Партечипацио, Джованни I

Джованни I Рартечипацио итал. Giovanni I Participazio
Венецианский дож

Джованни I Партечипацио (? — 836) — 12-й венецианский дож (829—836).

Младший сын Аньелло Партечипацио. Также как и его брат, получил титул дожа по наследству без процедуры выборов. Его правление было кратким, полным интриг и заговоров. Фамилия Обелерио стремилась сломать возможную монархию, посылки к образованию которой были после трех подряд представителей семьи Партечипацио.

Антренорео Обелерио, правивший до 809 года, вернулся в Венецию, после своего двадцатилетнего пребывания в Константинополе. Со своими сторонниками он потребовал для себя титул дожа. Джованни удалось убить Обелерио. После этого события дож был вынужден скрыться в Лотарингии, так как к власти в результате народного восстания пришел трибун Каросо. Правление трибуна продолжалось всего несколько месяцев, семья Партечипацио устроила переворот.

После возвращения правление Джованни I длилось недолго. Однажды вечером 29 июня 836 года благородные граждане Венеции, возмущенные действиями семьи Партечипацио, устроили засаду на дожа у выхода из церкви Святого Петра в Оливоло. Они арестовали его, обрили наголо и вынудили принять духовный сан.

Литература

• Claudio Rendina: I dogi. Storia e secreti. 2. Auflage, Rom 2003, ISBN 88-8289-656-0
• Norwich, John Julius. A History of Venice. Alfred A. Knopf: New York, 1982.

Отрывок, характеризующий Партечипацио, Джованни I

В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.