Дрангов, Борис

Борис Дрангов
Борис Дрангов в 1903 году
Дата рождения	15 марта 1872(1872-03-15)
Место рождения	Ускюб, Османская империя
Дата смерти	26 мая 1917(1917-05-26) (45 лет)
Место смерти	река Черна, Сербия
Принадлежность	Болгария
Род войск	кавалерия, пехота
Годы службы	1891—1917
Звание	полковник
Командовал	5-й македонский пехотный полк, 9-й пловдивский пехотный полк
Сражения/войны	Илинденское восстание Первая Балканская война * Чаталджинское сражение * Осада Адрианополя Вторая Балканская война Первая мировая война * Сербская кампания * Румынская кампания * Салоникский фронт
Награды и премии	Орден «За храбрость» IV степени.
Связи	Кирил Дрангов

Борис Стоянов Дрангов (15 марта 1872 года — 26 мая 1917 года; болг. Борис Дрангов) — болгарский военный деятель (полковник), военный теоретик и автор множества военно-научных статей и ряда монографий.

В 1891 году поступает в военное училище в Софии и оканчивает его в 1895 году. В качестве добровольца участвовал в Илинденском восстании. В 1907 году с отличием оканчивает российскую Академию Генштаба. Принимал участие в Первой, Второй Балканских войнах. Во время Первой мировой войны командовал 5-м македонским полком, 9-м пехотным полком, начальник школы подпоручиков в Скопье. Погиб в 1917 году на позициях своего полка у реки Черны, во время артобстрела неприятеля.

Современная военная наука Болгарии определяет Дрангова как первого военного теоретика тактики. В честь Дрангова в Болгарии названы три села и пик в Антарктиде.

Биография

Ранние годы и начало службы

Борис Дрангов родился 3 марта (15 марта по новому стилю) 1872 года в городе Ускюб в Македонии, входившей в состав Османской империи, в семье Стояна и Гургены Дранговых. Отец Стоян Дрангов был богатым торговцем древесиной. Борис окончил пять классов болгарского педагогического училища в своём родном городе с большим успехом. Затем Борис окончил болгарскую мужскую гимназию в Салониках.

В 1891 году Борис отправляется в Болгарию и поступает в Национальный военный институт в Софии. Приказом № 102 от 11 июля 1891 года он зачисляется в 1-ю юнкерскую роту. В 1894 году у Бориса происходит конфликт со строевым офицером и приказом № 63 от 10 июня старший кадет Дрангов был освобождён от учёбы, разжалован и отправлен в 3-й кавалерийский полк, расквартированный в Пловдиве. Несколько месяцев спустя приказом № 112 от 11 октября наказание Бориса было отменено и он смог продолжить образование в Военном училище в Софии.

1 января 1895 года Борис Дрангов становится офицером и производится в подпоручики. После этого он начинает свою службу в болгарской армии. Борис направляется в 3-й кавалерийский полк, в котором он уже находился несколько месяцев в 1894 году. 21 января 1895 года приказом № 3 Борис назначается младшим офицером в четвёртой сотне 2-го кавалерийского полка расквартированного в Ломе. 1 января 1899 года приказом № 2 Борису Дрангову было присвоено звание поручика.

Илинденское восстание и дальнейшая служба

В 1903 году в Македонии вспыхнуло Илинденское восстание. Дрангов оставляет военную службу и добровольцем прибывает в Македонию и принимает участие в восстании. Совместно с другими офицерами Дрангов формирует отряд добровольцев численностью 120 человек, который действует в горах Кратово и Плавицы. 17 августа из Кюстендила он посылает письмо своей жене, в котором пишет:

В этот торжественный момент, я без колебаний поставил Родину выше, чем семью, её счастье выше нашего личного блага.

После подавления восстания Дрангов возвращается на службу в болгарскую армию. В 1904 году в звании поручика 2-го кавалерийского полка он был командирован для прохождения дальнейшей учёбы в Россию. Борис поступает в Российскую Академию Генерального штаба в Санкт-Петербурге. Во время своего обучения в России 3 января 1905 года Дрангов был произведён в капитаны. В 1907 году он с отличием оканчивает Академию Генштаба в Петербурге и возвращается в Болгарию.

После этого Борис был направлен для прохождения дальнейшей службы в 6-й пехотный полк. После этого был переведён в артиллерийский полк, в котором служил непродолжительное время, после чего был назначен преподавателем в школе подпоручиков в Княжево. Затем Борис был переведён в 10-й кавалерийский полк в Шумене и назначен командиром эскадрона. 4 сентября 1910 года Борис Дрангов получил очередное воинское звание майор и был назначен преподавателем тактики в Военном училище в Софии. В этот период Дрангов начал издавать свои публикации на военную тематику в основном в журнале «Народ и армия».

Балканские войны

В 1912 году вспыхнула Первая Балканская война между Балканским союзом и Османской империей. После начала всеобщей мобилизации в Болгарии Борис был назначен начальником штаба 1-й пехотной бригады 1-й пехотной софийской дивизии. В составе бригады Дрангов участвует во многих боях: сражении при Гечкинли (22 октября 1912 года), в боях у Чаталджы (17 ноября 1912 года). Затем Борис Дрангов участвует в осаде крупной турецкой крепости Адрианополь.

Во время осады Адрианополя, будущий военный министр Никола Жеков отправил 28 декабря 1912 года Дрангову письмо, в котором писал:

Дорогой Дрангов! Спасибо за Ваше сердечное приветствие с берегов Мраморного моря и за пожелания скорейшего падения Адрианополя. Удар был настолько быстрым и неожиданным для противника, что превзошел наши ожидания.

После падения Адрианополя 13 марта 1913 года, Борис в вместе со своей бригадой принимает участие во взятии города Сюльоглу и захвате сёл Ескиполос и Петра. Во время штурма Сюльоглу он лично повёл батальон в атаку на турецкие позиции. За героизм, проявленный в этом бою, Дрангов был награждён медалью «За храбрость» IV степени.

После завершения Первой Балканской войны, между победителями возник спор о разделе отвоёванных у турок территорий в Македонии. Сербия, Греция и Болгария претендовали на эту территорию. В эти условиях сразу после окончания Первой Балканской войны, вспыхнула Вторая Балканская война, в которой Сербия, Греция и Черногория (к которым позже присоединились Румыния и Турция) выступили против Болгарии. В этой войне Борис сражался с сербскими войсками у пика Бубляк.

Суд и дальнейшая служба

После окончания Балканских войн, Борис Дрангов пишет критическую статью под названием «Не наливайте новое вино в старые бутылки» о военном министре генерале Иване Фичеве и о инспекторе кавалерии генерале Александре Таневе. За эту статью, он был отдан под суд. Дело Дрангова стал рассматривать военный суд в Пловдиве 18 февраля 1914 года. 25 февраля военным судом Пловдива он был полностью оправдан, однако военная прокуратура подала апелляцию и дело Дрангова стал рассматривать главный военный суд в Софии.

16 апреля дело против майора Бориса Дрангова было возобновлено, его добровольными защитниками стали адвокат, доктор юридических наук Моллов и полковник Топалов. Военным судом Софии Борис был также оправдан. После этого Дрангов попал в немилость высшего армейского начальства. Продвижение по «карьерной лестнице» замедлилось, а сам он был отправлен служить в провинцию.

19 февраля 1915 года он получает звание подполковника. 2 сентября 1915 года приказом № 420 в болгарской армии была сформирована 11-я пехотная македонская дивизия — наследник Македонско-одринского ополчения. В составе дивизии имелись 6 пехотных и 1 артиллерийский полк. Подполковник Дрангов был назначен командиром одного из пехотных полков дивизии — 5-го македонского пехотного полка.

Первая мировая война

Участие в сербской кампании

После вступления Болгарии в Первую мировую войну, Дрангов командовал 5-м македонским пехотным полком. Его полк практически полностью состоял из неподготовленных болгарских добровольцев из Македонии. За короткое время Борису удаётся подготовить своих бойцов и создать боеспособную единицу из своего полка. Дивизия, в которой служил Дрангов, во время наступления на Сербию, была включена в состав 2-й болгарской армии.

Полк Бориса участвовал в боях с сербскими войсками у Калиманци, Кочани и Штипа. 25 ноября 1915 года под личным руководством подполковника Дрангова подразделения полка в ходе ночной атаки захватили деревню Градец. После отступления сербской армии в Албанию, активные боевые действия в Македонии завершились. После окончания операции против Сербии в феврале 1916 года 5-й македонский полк был расположен к востоку от города Петрич, в селе Покровник. В период нахождения полка в селе был создан мемориальный фонтан в честь погибших в боях солдат и офицеров 5-го македонского полка. В Покровнике полк располагался до марта 1916 года.

Начальник школы подпоручиков

Большое число убитых и раненых в боях офицеров, вынудило болгарское командование создать школу для подготовки подпоручиков в Скопье. 15 мая 1916 года подполковник Дрангов был назначен начальником школы подпоручиков в городе Скопье. Дрангов был вынужден покинуть ряды 5-го македонского полка и отправиться на новое место службы в своём родном городе.

17 мая школа была открыта и 1053 курсантов начали обучение. В ходе своей работы в школе, Дрангов имеет безупречную репутацию военного педагога благодаря своему красноречию, открытости, чистосердечности и положительному личному примеру, который он постоянно подавал своим курсантам. 17 сентября 1916 года 876 человек сдав экзамены были выпущены из школы в звании подпоручика. В школе прошли обучение многие будущие известные болгарские писатели, министры, генералы. Подпоручиками стали известные в будущем болгарские писатели и публицисты: Чудомир, Крум Кюлявков, Йордан Бадев. После того, как эти молодые офицеры были подготовлены и направлены в действующую армию, школа была расформирована.

Дальнейшее участие в войне и гибель

После того, как школа подпоручиков в Скопье была расформирована, 21 сентября 1916 года Дрангов назначается начальником штаба 1-й софийской пехотной дивизии. 1-я дивизия находилась на румынском фронте и сражалась против румынских войск в Добрудже. Подполковник Дрангов около шести месяцев в составе дивизии воевал в Добрудже.

После окончания активных боевых действий против румынской армии, подполковник Дрангов был переведён на Салоникский фронт и назначен командиром 9-го пловдивского пехотного полка 2-й пехотной дивизии. Позиции полка находились на высоте 1020 в районе реки Черны.

26 мая 1917 года с французских позиций начался артиллерийский обстрел позиций 9-го пловдивского полка. Несмотря на призывы младших офицеров отправиться в укрытие, подполковник Дрангов, стоя в полный рост, осматривал окопы, траншеи и блиндажи своего полка. Один из французских снарядов упал и разорвался рядом с Дранговым, сильно задев ногу и артерии. Несмотря на серьёзность ранения, Борис не потерял сознание и отказался от эвакуации в госпиталь. Однако вечером того же дня Дрангов скончался от потери крови.

Он был похоронен во дворе православного Свято-Димитриевского храма в Скопье, однако после войны сербские власти перенесли останки Дрангова на городское кладбище.

Семья

Во время своей службы в Ломе Борис познакомился с Райной Денковой Поповой, которая была дочерью Денко Николова Попова. Денко Попов был как и Дрангов выходцем из Македонии (село Младо Нагоричане) и являлся болгарским четником. Находился в отряде воеводы Илио, участвовал в Сербо-черногорско-турецкой войне (1876). Во время русско-турецкой войны (1877—1878) Денко Попов воевал в отряде Иосифа Гурко в Софии. Помимо этого участвовал в Илинденском восстании в Македонии против османского владычества в 1903 году. В Первой Балканской войне принял участие как ополченец. Впоследствии дочь Денко Попова Райана Попова стала женой Бориса и у них родились 5 детей. Один из сыновей Бориса и Райаны, Кирил Дрангов стал известным деятелем ВМРО.

Память

Борис Дрангов был посмертно произведен в полковники болгарской армии. Дрангов совмещал в себе качества храброго офицера и талантливого военного педагога. Современная военная наука Болгарии определяет Дрангова как первого военного теоретика тактики.

Известный болгарский писатель-юморист Чудомир, который был курсантом скопьевской школы подпоручиков, начальником которой был Дрангов, так отзывается о своём командире:

Как только он появился перед нами, мы сразу же были покорены им. Высокий, стройный, подтянутый, с голубыми глазами, прекрасный оратор. Великий педагог, который был для нас скорее отцом, чем начальником.

В честь Бориса Дрангова были названы три села в Болгарии: Дрангово (Благоевградская область), Дрангово (Кырджалийская область), Дрангово (Пловдивская область). Также в честь полковника был назван пик Дрангова на острове Гринвич в Антарктиде.

В 2007 году в Пловдиве на том месте где располагались казармы 9-го пехотного полка, в честь Дрангова был открыт памятник. Он был создан скульптором Атанасом Карадечевым и открыт 31 мая 2007 года. Памятник представляет собой штык из мрамора и металла высотой 9 метров. На могиле Бориса Дрангова в Скопье регулярно проводится торжественные мероприятия в присутствии посла Болгарии в республике Македония и местных македонских болгар.

Звания

• С 1 января 1895 — подпоручик
• С 1 января 1899 — поручик
• С 3 января 1905 — капитан
• С 4 сентября 1910 — майор
• С 19 февраля 1915 — подполковник
• Посмертно — полковник

Монографии

Борис Дрангов является автором следующих монографий:

• Борис Дрангов. Подробна програма за обучение на млади войници и редници. — Лом, 1898.
• Борис Дрангов. Юнаци, изпълнете клетвата. — Лом, 1901.
• Борис Дрангов. Тактика. — София, 1912.
• Борис Дрангов. Походът на Наполеон в Русия. — София, 1912.
• Борис Дрангов. [www.boinaslava.net/dibo/Pomni_voinata.pdf Помни войната]. — Скопье, 1916.
• Борис Дрангов. Психология на групата и коллектива. — 1940.

Периодические издания

Борис Дрангов является автором многочисленных научно-военных статей в газетах и журналах: «Военный журнал», «Коллекция солдата», «Военные известия», «Солдат», «Военный голос», в газете «Подофицерская защита», «Свободное мнение», «Народ и армия», «Военная Болгария» и других.

Литература

• Шишков, К. Полковник Борис Дрангов - избрани произведения. — София: Военно издателство, 1985.
• Шишков, К. Преподавателят майор Борис Дрангов. — Военнисторически сборник. — 1985.
• Недев, Светлозар. Командването на българската войска през войните за национално обединение. — София: Военноиздателски комплекс «Свети Георги Победоносец», 1993. — 181 p.
• Борис Дрангов. Сборник материали и научни изследвания. — София, 1993.
• Ефрем Каранфилов. Борис Дрангов. — София: Българи, 1980.
• Узунов, Христо. Полковник Борис Дрангов. — София: Армейски преглед, 1986.
• Рангелов, Л. Роден войсковеодец. — София: Военно Издателство, 1987.

Ссылки

• [www.segabg.com/online/article.asp?issueId=656&sectionid=17&id=00001 В-к «Сега» от 8 ноември 2005 г. (текст и снимка)]  (болг.) (недоступная ссылка с 21-06-2013 (3963 дня))
• [focus-news.net/?id=n494675 Агенция «Фокус» от 26 марта 2006 года]  (болг.)
• [www.vi-books.com/vis/vis8/vis8.4/VS-4.08.pdf Димоларева, Мария. Подполковник Борис Дрангов като командир на 9 пехотен пловдивски полк. В: Военно-исторически сборник, 2008, 4, стр. 15 — 18.]  (болг.)

Отрывок, характеризующий Дрангов, Борис

– Ты постарел, Тихон, – сказал он, проходя, старику, целовавшему его руку.
Перед комнатою, в которой слышны были клавикорды, из боковой двери выскочила хорошенькая белокурая француженка.
M lle Bourienne казалась обезумевшею от восторга.
– Ah! quel bonheur pour la princesse, – заговорила она. – Enfin! Il faut que je la previenne. [Ах, какая радость для княжны! Наконец! Надо ее предупредить.]
– Non, non, de grace… Vous etes m lle Bourienne, je vous connais deja par l'amitie que vous рorte ma belle soeur, – говорила княгиня, целуясь с француженкой. – Elle ne nous attend рas? [Нет, нет, пожалуйста… Вы мамзель Бурьен; я уже знакома с вами по той дружбе, какую имеет к вам моя невестка. Она не ожидает нас?]
Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Князь Андрей остановился и поморщился, как будто ожидая чего то неприятного.
Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться.
Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. M lle Bourienne тоже заплакала. Князю Андрею было, очевидно, неловко; но для двух женщин казалось так естественно, что они плакали; казалось, они и не предполагали, чтобы могло иначе совершиться это свидание.
– Ah! chere!…Ah! Marieie!… – вдруг заговорили обе женщины и засмеялись. – J'ai reve сette nuit … – Vous ne nous attendez donc pas?… Ah! Marieie,vous avez maigri… – Et vous avez repris… [Ах, милая!… Ах, Мари!… – А я видела во сне. – Так вы нас не ожидали?… Ах, Мари, вы так похудели. – А вы так пополнели…]
– J'ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен.
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.


Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.