, число которых в Таиланде с 2009 года ежегодно увеличивается в среднем на 35-40 %.

Начавшееся в середине 1970-х годов с великолепных песчаных пляжей западного побережья, развитие туристической индустрии привело к формированию таких крупных курортных зон как Пато́нг (тайск. ป่าตอง), Каро́н (тайск. หาดกะรน) и Ката́ (тайск. หาดกะตะ). К 2004 году здесь действовало 579 гостиниц разного класса, число которых сократилось после разрушительного цунами 26 декабря 2004 года до 528. По планам Министерства туризма и спорта Таиланда (กระทรวงการท่องเที่ยวและกีฬา), в период 2006—2015 годов ежегодный рост гостиничного фонда в среднем прогнозировался на уровне 4 %. К марту 2011 года количество номеров достигло 42 498 и должно увеличиться к 2015 году ещё на 5 080 единиц. В настоящее время, по данным компании «ТрипЭдвайза» (TripAdvisor), на острове работает 614 гостиниц.

В 2013 году Таиланд был назван журналом «Форбс» (Forbes) в числе десяти лучших стран для проживания на пенсии. По некоторым оценкам, сегодня до 30 000 иностранцев постоянно живут на Пхукете.

Туризм

До начала периода затяжной рецессии в металлургической промышленности в 1972 году туризм не имел для экономики острова никакого значения. И, несмотря на то, что до недавнего времени Пхукет вносил в общегосударственную копилку гораздо больше, чем многие другие провинции, он оставался для всего мира своего рода «Неизвестной Южной землёй». Дорог с твёрдым покрытием на юге Таиланда почти не было, а грунтовые дороги в период дождей попросту делались непроходимыми; нередки были случаи нападения грабителей. Единственным относительно надёжным средством сообщения оставался морской транспорт.

В середине 1960-х годов, благодаря реализации основной программы дорожного строительства и открытию 7 июля 1967 года моста Сара́син (สะพานสารสิน), началось регулярное сухопутное сообщение с островом. Конец 1960-х и начало 1970-х годов были отмечены строительством целого ряда гостиниц, ставших пионерами в развитии туризма в этом регионе. В 1973 году Туристическое управление Таиланда принялось за разработку генерального плана развития туризма на Пхукете, который, в конечном итоге, завершился открытием местного отделения этой организации в 1977 году. Уже к середине 1970-х годов журнал «Ньюсуик» (Newsweek) перечислял Пхукет в числе мест, где путешественники смогут найти «что-то неизведанное и особенное».

Сегодня благосостояние Пхукета основывается на двух столпах — производстве каучука и туризме. По итогам 2011 года, остров посетило 5 895 997 иностранных и 2 375 725 тайских туристов. Притом, в сравнении с 2010 годом, туристический поток увеличился на 78,16 %.

Рост популярности острова как места отдыха вынудил в 2012 году компанию ООО «Аэропорты Таиланда» (Airport of Thailand Public Co.,Ltd.) вложить в расширение международного аэропорта Пхукета 185,7 миллиона долларов США. В 2015 году, по окончании реконструкции, обслуживаемый ежегодный пассажиропоток возрастёт с 6,5 до 12,5 миллионов человек. Ныне Пхукет переживает период интенсивной урбанизации. Здесь продолжают активно строиться гостиницы. Тем не менее, ощущается дефицит гостиничных мест. Особенно востребованными остаются гостиницы и гостиничные курорты высшего уровня (4 и 5 звёзд), о чём говорят результаты исследования предпочтений иностранных туристов, проведённого Министерством туризма и спорта Таиланда в 2011 году. К 2015 году число номеров должно вырасти на 5 080 с нынешних 42 498.

Помимо пляжного отдыха, туристов привлекают на остров культурные и исторические достопримечательности, возможность совершения недорогих покупок, богатый подводный мир Андаманского моря, поля для гольфа мирового уровня, а также находящийся под официальным запретом секс-туризм.

На острове есть несколько музеев:

• Национальный музей Таланга
• музей Тай Хуа
• музей горного дела
• музей морских раковин

Практически одновременно, вслед за Паттайей, где в 1975 году начал свою работу первый в Таиланде профессиональный центр подводного плавания с аквалангом, на Пхукете появились любители этого вида спорта. Остров стал базой для экспедиций на Симиланские острова, вошедшие в рейтинги лучших мест погружений в мире по версиям многих авторитетных изданий, а также другие острова Андаманского моря. Точная статистика посещений Пхукета любителями подводного плавания с аквалангом отсутствует, но по некоторым данным Таиланд ежегодно посещает более полутора миллионов аквалангистов. Для сравнения, остров Тау (เกาะเต่า) каждый год принимает до 300 000 аквалангистов.

В 1989 году по проекту тайского гольф-архитектора Сукитти́ Клангвиса́я (สุกิตติ กลางวิสัย; Sukitti Klangvisai) на Пхукете сооружено первое гольф-поле «Пхукет Кантри Клаб» (Phuket Country Club). Территория подверглась полной рекультивации, карьеры были превращены в озёра, а отвалы — в зелёные холмы. Ужасающий антропогенный пейзаж, сформировавшийся вследствие добычи оловянной руды и столетиями обезображивавший остров, обратился в его уникальное и неоспоримое достоинство. Успех этого проекта вызвал стремительный рост числа гольф-полей на Пхукете, многие из которых соответствуют высшим мировым стандартам и становятся хозяевами престижных мировых турниров. Сегодня гольф ежегодно привлекает на Пхукет сотни тысяч игроков. По оценкам некоторых экспертов в 2013 году королевство посетит 850 000 гольфистов, которые принесут стране доход примерно в 3,7 миллиарда долларов. При сохраняющихся темпах роста, в 2015—2016 годах Таиланд выйдет на первое место в мире по количеству гольф-туристов, опередив в этом рейтинге Испанию.

Население

По состоянию на 31 декабря 2012 года, в провинции Пхукет проживало 390 905 человек. Эти данные учитывают только официально зарегистрированных лиц, постоянно проживающих в провинции. Однако на время высокого и пикового сезона, в период с ноября по апрель, население провинции существенно увеличивается за счёт сезонных рабочих, приезжающей на заработки как из других провинций Таиланда, так и из соседних стран. Считается, что около 20 % жителей Пхукета являются иностранцами, поэтому необходимо добавить к расчётам от 35 000 до 50 000 туристов, ежемесячно посещающих остров, постоянно проживающих здесь предпринимателей, пенсионеров, а также владельцев недвижимости, остающихся на острове большую часть года. Таким образом, фактическое население провинции может значительно превышать официальные данные.

Как и количественный, этнический состав населения провинции неоднороден и непостоянен. Тем не менее, можно выделить несколько основных групп, в числе которых тайцы, китайцы, малайцы, урак-лавой, бирманцы, лао, кхмеры, европейцы и американцы.

Первыми поселенцами на острове, вероятнее всего, были представители народности урак-лавой, или чхау-ле (тайск. ชาวเล), иначе — «морские цыгане», как называют их в Таиланде. Они традиционно вели кочевой образ жизни, путешествуя от острова к острову и занимаясь рыбным промыслом и добычей других природных ресурсов в восточной части Индийского океана. В период с мая по ноябрь, в сезон муссонов, чхау-ле избегали нахождения в море и строили временные жилища в одной из выбранных бухт. Как только ресурсы оказывались исчерпанными, группа, как правило, насчитывающая несколько больших семейств, покидала деревню и перемещалась в другое место, давая природе возможность отдохнуть и восстановиться. Традиционными верованиями «морских цыган», очень тесно связанными с природными стихиями, являются различные формы анимизма. У чхау-ле существует множество подгрупп, но все они с достоинством подчёркивают своё этническое происхождение, и, несмотря на очень значительное тайское культурное влияние, продолжают придерживаться своих традиций, обычаев, верований и языка.

Тайцы являются наиболее многочисленной этнической группой провинции, постепенно заселявшей Пхукет и близлежащие острова, начиная с XVI века. Однако этот процесс стал особенно заметен в конце прошлого века, вместе с началом экономического расцвета провинции. Подавляющее большинство тайцев, до 94,6 %, исповедует буддизм тхеравады.

Вторая по численности этническая группа, сегодня составляющая почти 35 % населения провинции, — китайцы. Её большинство составляют потомки выходцев из китайской провинции Фуцзянь, перебравшихся на Пхукет в середине XVIII века для работы на оловянных рудниках. Постепенно, ассимилировавшись тайской культуре и занявшись коммерцией, из разряда дешёвой рабочей силы они сформировали основу сословия негоциантов и сегодня контролируют подавляющую часть розничной и оптовой торговли. Многие из прежних владельцев шахт ныне имеют процветающий туристический бизнес, управляют гостиничными сетями, гольф-клубами и обширными девелоперскими проектами.

Малайцы, австронезийский мусульманский народ, также составляют значительную часть населения Пхукета. Будучи выходцами из Индонезии и Малайзии, они принесли с собой специфическую культуру, преобладание которой особенно заметно на юге Таиланда, в том числе на Пхукете, в районах их компактного проживания. Деревни малайцев расположены вокруг пляжа Сури́н, в тамбоне Koкэ́у (тайск. เกาะแก้ว) и в некоторых других частях провинции. Их основным занятием на Пхукете является рисоводство и возделывание плантаций гевеи.

По некоторым оценкам на Пхукете могут постоянно проживать примерно 30 000 иностранцев из разных стран мира. Особенно много здесь европейцев: англичан, французов, русских, немцев, итальянцев, шведов и т. д. Но достаточно насчитывается также жителей США, Австралии и других государств. Чаще всего они проживают на законных основаниях, по 30- или 90-дневным туристическим визам, совершая периодические выезды в соседние государства, и остаются в королевстве в продолжение зимних месяцев.

С начала 1990-х годов в Таиланде работает много иностранцев из стран Юго-Восточной Азии — Мьянмы, Лаоса, Камбоджи и, в меньшей степени, Вьетнама. Большинство из них занято на низкооплачиваемых подсобных работах, в строительстве, рыбной промышленности, в сельском хозяйстве, в качестве обслуживающего персонала гостиниц. Несмотря на то, что правительство Таиланда выделяет квоты на трудоустройство для иностранной рабочей силы, подавляющее число бирманцев, лаосцев и кхмеров находится в стране нелегально. При этом многие из них живут в стране долгие годы и в разной степени владеют тайским языком.

Соседство с мусульманскими странами заметно сказывается на религиозном составе населения Пхукета. По официальным данным, 73 % жителей острова исповедуют буддизм и до 25 % — ислам. Католическая христианская церковь представлена монашеской Конгрегацией священного стигмата ([en.wikipedia.org/wiki/Stigmatines Congregation of the Sacred Stigmata]). 18 декабря 2011 года состоялось открытие православного храма Святой Животворящей Троицы на Пхукете (Московский Патриархат Русской Православной Церкви) в тамбоне Тхеп-Красаттри́, ампхе Тхала́нг.

Транспорт

Главными воздушными воротами провинции является его международный аэропорт (IATA: HKT, ICAO: VTSP), расположенный в северной части острова в 32 километрах от центра города Пхукет. Регулярные и чартерные рейсы в период высокого и пикового сезонов сюда совершают такие российские авиакомпании, как «Аэрофлот» (Москва, аэропорт Шереметьево), «I FLY» (Москва, аэропорт Внуково), «Nordwind Airlines» (Иркутск, Кемерово, Хабаровск, Красноярск, Минеральные Воды, Новосибирск, Санкт-Петербург, Владивосток, Екатеринбург), «S7 Airlines» (Иркутск, Хабаровск, Новосибирск, Владивосток), «UTair» (Казань, Ростов-на-Дону, Самара, Уфа, Тюмень, Екатеринбург) и другие. Из самых удалённых районов острова добраться до аэропорта можно не более чем за час. При пиковой пропускной способности от 1 900 до 2 100 пассажиров в час, сегодня аэропорт обслуживает самолёты 38 авиакомпаний, перевозящих около 6,5 миллионов человек. В 2012-м году компания ООО «Аэропорты Таиланда» (Airport of Thailand Public Co.,Ltd.) приступила к реконструкции аэропорта, вложив в неё 185,7 миллиона долларов США. В 2015 году обслуживаемый ежегодный пассажиропоток возрастёт до 12,5 миллионов человек, кроме того, будет добавлен новый международный терминал.

С островом отсутствует железнодорожное сообщение, ближайший вокзал находится в провинции Сураттани́ (тайск. สุราษฎร์ธานี), откуда на Пхукет можно добраться регулярным автобусным рейсом.

До 1967 года Пхукет связывал с материковой частью страны только морской транспорт. Первый мост, открывший сухопутное сообщение, был назван в честь действовавшего тогда премьер-министра Таиланда, Пхо́та Сара́сина (тайск. พจน์สารสิน). При общей протяжённости 660 метров, почти половина его длины, 300 метров, приходилась на дамбу, которая, в совокупности с низкой высотой пролётов, делала пролив Пакпхра́ закрытым для судоходства. Увеличивавшийся год от года поток транспортных средств вызвал необходимость строительства моста Тхеп Красаттри́ (тайск. สะพานเทพกระษัตรี), введённого в строй на рубеже тысячелетий. Движение по нему осуществляется в южном направлении. 1 августа 2011 года введён в эксплуатацию мост Си Сунтхо́н (тайск. สะพานศรีสุนทร), по которому движение организовано в северном направлении. Мост Сара́син ныне закрыт для движения транспортных средств, после реконструкции он стал пешеходным. Центральная часть моста была приподнята на пять метров, что вновь сделало пролив Пакпхра́ судоходным, по обоим его концам устроены смотровые площадки в виде ротонд.

Единственным видом общественного транспорта на Пхукете является сонгтхэ́у. В связи с большим пассажиропотоком на острове, они строятся на базе автомобилей большей грузоподъёмности, чем подобные транспортные средства в других районах Таиланда, и скорее напоминают собой автобусы. Наиболее часто их можно встретить на маршрутах, ведущих к пляжам. В пределах столицы провинции организованы регулярные городские автобусные маршруты. Традиционные моторикши, иначе — тук-туки, заменены здесь небольшими фургонами, в основном красного цвета, реже — жёлтого и зелёного. Цены легкового такси и тук-тука сопоставимы, а с сонгтхэ́у гораздо дешевле. Проезд между населёнными пунктами в пределах провинции осуществляется, как правило, по фиксированным тарифам. Такси со счётчиками очень редки.

Цунами

26 декабря 2004 года Пхукет и соседние районы таиландского западного побережья чрезвычайно пострадали от удара цунами, вызванного землетрясением на дне Индийского океана. Волны разрушили несколько густонаселённых районов, погибло около 4000 человек в стране, и десятки тысяч по всей Азии. По крайней мере 250 человек погибли в Пхукете, включая иностранных туристов. Практически все основные пляжи западного побережья, особенно Камала, пляж Патонг, Карон и Ката, получили большие повреждения. Пострадали также отели на южных пляжах острова.

К февралю 2005 основная масса отелей была восстановлена, и в течение 2005 года жизнь Пхукета медленно вновь вошла в нормальное русло. В декабре 2006 Таиланд запустил 22 буя системы слежения за цунами, которые были получены от США. Эти буи стали частью национальной системы слежения за гигантскими волнами, вызванными землетрясениями на дне океана. Они находятся в 1000 километрах от берега, между Таиландом и Шри-Ланкой, их поведение отслеживается со спутников США.

Другие происшествия

18 сентября 2007 года в аэропорту острова самолёт McDonnell Douglas MD-82 разбился при посадке из-за плохих погодных условий. Самолёт вынесло со взлётно-посадочной полосы и он врезался в холм.

Отрывок, характеризующий Пхукет

– И жизнь и имущество возьми, ваше величество!
Пьер не чувствовал в эту минуту уже ничего, кроме желания показать, что все ему нипочем и что он всем готов жертвовать. Как упрек ему представлялась его речь с конституционным направлением; он искал случая загладить это. Узнав, что граф Мамонов жертвует полк, Безухов тут же объявил графу Растопчину, что он отдает тысячу человек и их содержание.
Старик Ростов без слез не мог рассказать жене того, что было, и тут же согласился на просьбу Пети и сам поехал записывать его.
На другой день государь уехал. Все собранные дворяне сняли мундиры, опять разместились по домам и клубам и, покряхтывая, отдавали приказания управляющим об ополчении, и удивлялись тому, что они наделали.



Наполеон начал войну с Россией потому, что он не мог не приехать в Дрезден, не мог не отуманиться почестями, не мог не надеть польского мундира, не поддаться предприимчивому впечатлению июньского утра, не мог воздержаться от вспышки гнева в присутствии Куракина и потом Балашева.
Александр отказывался от всех переговоров потому, что он лично чувствовал себя оскорбленным. Барклай де Толли старался наилучшим образом управлять армией для того, чтобы исполнить свой долг и заслужить славу великого полководца. Ростов поскакал в атаку на французов потому, что он не мог удержаться от желания проскакаться по ровному полю. И так точно, вследствие своих личных свойств, привычек, условий и целей, действовали все те неперечислимые лица, участники этой войны. Они боялись, тщеславились, радовались, негодовали, рассуждали, полагая, что они знают то, что они делают, и что делают для себя, а все были непроизвольными орудиями истории и производили скрытую от них, но понятную для нас работу. Такова неизменная судьба всех практических деятелей, и тем не свободнее, чем выше они стоят в людской иерархии.
Теперь деятели 1812 го года давно сошли с своих мест, их личные интересы исчезли бесследно, и одни исторические результаты того времени перед нами.
Но допустим, что должны были люди Европы, под предводительством Наполеона, зайти в глубь России и там погибнуть, и вся противуречащая сама себе, бессмысленная, жестокая деятельность людей – участников этой войны, становится для нас понятною.
Провидение заставляло всех этих людей, стремясь к достижению своих личных целей, содействовать исполнению одного огромного результата, о котором ни один человек (ни Наполеон, ни Александр, ни еще менее кто либо из участников войны) не имел ни малейшего чаяния.
Теперь нам ясно, что было в 1812 м году причиной погибели французской армии. Никто не станет спорить, что причиной погибели французских войск Наполеона было, с одной стороны, вступление их в позднее время без приготовления к зимнему походу в глубь России, а с другой стороны, характер, который приняла война от сожжения русских городов и возбуждения ненависти к врагу в русском народе. Но тогда не только никто не предвидел того (что теперь кажется очевидным), что только этим путем могла погибнуть восьмисоттысячная, лучшая в мире и предводимая лучшим полководцем армия в столкновении с вдвое слабейшей, неопытной и предводимой неопытными полководцами – русской армией; не только никто не предвидел этого, но все усилия со стороны русских были постоянно устремляемы на то, чтобы помешать тому, что одно могло спасти Россию, и со стороны французов, несмотря на опытность и так называемый военный гений Наполеона, были устремлены все усилия к тому, чтобы растянуться в конце лета до Москвы, то есть сделать то самое, что должно было погубить их.
В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.