Бельяр, Огюстен Даниэль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Огюстен Даниэль Бельяр
фр. Augustin Daniel Belliard

генерал Огюстен Даниэль Бельяр
Дата рождения

25 мая 1769(1769-05-25)

Место рождения

Фонтене-ле-Конт

Дата смерти

28 января 1832(1832-01-28) (62 года)

Место смерти

Брюссель

Принадлежность

Франция Франция

Звание

Генерал-полковник кирасир,
Дивизионный генерал

Сражения/войны

Война Первой коалиции, Итальянская кампания (1796), Египетский поход Бонапарта, Война третьей коалиции, Война четвёртой коалиции, Испанская кампания Наполеона, Русская кампания Наполеона, Война Шестой коалиции.

Награды и премии

В отставке

посол Франции в Бельгии. Мемуарист.

Огюстен Даниэль Бельяр (фр. Augustin Daniel Belliard; 25 мая 1769, Фонтене — 28 января 1832, Брюссель) — генерал-полковник кирасир5 декабря 1812 года по 22 апреля 1814 года), дивизионный генерал (с 1800 года), граф Империи (1810 год), сподвижник Наполеона. Считался современниками одним из лучших генералов императора[1].





Молодость

Огюстен Даниэль Бельяр родился 25 мая 1769 года в городке Фонтене-ле-Конт, в регионе Вандея, исторической области Пуату, в семье королевского прокурора Фонтене Огюстена Бельяра (1734—1811) и его жены, Анжелики Робер-Моринье (1731—1773), из семьи торговцев. Имел трёх сестер.

Во время Великой Французской революции примкнул к революционному движению и был выбран капитаном 1-го батальона добровольцев от Фонтене.

Присоединившись к Северной армии, Бельяр служил в штабе генерала Дюмурье. Участвовал в сражениях при Вальми и под Неервинденом. Отличился в битве при Жемаппе, где, во главе гусарского полка, ворвался на австрийские редуты. В середине 1793 года, после предательства Дюмурье, как соратник изменника, арестован, доставлен в Париж, и разжалован. Доказывая свою преданность революции, поступил на службу простым солдатом, и через короткое время был восстановлен в звании.

Италия и Египет

В 1796 году Бельяр служит в Итальянской армии генерала Бонапарта, участвуя в военных действий в Италии в качестве начальника штаба дивизии генерала Серюрье. Сражался при Кастильоне, особо отличился в сражении при Арколе, где находился рядом с Бонапартом, в ключевой момент заслонил его своим телом от огня и был ранен пулей. За храбрость Наполеон в тот же день произвел его в бригадные генералы[2]. Командир бригады в дивизии Жубера.

Активный участник Египетской экспедиции Наполеона. Командир пехотной бригады в дивизии генерала Дезе. По пути в Египет, Бельяр участвует в захвате Мальты. В самом Египте он отличился в битве при Пирамидах, взятии Каира, в битве при Гелиополисе. Построенные в каре, пехотинцы Бельяра успешно отбивали атаки иррегулярной турецкой и мамлюкской кавалерии во многих сражениях и стычках. Бельяр получил чин дивизионного генерала от генерала Клебера, возглавившего армию после возвращения Бонапарта во Францию. Назначенный губернатором Каира, Бельяр, исчерпав возможности сопротивления превосходящим англо-турецко-мамлюкским силам, и, опасаясь многочисленного враждебно настроенного населения самого города, в середине 1801 года подписал с англичанами капитуляцию на почетных условиях и вернулся во Францию вместе со своими войсками на английских кораблях.

Наполеон однако был этим недоволен. Бельяр сохранил войска, знамёна, собранные французскими учёными произведения древнеегипетского искусства, и получил возможность вернутся во Францию (иного способа для этого у него не было, так как французский флот на Средиземном море к тому времени был разбит, а само море патрулировалось английскими эскадрами). Но непосредственный начальник Бельяра, преемник Клебера, генерал Мену продолжал удерживать Александрию. Бельяр и подчинённые ему генералы подписали капитуляцию без разрешения своего прямого начальника (который, впрочем, вскоре последовал их примеру). Кроме того, силы англичан были не так уж многочисленны, и Наполеон полагал, что Бельяр, имевший 10 тысяч боеспособных солдат, был в силах разбить англичан и турок поодиночке, не дожидаясь соединения их сил[3]. При этом Наполеон не учитывал низкий боевой дух армии, вызванный в частности бегством во Францию самого Наполеона. В конечном итоге, Наполеон счел ответственным за всё некомпетентное командование генерала Мену, и больше уже не поручал ему серьёзных должностей. Карьера Бельяра продолжилась, но маршальский жезл он, в отличие от многих своих боевых соратников, так никогда и не получил.

Войны империи

В 1805—1808 годах Бельяр — начальник штаба маршала Мюрата, командовавшего, как правило, крупными соединениями кавалерии. В этой должности Бельяр принимал участие в кампаниях 1805—1806 годах в Пруссии и Австрии, сыграл важную роль в победе под Ульмом, и за отличие при Аустерлице был пожалован в Великие офицеры ордена Почётного легиона.

В кампаниях 1806—1807 годов отличился в сражениях при Йене, Гейльсберге, Прейсиш-Эйлау и Фридланде. Некоторое время был комендантом Берлина.

Затем Бельяр был переведён в Испанию и, по взятии Мадрида, стал его губернатором. Граф империи (1810 год). Во время губернаторства Бельяра Мадрид чуть было не был захвачен англо-испанскими войсками. Король Испании Жозеф Бонапарт, брат и ставленник Наполеона, выступил из города с основной частью войск для участия в сражении при Талавере. В распоряжении Бельяра осталась одна французская бригада из дивизии Дессоля и слабые испанские части сторонников Жозефа. Между тем, на город наступали англо-португальские части, с другой стороны подходили испанцы, а в самом городе опасались восстания жителей. Вдобавок, битва при Талавере была французами проиграна. Тем не менее, из-за плохой координации действий противника, кризис миновал, и Мадрид остался под французским управлением.

В 1812 году Наполеон призвал его в Великую армию и вновь назначил его начальником штаба Резервной кавалерии[4] маршала Мюрата.

В первой части кампании в России Бельяр был в сражениях при Островно, Витебске, Смоленске и Дорогобуже. При Бородино под ним убило двух лошадей. На следующий день ранен в авангардном бою под Можайском, легко[1] или, по другим данным, тяжело[5]. В конце года пожалован званием генерал-полковника кирасир[6].

В начале 1813 года занимается воссозданием французской кавалерии, которая понесла в России большие потери. В кампанию 1813 года — помощник маршала Бертье — начальника штаба Великой армии. В сражении при Лейпциге был тяжело ранен в руку, но остался в строю, и отличился в сражении при Ганау, где под ним вновь убило двух лошадей.

Активный участник кампании 1814 года во Франции. Во главе крупных кавалерийских соединений, Бельяр участвовал в сражениях Шести Дней, сражениях при Краоне и Лаоне, Фер-Шампенуазе.

Первое отречение Наполеона и дальнейшие события

После отречения Наполеона и Реставрации, он получил от Людовика XVIII звание пэра, и стал кавалером Большого Креста ордена Почётного Легиона[7], комендантом Меца.

Тем не менее, во время «Ста дней» Бельяр, первоначально проводив короля Людовика половину пути до границы с Бельгией в составе его свиты, перешёл на сторону Наполеона. Был направлен им в качестве посла к своему бывшему начальнику — королю Неаполя Иоахиму Мюрату, который, изменив Наполеону, пытался (неудачно) проводить самостоятельную политику. По возвращении из этой миссии, назначен командующим Третьим и Четвёртым Военными округами (пограничными, с центром в Меце) и корпусом местной Национальной гвардии.

При вторичном возвращении Бурбонов Бельяр был арестован и некоторое время находился в тюрьме. Через несколько лет помилован, а после того, как престол занял Луи-Филипп I, стал послом Франции в только что возникшей Бельгии, и находился на этом посту в трудный момент, последовавший за Бельгийской революцией, которую Франция активно поддержала.

Умер 28 января 1832 года в Брюсселе от апоплексического удара и похоронен на парижском кладбище Пер-Лашез. В Брюсселе ему, вскоре после смерти, воздвигнут памятник.

Имя генерала Бельяра написано на южной стороне парижской Триумфальной арки.

Титулы

Фотогалерея

Напишите отзыв о статье "Бельяр, Огюстен Даниэль"

Примечания

  1. 1 2 Отечественная война 1812 года. энциклопедия. Москва, Росспэн, 2004
  2. В революционной Франции существовала практика, при которой генеральские чины присуждались командиром армии и затем подлежали утверждению в Париже
  3. Наполеон Бонапарт. Египетский поход - СПб.: Азбука-классика, 2007
  4. Резервная кавалерия, вопреки своему названию, активно участвовала в военных действиях
  5. Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915. — Т. 4.
  6. Почётное звание генерал-полковника существовало для каждого вида кавалерии в единственном экземпляре. Звание генерал-полковника кирасир освободилось после того, как Гувьон Сен-Сир был произведен в маршалы Франции
  7. Высшая степень ордена. Такие пожалования связаны с общим курсом политики Бурбонов в 1814 году по привлечению на свою сторону наполеоновских военачальников
  8. [thierry.pouliquen.free.fr/noblesse/Noblesse_B2.htm Дворянство Империи на B]

Источники

  • Беллиар // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  • Charles Mullié. Biographie des célébrités militaires des armées de terre et de mer de 1789 à 1850, 1852
  • Отечественная война 1812 года. энциклопедия. Москва, Росспэн, 2004
  • Генералы Наполеона. Биографический словарь. Шиканов В. Н. «Рейттар», 2004 год.

Отрывок, характеризующий Бельяр, Огюстен Даниэль

– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.