U-35 (1936)

<th colspan="3" align="center" style="color: white; height: 20px; background: navy;font-size: 110%;">История корабля</th> <th colspan="3" align="center" style="color: white; height: 20px; background: navy;font-size: 110%;">Силовая установка</th> </tr><tr> <td colspan="3"> Дизель-электрическая, 2 дизеля MAN M6V 40/46 суммарной мощностью 2 100 — 2 310 л. с. при 470—485 об/мин.</td>

U-35
Государство флага	Третий рейх Третий рейх
Спуск на воду	24 сентября 1936
Современный статус	потоплена
Основные характеристики
Тип корабля	средняя ДПЛ
Обозначение проекта	VIIA
Скорость (надводная)	17 узлов
Скорость (подводная)	8 узлов
Рабочая глубина погружения	220 м
Предельная глубина погружения	250 м
Автономность плавания	11 470 км, 175 км под водой
Экипаж	42-46 человек
Размеры
Водоизмещение надводное	626 т
Водоизмещение подводное	745 т
Длина наибольшая (по КВЛ)	64,5 м
Ширина корпуса наиб.	5,85 м
Средняя осадка (по КВЛ)	4,4 м
Вооружение
Артиллерия	C35 88 мм/L45 с 220 зарядами
Торпедно- минное вооружение	4 носовых и один кормовой TA калибра 533 мм, 11 торпед или мины 22 x TMA или 33 x TMB
ПВО	2cm Flak 30

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

U-35 — средняя немецкая подводная лодка типа VIIA, времён Второй мировой войны. Заказ на постройку был отдан 25 марта 1935 года. Лодка была заложена на верфи судостроительной компании «Germaniawerft» в Киле 2 марта 1935 год под заводским номером 558. Спущена на воду 24 сентября 1936 года. 3 ноября 1936 года принята на вооружение и под командованием капитан-лейтенанта Клауса Эверта (нем. Kapitänleutnant Klaus Ewerth) вошла в состав 2-й флотилии «Зальцведель».

История службы

Во время Второй мировой войны U-35 совершила 3 боевых похода. Потопила 4 судна суммарным водоизмещением 7 850 брт и одно судно водоизмещением 6 014 брт повредила.

Довоенная служба

U-35 была известна под названием «невезучая лодка» 2-й флотилии «Зальцведель», благодаря нескольким инцидентам. В 1937 году она была протаранена грузовым судном, затем, в 1938 году, во время столкновения её серьёзно повредил карманный крейсер Адмирал Граф фон Шпее, а в 1939 году она была повреждена аэропланом. Однако, были в её карьеры и успехи. U-35 (совместно с U-28) стала первой лодкой, вышедшей в боевой поход в Атлантику, пройдя под командованием Ганса-Рудольфа Рёзинга (нем. Hans-Rudolf Rösing) до Понта-Делгада на Азорских островах.

Лодка предприняла несколько походов к берегам Испании, Сеуты, в Гибралтар и Марокко под командованием Германа Мичахеллеса (нем. Hermann Michahelles) и Вернера Лотта. После смерти Мичахеллеса в автокатастрофе, U-35 была ненадолго передана под командование Отто Кречмеру (нем. Otto Kretschmer) как первая лодка в его карьере. В мирное время в 1938 году её «сестра», U-30, совершила практически фатальное столкновение с U-35.

Последний довоенный поход

27 августа 1939 года U-35 вышла в свой последний довоенный поход, который привел её из Мемеля (на Балтике) в Киль, куда она прибыла 1 сентября — в первый день вторжения в Польшу.

Первый военный поход

9 сентября 1939 года лодка вышла из Вильгельмсхафена. Именно в этот день, примерно в 26 морских милях (43км) к северу от острова Схирмонниког (Нидерланды), на U-35 была произведена первая за всю войну британская торпедная атака с лодки HMS Ursula. Однако успехом эта атака не увенчалась и субмарина продолжила свой путь на север к Британским островам для набегов на транспортные линии.

18 сентября лодка остановила группу из трёх траулеров к западу-северо-западу от Сент-Килда. U-35 потопила артогнём два — Arlita (326 брт) и HMT Lord Minto (295 брт), позволив третьему (Nancy Hague)подобрать экипажи и спокойно уйти.

21 сентября примерно в 14:10 U-35 выпустила три торпеды по конвою OA-7 к юго-западу от острова Силли. Промазав по эсминцу, она повредила британский танкер Teakwood (6014 брт). Повреждённый корабль, в сопровождении HMS Ardent был отправлен в Фалмут (графство Корнуолл). Во время этой атаки на Teakwood погиб один член экипажа, так до конца войны и оставшийся единственной смертью, связанной с U-35.

1 октября 1939 года, в 18:45 в 42 милях от Уэссана U-35 остановила нейтральное бельгийское грузовое судно SS Suzon (2239 брт), перевозившее 2400 т брёвен для укрепления сводов шахт из Бордо в Кардифф. После того, как команда покинула корабль, он был торпедирован и потоплен.

MV Diamantis

3 октября примерно в 13:15 в 40 милях к западу от острова Силли U-35 остановила греческое грузовое судно MV Diamantis (4990 брт), перевозившее 7700т марганцевой руды из города Пепел, Сьерра-Леоне в Барроу-ин-Фернесс. Как и SS Suzon, судно было нейтральным, однако перевозило стратегический груз для Британии, а значит было «законной целью». Команда, неверно истолковав приказ с подводной лодки, спешно покинула корабль. После того, как две торпеды G7a взорвались не достигнув цели, по судну была выстрелена G7e, потопившая его. Однако поняв, что спасательные шлюпки не приспособлены к плаванию в плохую погоду, Лотт решил поднять всех членов экипажа на борт.

Позднее командир U-35 Вернер Лотт прокомментировал:

В столь плохую погоду у меня бы не было возможности изучить корабельные бумаги, поэтому я дал сигнал следовать за мной. Я хотел добраться до побережья Ирландии, где, как я знал, погода была лучше. Однако они не выполнили приказ, поэтому я сделал выстрел из пушки в сторону кормы корабля. В результате команда запаниковала и попрыгала в спасательные шлюпки. Однако было понятно, что в столько суровых погодных условиях они несомненно потонут.

На следующий день, 4 октября, U-35 была замечена жителями Вентри и Баллимора, графство Керри, прокрадывающейся в бухту. После этого субмарина высадила на берег 28 греческих моряков с MV Diamantis.

12 октября, проведя 34 дня в море, лодка вернулась в Вильгельмсхафен.

Памятная встреча

17 октября 2009 года в Вентри прошло праздничное мероприятие, в котором принимало участие более 200 человек. Оно было призвано почтить памятью высадку греческих моряков. Событие было организовано недавно сформированным Историческим Обществом Вентри.

Главная церемония состоялась на лужайке перед Quinn’s Pub, где был заложен мемориальный камень. Среди гостей присутствовал немецкий посол Др. Буссо фон Алвенслебен (англ. Dr. Busso von Alvensleben) и мэр острова Инуссес в Эгейском море Евангелос Элиас Ангелакос (англ. Evangelos Elias Angelakos), торжественно открывший мемориальный камень. Также среди гостей были потомки Панагоса Патераса (англ. Panagos Pateras) — капитана и владельца погибшего MV Diamantis, офицеры Южного Командования, члены Ирландской береговой охраны, команда спасателей острова Валентия и отряд морских скаутов из Трали.

Секретарь исторического общества, Др. Брендан О Клобхайн (англ. Dr. Breandán Ó Ciobháin)произнес приветственную речь ирландским, английским, греческим и немецким гостям, после чего немецкий посол обратился к собранию:

Я глубоко тронут щедрым жестом возведения этого мемориала. В той ужасной войне, которую мы все хорошо помним, это было действительно исключительным событием, и именно его мы сегодня чествуем. Я более чем счастлив, что ныне наши три страны объединились в рамках Европейского Содружества и мы можем быть уверены, что столь ужасные события более не повторятся. Единственно, что должно сохраниться - это великодушие и мужество, которое будет служить примером нам всем.

Мэр Ангелакос сказал что это большая честь для него быть приглашенным на церемонию 70-летия инцидента в Вентри:

Я бы хотел напомнить всем о великодушном поступке Вернера Лотта - командира U-35.

2-й военный поход

18 ноября 1939 года U-35 вышла из Вильгельмсхафена в свой второй и последний поход. 29 ноября 1939 года U-35 была затоплена экипажем в Северном море в точке с координатами 60°53′ с. ш. 02°47′ в. д.60.883° с. ш. 2.783° в. д. / 60.883; 2.783   , после атаки глубинными бомбами с британских эсминцев HMS Kingston, HMS Icarus и HMS Kashmir. Что было необычно для уничтоженных немецких субмарин военного времени, все 43 члена экипажа были взяты в плен. И в самом деле, все члены экипажа U-35 на начало войны, пережили её.

Атаки на лодку

9 сентября 1939 в районе с координатами 53°52′ с. ш. 06°05′ в. д.53.867° с. ш. 6.083° в. д. / 53.867; 6.083    британская подводная лодка HMS Ursula произвела первый среди британских лодок торпедный пуск. Её целью была U-35.

Флотилии

• 3 ноября 1936 года — 29 ноября 1939 года — 2-я флотилия «Зальцведель»

Командиры

• 3 ноября — 5 декабря 1936 года Клаус Эверт
• 6 декабря 1936 года — февраль 1937 года капитан-лейтенант Ганс-Рудольф Рёзинг (и. о.) (кавалер Рыцарского железного креста)
• февраль — 30 июля 1937 года капитан-лейтенант Герман Мишахеллес (погиб в автокатастрофе)
• 31 июля — 15 августа 1937 года оберлейтенант цур зее Отто Кречмер (кавалер Рыцарского железного креста)
• 15 августа 1937 года — 29 ноября 1939 года Лотт, Вернер

Потопленные суда

Дата	Тип	Принадлежность	Дата	Тоннаж (БРТ)	Груз	Судьба	Место
Arlita	траулер	Великобритания Великобритания	1939-09-1818 сентября 1939	0326326		потоплен	57°51′ с. ш. 9°28′ з. д.57.850° с. ш. 9.467° з. д. / 57.850; -9.467
HMT Lord Minto	траулер	Великобритания Великобритания	1939-09-1818 сентября 1939	0295295		потоплен	57°51′ с. ш. 9°28′ з. д.57.850° с. ш. 9.467° з. д. / 57.850; -9.467
SS Teakwood	грузовое судно	Великобритания Великобритания	1939-09-2121 сентября 1939	060146 014	в балласте	поврежден	49°39′ с. ш. 6°39′ з. д.49.650° с. ш. 6.650° з. д. / 49.650; -6.650
SS Suzon	грузовое судно	Бельгия Бельгия	1939-10-11 октября 1939	022392 239	2400 тонн рудничных стоек	потоплен	48°08′ с. ш. 7°36′ з. д.48.133° с. ш. 7.600° з. д. / 48.133; -7.600
MV Diamantis	грузовое судно	Греция Греция	1939-10-33 октября 1939	049904 990	7700 тонн марганцевой руды	потоплен	49°19′ с. ш. 5°35′ з. д.49.317° с. ш. 5.583° з. д. / 49.317; -5.583

См. также

• Список подводных лодок Третьего рейха

Ссылки

• [www.u-35.com/ www.u-35.com]
• Helgason, Guðmundur [www.uboat.net/boats/U35.htm U-35] (англ.). uboat.net (1995-2009). Проверено 24 июня 2009. [www.webcitation.org/66FCb8nJX Архивировано из первоисточника 18 марта 2012].

Литература

• Бишоп К. Подводные лодки кригсмарине. 1939-1945. Справочник-определитель флотилий = Kriegsmarine U-boats 1939-1945. — М.: Эксмо, 2007. — 192 с. — (Военная техника III Рейха). — ISBN 978-5-699-22106-6.
• Ровер Ю. Субмарины, несущие смерть. Победы подводных лодок стран гитлеровской Оси = Jürgen Rohwer. Axis submarine successes 1939—1945. — М.: ЗАО Изд-во Центрполиграф, 2004. — 416 с. — 2000 экз. — ISBN 5-9524-1237-8.

Отрывок, характеризующий U-35 (1936)

– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.