Джустиниани, Маркантонио
| Маркантонио Джустиниани итал. Marcantonio Giustiniani<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | ||
| ||
|---|---|---|
| 26 июня 1684 — 23 марта 1688 | ||
| (под именем Маркантонио Джустиниани) | ||
| Предшественник: | Альвизе Контарини | |
| Преемник: | Франческо Морозини | |
| Вероисповедание: | католик | |
| Рождение: | 2 марта 1619 Венеция | |
| Смерть: | 23 марта 1688 (69 лет) Венеция | |
| Род: | Джустиниани | |
Маркантонио Джустиниани (итал. Marcantonio Giustiniani) (2 марта 1619 — 23 марта 1688, Венеция, Венецианская республика) — 107-й дож Венеции (с 26 января 1684 до смерти).
Биография
Маркантонио Джустиниани родился в Венеции. Оба родителя Маркантонио (Пьетро и Марина) принадлежали к фамилии Джустиниани, но к разным её ветвям: линия отца получила в народе прозвище Budella d’oro (золотые кишки) за свои несметные богатства, а линию матери называли «епископы», потому что много выходцев из этой линии были церковнослужителями.
В юности Маркантонио учился в университетах Падуи и Парижа, постепенно накапливая знания в области истории, юриспруденции, богословия, философии, истории, языкознания (знал латынь, греческий, иврит) и став к концу срока обучения очень эрудированным человеком. Вернувшись в Венецию, занимал различные должности, в том числе был проведитором во время войны с турками на Крите. Когда он исполнял посольскую миссию при дворе французского короля, монарх пожаловал его рыцарским званием. Был членом Совета десяти, занимал разные посты, но никогда — важные. Женат не был.
Правление
Маркантонио был избран дожем 26 января 1684 года, причём для этого хватило одного тура голосования. Возможно, что объяснение такой быстрой победы невыразительного кандидата кроется в религиозности Маркантонио, что было очень важно в то время, потому что Венеция вела войну против турок (Морейская война) и правительство считало важным подчёркивать именно конфессиональный характер этой войны.
Впрочем, после победы выборщикам пришлось долго уговаривать Маркантонио не отказываться от назначения, потому что сам кандидат предпочитал удалиться в его любимый монастырь Сан-Джорджо-Маджоре, чем править государством.
Правление Маркантонио примечательно чередой пышных церемоний, которые новый дож стремился проводить в Венеции каждый раз, когда для этого отыскивался повод в календаре церковных праздников. Утро в день памяти очередного святого всегда начиналось в церкви с молебна, по всему городу звонили колокола, затем гости устремлялись во дворец на банкет, где также звучали молебны, так что очень быстро новый правитель получил в народе прозвище Te Deum.
Умер 23 марта 1688 в Венеции и согласно его желанию похоронен в церкви Сан-Франческо-делла-Винья - обычное место погребения членов Францисканского ордена.
Напишите отзыв о статье "Джустиниани, Маркантонио"
Ссылки
- Джустиниани, патрицианская фамилия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Джустиниани, Маркантонио
– К чему такая бездна церквей?– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
