Контарини, Андреа
| Андреа Контарини итал. Andrea Contarini<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет дожа Андреа Контарини</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | ||
| ||
|---|---|---|
| 20 января 1368 — 5 июня 1382 | ||
| (под именем Андреа Контарини) | ||
| Предшественник: | Марко Корнаро | |
| Преемник: | Микель Морозини | |
| Вероисповедание: | католик | |
| Рождение: | 1300/1302 Венеция | |
| Смерть: | 5 июня 1382 Венеция | |
| Место погребения: | церковь Санто-Стефано | |
| Род: | Контарини | |
| Имя при рождении: | Андреа Контарини | |
| Супруга: | Констанца | |
Андреа Контарини (1300/1302 — 5 июня 1382) — 60-й венецианский дож, третий по счёту из знатного венецианского рода Контарини. Был избран на должность дожа 20 января 1368 года и правил вплоть до своей смерти.
В молодости он был дерзким, однако в зрелом возрасте снова стал серьёзным и против всех ожиданий был избран дожем, сам того особо не желая.
Контарини принудили принять титул дожа, в противном случае ему грозило обвинение в измене. Период его правления является одним из самых важных: если правление Пьетро II Орсеоло характеризуется развитием Венеции, а при Энрико Дандоло она превратилась из маленького государства в империю, то правление Контарини примечательно войной Кьоджи[1] (1378—1381) и окончательным наступлением владычества Венеции на море, продлившегося много веков.
Война, ослабившая Генуэзскую республику, позволила Венеции получить контроль над основными торговыми маршрутами и ощутить свой второй экономический расцвет после первого, произошедшего в первой половине XIV века.
Андреа Контарини прославился также тем, что отдал свои золотые и серебряные блюда на переплавку, чтобы помочь экономике Венеции[2].
Содержание
Биография
Андреа был сыном Николо Контарини и принадлежал к богатой семье, которая к тому времени уже понемногу начинала оказывать влияние на общественную жизнь города. У него было четыре брата: Томазо, Марино, Альморо и Стефано. Последний служил командиром камбуза во время войн с генуэзцами и известен своей доблестью.
В молодости он много путешествовал, занимаясь торговлей. Согласно хроникам, однажды один бедняк предсказал ему, что в будущем он станет дожем, но его постигнет множество несчастий. Правдива ли легенда или нет, молодой Контарини не показал в себе человека высокой морали, как стоило ожидать от будущего главы государства. Со своими друзьями он часто посещал публичные дома и даже женские монастыри, где у него было множество любовниц.
Согласно ещё одной легенде (история семьи Контарини полна ими), он начал по-другому себя вести, когда, собираясь заняться любовью с монахиней, он заметил на её пальце обручальное кольцо: девушка объяснила ему, что это знак того, что она невеста Христова. Устыдившись, он покинул монастырь, причем крест монастыря при этом поклонился ему в знак признательности. После этого он становится хорошим мужем и отцом, женившись на некой Констанце, которая родила ему четверых детей. Хотя, возможно, у него впоследствии появился также незаконнорождённый сын.
Контарини обладал хорошими навыками государственного управления, хотя однажды и был оштрафован за то, что слишком рано вернулся со своей миссии на Крите, не дав серьёзного объяснения своим действиям и аргументировав это «личными причинами».
Историк Клаудио Рендина[fr] говорит о достоинствах Контарини только после его становления дожем, хотя последний никогда не верил пророчеству бедняка. После неудачных попыток занять должность в 1361 и 1365 годах, 20 января 1368 года он был избран дожем 26 из 41 избирателями, несмотря на его просьбу снять его кандидатуру.
Правление
Период первый: 1368—1378
Контарини, находившийся на своей вилле около Падуи, был вызван в Венецию и был вынужден либо принять титул дожа, либо подвергнуться изгнанию и конфискации всего имущества. Пророчество начало понемногу сбываться и пребывание у власти начало становиться мучительным. Сначала, в 1369 году, вспыхнула война с Триестом; город был осаждён и вскоре был вынужден сдаться.
Начиная с 1370 года, Венеции приходилось противостоять Падуе, где главенствовала семья Каррарези. Они постоянно строили козни венецианцам, желая сокрушить своего соседа. Они послали в Венецию монаха, чтобы организовать шпионскую сеть; после того, как он был пойман и казнён, они связались с Бартоломео Гратариа, яро ненавидевшим венецианцев. Он планировал отравить колодцы во всём городе. 2 июля 1372 года заговор, в котором также принимали участие проститутки, был раскрыт и все его участники были казнены. Мир с Каррарези был подписан 2 октября 1373 года после торжественного унижения Франческо Новелло Каррарезе.
В то же время, король Венгрии, стремясь расширить свои владения, безуспешно напал на город и уже в следующем году был вынужден просить о мире. С каждым городом положение лагунного города становилось всё опаснее: внутренние районы страны находились в руках Каррарези, Далмация была во власти венгров, а близлежащие моря были захвачены Генуей; столкновение было неизбежно.
10 октября 1373 года, в городе Фамагуста на острове Кипр, во время банкета, между венецианскими и генуэзскими резидентами завязалась драка, последние были изгнаны; Генуя, разгневавшаяся на местного короля Петра II, послала свой флот к берегам острова, где он захватил несколько морских баз. Венеция, поначалу занимавшая пассивную позицию, не могла просто так оставить эти действия. Вспыхнула война, в которой в этот раз Генуя чувствовала преимущество над своим соперником: проиграв предыдущую войну, Венеция переживала экономический кризис и к тому же была окружена врагами, не имея союзников. Период 1374—1378 годов является временем поспешной подготовки к войне, которая в этот раз станет решающей для судьбы Венеции как великой державы. Несчастья, предсказанные бедняком молодому Контарини, начинали приближаться.
Война Кьоджи: 1378—1381
Генуэзцы, организовав флот под командованием Луиджи де’Фиески, начали грабить Грецию и венецианские колонии, желая спровоцировать вмешательство врага, которое не заставило себя ждать и произошло 30 марта 1378 года под руководством венецианского адмирала Витторио Пизани. Венеция смогла победить врага, однако она сразу же вынуждена была отступить из-за прибытия в Адриатику второго и более мощного флота под командованием генуэзского адмирала Лучано Дориа.
7 мая 1379 года, около базы близ Пулы, флот Венеции был окончательно разбит. Новость, принесённая в Венецию приплывшим с берегов Истрии арбалетчиком, вызвала панику среди жителей города. Пизани был заключён, флот был реорганизован, но было уже слишком поздно: Кьоджа, Маламокко, Повелия и Сент-Эразмо пали.
Поставка продовольствия была перекрыта, а венгры напали на Истрию — конец Республики был близок. Однако, когда казалось, что всё уже кончено, город снова обрёл веру в себя. 18 августа 1379 года, по акту, в котором дворянство в отчаянии обратилось за советом к народу, собравшемуся на площади Сан-Марко, Виторио Пизани был освобождён и назначен командующим 40 галер.
Контарини взял под своё командование несколько частей несмотря на свой преклонный возраст (ему было уже почти 80). После долгих сражений, 22 декабря 1379 года Пизани удалось достичь Кьоджи и осадить генуэзцев. Адмирал Дориа был убит в январе 1380 года и 24 июня город сдался, Контарини с триумфом вступил туда.
Война длилась ещё год; враги, утратив надежду на победу, решили принять условия сотрудничества и компромиссного мира: Венеция потеряла Далмацию, Тревизо и Конельяно, Тенедос, торговые льготы на Чёрном море, однако впоследствии она выиграла на этом. Это второе поражение Венеции, ставшее впоследствии триумфом: потеряв почти всё за несколько месяцев, Генуя начала постепенно слабеть. Никогда больше она не представляла угрозы для резко усилившейся Венеции.
Последние годы: 1381—1382
4 сентября 1381 года 30 семей, оказавших финансовую помощь Республике в войне, вошли в состав Большого совета. Андреа Контарини, измученный войной, во время которой ему приходилось постоянно поддерживать дух жителей города, был уже стар и слаб. Он оказался хорошим дожем и опроверг все плохие предзнаменования по поводу его правления. Он умер 5 июня 1382 года вскоре после захода солнца и был похоронен в церкви Санто-Стефано в гробнице из мрамора. Он первым из венецианских дожей удостоился надгробной речи[3].
Напишите отзыв о статье "Контарини, Андреа"
Примечания
- ↑ Контарини — статья из Большой энциклопедия Южакова ([books.google.com/books?id=AqsDAAAAYAAJ&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false XI том])
- ↑ [finds.org.uk/medievalcoins/rulers/ruler/id/525 Andrea Contarini]
- ↑ Cavazzana Romanelli, Francesca . Andrea Contarini in [www.treccani.it/enciclopedia/andrea-contarini_(Dizionario-Biografico)/ Dizionario Biografico].
Литература
- Da Mosto, Andrea. I Dogi di Venezia — Флоренция, 1983. ISBN 88-09-02881-3
- Rendina, Claudio. I dogi. Storia e segreti. — Рим, 2003. ISBN 88-8289-656-0
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 28 марта 2013 года. |
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Контарини, Андреа
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.
Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
