Стефан Баторий

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Баторий, Стефан»)
Перейти к: навигация, поиск
Стефан Баторий
Báthory István<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Стефана Батория. Автор неизвестен, 1576 год</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Князь трансильванский
1571 — 1576
Предшественник: Янош II Сигизмунд
Преемник: Криштоф I Батори
Король польский и великий князь литовский
14 декабря 1575 — 12 декабря 1586
Коронация: 1 мая 1576
Предшественник: Генрих Валуа
Преемник: Сигизмунд III
 
Рождение: 27 сентября 1533(1533-09-27)
Жиладишомльо, Трансильвания (ныне Шимлеу-Силванией, Румыния)
Смерть: 12 декабря 1586(1586-12-12) (53 года)
Гродно, Великое Княжество Литовское (ныне в Белоруссии)
Место погребения: Собор Святых Станислава и Вацлава, Краков, Польша
Род: Батори
Отец: Иштван IV
Мать: Каталина Телегди
Дети: нет
 
Автограф:

Стефан Баторий (венг. Báthory István, польск. Stefan Batory, белор. Стэфан Баторый; 27 сентября 1533, Шимлеу-Силванией — 12 декабря 1586, Гродно) — король польский и великий князь литовский (с 1576), сын Иштвана IV, воеводы Трансильвании.

Полный королевский титул: Божьей милостью король польский, великий князь литовский, русский, прусский, мазовецкий, жемайтский, киевский, волынский, подляшский, инфлянтский, а также князь семиградский[1].





Биография

Родился в Трансильвании (Семиградье) в семье князя Иштвана IV Батори и Катерины Телегди, дочери коронного подскарбия Стефана Телегди. Учился в Падуанском университете. В 1571 году в результате короткой гражданской войны стал трансильванским князем.

После бегства короля Генриха Валуа в 1574 году в Речи Посполитой наступил период бескоролевья. Православные западно-русские шляхтичи (среди которых выделялся Кшиштоф Граевский) выдвинули в кандидаты на польскую корону царя Ивана IV — в целях заключения унии с Русским царством и ведения совместной борьбы против турок и крымских татар. Затем, как кандидаты, выдвигались император Священной Римской империи Максимилиан II и австрийский эрцгерцог Эрнст, которые также придерживались курса на борьбу с Турцией и были поддержаны Москвой.

Турецкий султан Селим II Пьяница прислал шляхтичам грамоту с требованием, чтобы они не выбирали в короли императора Священной Римской империи Максимилиана II, и в качестве одного из претендентов был назван вассал Османской империи трансильванский князь Стефан Баторий.

Татарский набег в сентябре—октябре 1575 года на восточные земли Речи Посполитой (Подолию, Волынь и Червонную Русь) толкнул среднепоместную шляхту к кандидатуре Батория. По её настоянию именно он был избран в польские короли. В 1576 году члены элекционного сейма Великого княжества Литовского провозгласили трансильванского князя и короля Польши Стефана Батория великим князем литовским. В 1578 году Стефан приобрел для рода Батори права на престол Ливонского Королевства. Будучи по национальности венгром (секеем), Стефан национальными языками подвластного ему населения почти не владел и с подданными изъяснялся на латыни, на которой проходило его обучение в итальянском университете.

Последние несколько лет жил в городе Гродно, где реконструировал Старый замок под новую королевскую резиденцию, но в декабре 1586 года скоропостижно скончался от уремии (вскрытие его тела считается первым таким медицинским актом, задокументированным на территории Восточной Европы); в Гродно он был первоначально и похоронен, но позже его гроб перевезли в Краков и захоронили на Вавеле.

Внутренняя политика

Стремился к укреплению королевской власти, вёл борьбу с магнатами, оказывал поддержку католическому духовенству и иезуитам в противостоянии реформационным движениям. Некоторое время был союзником Турции, затем участвовал в создании антитурецкой лиги. Был одним из самых решительных и успешных военных противников России.

Из внутренних реформ, введенных Баторием в Польше, особенно заслуживает внимания устройство запорожских казаков, которым он дал правильную организацию, наделил землями, позволил самим выбирать гетмана и все военное начальство, оставляя за королём право наделения гетмана знаменем, «булавой» и печатью и утверждения его после принятия присяги на верность. За это был установлен как «патрон», формально первый гетман запорожских казаков. Желая восстановить не только политический, но и духовный мир в Польше, Баторий старался привести к соглашению с католичеством диссидентов, для чего не прибегал, однако, никогда к насилию, но старался действовать гуманно и мирно[2].

Король управлял страной без знания языков своих подданных (пользовался латынью), регулярно декларировал свою личную приверженность католицизму, а для осуществления многочисленных реформ постоянно нуждался в грамотных исполнителях. Таких людей ему могла дать только эффективно работающая система школ. Её он увидел у иезуитов. Поэтому первый коллегиум для иезуитов он учредил у себя на родине в Коложваре (ныне Клуж-Напока; 1579). А затем в течение пяти лет были основаны иезуитские коллегиумы в Люблине (1581), Полоцке (1582), Риге (1582), Калише (1583), Несвиже (1584), Львове (1584) и Дерпте (1586). Для основания коллегиумов в Гродно и Бресте не хватило кадровых ресурсов у провинции ордена и времени жизни у короля.

В связи с нацеленностью внешней политики на восток Баторий стремился развивать инфраструктуру государственного управления в границах Великого княжества Литовского, планировал перенести столицу Речи Посполитой в Гродно, где перестроил королевский замок, и поддержал иезуитов в стремлении создать высшее учебное заведение в ВКЛ. 1 апреля 1579 года выдал привилей, согласно которому учреждённая в 1570 году в Вильне иезуитская коллегия преобразовывалась в Академию и университет Виленский Общества Иисуса (Almae Academia et Universitas Vilnensis Societatis Jesu). Булла папы римского Григория XIII 30 октября 1579 года подтвердила привилей Стефана Батория, дата которой считается датой основания Вильнюсского университета.

В 1579 году упорядочил денежное обращение, установив при этом польский грош главным платежным средством.

Полководец

При комплектовании армии Баторий отказался от шляхетского ополчения, широко использовал наёмников, главным образом венгров и немцев, пытался создать постоянную армию путём набора солдат в королевских имениях.

В 1579—1582 годах принимал участие в Ливонской войне (1558—1583) и искусным маневрированием добился ряда побед над войсками Русского царства, сведя на нет все завоевания Ивана Грозного в Ливонии. Конные отряды из войска Батория заняли Смоленщину и Черниговщину. Но после безуспешной осады Пскова король заключил перемирие с Русским царством.

Память

Восстановленный в 1919 году в Вильне университет носил имя Стефана Батория (Университет Стефана Батория). Именем Батория называется улица в Вильнюсе, ведущая от центра города в направлении Полоцка, и одна из улиц в центре Гродно.

В 1994 году в Большом дворе ансамбля Вильнюсского университета была установлена мемориальная таблица в память короля польского и великого князя литовского Стефана Батория, основателя Виленской академии и Университета Общества Иисуса, с надписью на латинском языке из польского хрониста XVI века Мартина Кромера.

Упоминание в художественной литературе

В сказочной повести Гоголя «Страшная месть» Стефан Баторий упоминается как «король Степан», которому служат казаки Иван и Петро. Король Степан ведёт войну с турками, которые вторглись в пределы его государства и для перелома в войне необходимо выкрасть одного пашу, видного военачальника. За это Степан обещает награду. Ивану удаётся выкрасть пашу и привести того к королю, Степан награждает Ивана.

Напишите отзыв о статье "Стефан Баторий"

Примечания

  1. По-польски: Z Bożej łaski król Polski, wielki książę litewski, ruski, pruski, mazowiecki, żmudzki, kijowski, wołyński, podlaski, inflancki, a także książę siedmiogrodzki.
  2. Баторий Стефан // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Литература

  • Баторий Стефан // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • [tochka.gerodot.ru/military/glava2_2.htm Реформы Стефана Батория и Владислава IV в «Точке зрения» Нового Геродота]
  • Стороженко А. В. Стефан Баторий и днепровские козаки: исследования, памятники, документы и заметки = Стефанъ Баторiй и Днѣпровскiе козаки: ізслѣдования, памятники, документы и замѣтки. — Киев: типография Г. Л. Фронцкевича, 1904. — 327 с.[web.archive.org/web/20140728171156/www.archive.perm.ru/PDF/lichn/subbotin/%D0%B4%D0%BB%D1%8F%20%D0%A1%D0%90%D0%99%D0%A2%D0%90/03690_%D0%A1%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D0%BA%D0%BE%20%D0%90.%20%D0%92.%20%D0%A1%D1%82%D0%B5%D1%84%D0%B0%D0%BD%20%D0%91%D0%B0%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%B9%20%D0%B8%20%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%BF%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5%20%D0%BA%D0%B0%D0%B7%D0%B0%D0%BA%D0%B8%201904_0.pdf]
  • Коялович М. О. [books.google.ru/books?id=3O4KAAAAIAAJ&dq=%D0%94%D0%BD%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%B8%D0%BA%20%D0%BF%D0%BE%D1%81%D0%BB%D0%B5%D0%B4%D0%BD%D0%B5%D0%B3%D0%BE%20%D0%BF%D0%BE%D1%85%D0%BE%D0%B4%D0%B0%20%D0%A1%D1%82%D0%B5%D1%84%D0%B0%D0%BD%D0%B0%20%D0%91%D0%B0%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F&hl=ru&pg=PR4#v=onepage&q&f=false Дневник послѣдняго похода Стефана Баторія на Россію (осада Пскова)]
  • Гейденштейн Р. Записки о Московской войне. (1578—1582) / Пер. с лат. — СПб.: Археогр. комис., 1889. — 86+312 с.
  • [derjava.pskov.ru/cat/cattema/catcattemaall/catcattemaallsub/catcattemaallsubat Победа Пскова в 1581—1582 гг. над польским королём Стефаном Баторием]
  • Иловайский Д. И. [www.memoirs.ru/rarhtml/Ilov_IV89_35_2.htm Иван Грозный и Стефан Баторий в борьбе за Ливонию] // Исторический вестник, 1889. — Т, 35. — № 2. — С. 334—347.

Отрывок, характеризующий Стефан Баторий

В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]
До такой степени капитан был наивно и добродушно весел, и целен, и доволен собой, что Пьер чуть чуть сам не подмигнул, весело глядя на него. Вероятно, слово «galant» навело капитана на мысль о положении Москвы.
– A propos, dites, donc, est ce vrai que toutes les femmes ont quitte Moscou? Une drole d'idee! Qu'avaient elles a craindre? [Кстати, скажите, пожалуйста, правда ли, что все женщины уехали из Москвы? Странная мысль, чего они боялись?]
– Est ce que les dames francaises ne quitteraient pas Paris si les Russes y entraient? [Разве французские дамы не уехали бы из Парижа, если бы русские вошли в него?] – сказал Пьер.
– Ah, ah, ah!.. – Француз весело, сангвинически расхохотался, трепля по плечу Пьера. – Ah! elle est forte celle la, – проговорил он. – Paris? Mais Paris Paris… [Ха, ха, ха!.. А вот сказал штуку. Париж?.. Но Париж… Париж…]
– Paris la capitale du monde… [Париж – столица мира…] – сказал Пьер, доканчивая его речь.
Капитан посмотрел на Пьера. Он имел привычку в середине разговора остановиться и поглядеть пристально смеющимися, ласковыми глазами.
– Eh bien, si vous ne m'aviez pas dit que vous etes Russe, j'aurai parie que vous etes Parisien. Vous avez ce je ne sais, quoi, ce… [Ну, если б вы мне не сказали, что вы русский, я бы побился об заклад, что вы парижанин. В вас что то есть, эта…] – и, сказав этот комплимент, он опять молча посмотрел.
– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.