Ираклий I

Эта статья — о византийском императоре. О царе Картли см. Ираклий I (царь Картли).

Ираклий I греч. Φλάβιος Ἡράκλειος арм. Հերակլես Փլավիոս лат. Flavius Heraclius Augustus араб. هرقل‎<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Тремисс императора Ираклия</td></tr>
Византийский император
5 октября 610 — 11 февраля 641
Предшественник:	Фока
Преемник:	Константин III и Ираклон
Рождение:	575(0575)
Смерть:	11 февраля 641(0641-02-11) Константинополь
Род:	Ираклийская династия (основатель)
Отец:	Ираклий, экзарх Африки
Супруга:	Евдокия, Мартина
Дети:	Константин III, Евдокия Епифания, Константин, Флавий, Феодосий, Ираклон, Давид, Мартинос (или Маринос), Августина, Анастасия, Февронья

Ира́клий I (575 — 11 февраля 641) — византийский император (5 октября 610 — 11 февраля 641), основатель правившей 100 лет так называемой династии Ираклия. Царствование Ираклия открывает новую эпоху в истории Византии, «полагающую границу между старым и вновь народившимся историческим движением».

Биография

Ранние годы, происхождение

Ираклий родился в 575 году. По происхождению каппадокийский армянин, сын известного полководца Ираклия, экзарха Африки.

Приход к власти

В 608 году глубокое недовольство императором Фокой охватило всю империю. Тогда правители Африки и Ливии, братья Ираклий и Георгий, договорились снарядить свои армии и послать их в столицу под командованием своих сыновей. Призванный византийскими вельможами против императора Фоки, Ираклий-старший собрал большую армию и поручил начальство над ней своему сыну Ираклию.

Последний сверг тирана в 610 году и был провозглашён императором. Одарённый, энергичный и воинственный император реформами в управлении и в войске восстановил на время могущество Византии.

Император Ираклий поддерживал близкие дружеские отношения с болгарским ханом Кубратом. Последний вырос вместе с Ираклием в Константинополе в императорском дворце и был крещён в 12 лет. После того, как Кубрат объединил болгарские племена и создал государство Великая Болгария, он подписал с Византией мирный договор и заключил с ней дружественный союз, по которому оба государства должны были оказывать друг другу экономическую и военную помощь.

Внешняя политика

Войны с Сасанидами

Главное внимание во внешней политике Ираклия было обращено на Восток, где под властью Хосрова II Парвиза Персидская империя превратилась в мощную военную державу. В начальный период правления Ираклия Малая Азия и Сирия оставались практически без защиты, что позволило персам в короткое время завоевать большие территории в этом регионе. В 611 году ими была завоевана Сирия и её главный город Антиохия, в 612 году — Малая Азия, где персы овладели Кесарией Каппадокийской, захватили десятки тысяч пленников и отправили их в Персию. В 614 году настала очередь Иерусалима. После первой осады персами губернатором был назначен глава культурно-национальной автономии вавилонских евреев Персии - экзиларх, который оскорбил религиозные чувства христиан и византийских евреев установлением служб вавилонских евреев на Храмовой горе. После восстания жителей Иерусалима новая осада длилась 3 недели. Когда, наконец, персам удалось разрушить часть стены и ворваться в город, они, по некоторым данным, жестоко истребляли восставших, в том числе, христиан, а также на 1300 лет практически покончили с присутствием в Иерусалиме византийских евреев.

Теснимый персами, завоевавшими в 611 году Сирию и Египет и утвердившимися в 617 году в самом Халкидоне, и угрожаемый аварами, которые в 619 году достигли даже окрестностей Константинополя, Ираклий должен был отказаться от большей части испанских владений и купить у аваров мир (620), после чего вступил в переговоры с болгарами, расселившимися между Днестром и Дунаем, чтобы найти в них противовес аварам; он согласился и на поселение хорватов и сербов между побережьем Далмации и западными Балканами. Ираклий понял, что империи не стоит тратить силы на борьбу со славянскими народами и отказался от борьбы за области, занятые славянами до того времени, пока империя не остановит главного врага — Персию. С 622 года, ему удалось в целом ряде блестящих походов отразить нашествие персов и отбросить их (несмотря на новое нападение аваров в 626 году на Константинополь, закончившееся для них полным поражением). В 628 году он одержал победы в Месопотамию. (Подробнее: Взятие Тбилиси (627), Битва при Ниневии).

Император Ираклий вернул в Иерусалим Животворящий Крест — одну из главных святынь христианства, которая была захвачена персидским царём Хосровом II.

Затем была безуспешная борьба с арабами: в период 632—641 годах арабы завоевали много областей империи: Сирию, Палестину, Месопотамию и Египет.

Церковная политика Ираклия

В церковной политике император Ираклий известен тем, что с помощью константинопольского патриарха Сергия стремился преодолеть разобщенность поместных региональных Церквей империи, а также Церквей вне её, порожденную богословским противостоянием со времен Халкидонского собора. Смысл его реформы (с 630 года) состоял в том, чтобы найти богословский компромисс между сторонниками и противниками Халкидонского собора, то есть диофизитами-халкидонитами и миафизитами-антихалкидонитами. В этот процесс были вовлечены также диофизиты сиро-персидской (несторианской) традиции Церкви Востока.

На исповедании формулы о двух природах во Христе и единой Богомужней воле, известной как монофелитство, Ираклию удалось привести все церкви к единству. Однако впоследствии все его усилия оказались напрасными с принятием диофелитства в Римской и Византийской церквях на Шестом вселенском соборе, где монофелитство было объявлено ересью.

Ираклий в литературе

Ираклий стал героем литературных сочинений и легенд в самых разных странах мира.

Рыцарский роман

Средневековый рыцарский роман «Ираклий» появился во Франции в XII веке, его автором был Готье из Арраса. Детали биографии императора в нём почти полностью вымышлены.

Африканский эпос

Написанная в начале XVIII века на территории современной Кении эпическая поэма на суахили «Книга об Ираклии» изображает бой византийцев с арабами-мусульманами при Табуке и стала одним из крупнейших произведений литературы Чёрной Африки.

Легенда о шкатулке Ираклия

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В арабских и византийских источниках сохранилась история об арабском посольстве ко двору Ираклия, в ходе которого на тайной аудиенции Ираклий продемонстрировал мусульманским послам шкатулку с изображениями пророков со времён библейского пророка Даниила, вышитых белыми нитками на тёмных шёлковых лоскутках. В последующие времена шкатулка больше нигде не появлялась и её судьба не известна.

В кино

• Дагобер / Le bon roi Dagobert (Франция, Италия; 1984) режиссёр Дино Ризи, в роли Ираклия — Марчелло Бонини Олас.
• Умар ибн аль-Хаттаб (عُمَرْ) — реж. Хатем Али (Саудовская Аравия-Марокко, 2012). В роли Ираклия — Мухаммед Кури'а.

Литература

на русском языке

• Гераклий // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.hrono.info/biograf/bio_i/irakliy1.php Нашёл совершенный упадок в ромейском государстве] // Дашков С. Б. Императоры Византии. — М., 1997. — С. 96—104.
• [www.hrono.info/biograf/bio_i/irakliy1.php Ираклий I] // Византийский словарь: в 2 т. / Сост. и общ. ред. К. А. Филатова. — СПб.: Амфора. ТИД Амфора: РХГА: Издательство Олега Абышко, 2011. — Т. 1. — С. 419—420.
• [www.hrono.info/biograf/bio_i/irakliy1.php Ираклий I] // Рыжов К. Все монархи мира. Древняя Греция. Древний Рим. Византия. — М., 2001.
• Каплан М. Византия. — М.: Вече, 2011. — С. 396-397.
• Кулаковский Ю. А. История Византии. — Алетейя, 1996. — Т. 3. 602—717 годы. — (Византийская библиотека). — ISBN 5-89329-005-4.
• Успенский Ф. И. История Византийской империи. — М.: Астрель, 2005. — Т. 2. — ISBN 5-271-03363-5.

на других языках

• Drapeyron. L’empereur Héraclius et l’empire byzantinau VII siècle. — Париж, 1869.

Ссылки

• [persona.rin.ru/view/f/0/33396/iraklij-i Ираклий I (Византийский император)]

Отрывок, характеризующий Ираклий I

– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.