История Ставропольского края

Территория нынешнего Ставрополья в древние времена

Самым древним свидетельством возможного обитания раннепалеолитических людей на Ставропольской возвышенности является местонахождение Жуковское около хутора Жуковский, по ископаемой фауне которого немногочисленные археологические находки датируются возрастом ок. 2 млн л. н. (палеомагнитный эпизод Олдувай). К эпохе палеолита на Ставрополье также относятся каменные орудия, найденные в Прикубанье, на реке Фортепьянке, близ Майкопа, на реке Псекупсе, близ станиц Кардоникской и Зеленчукской, в гротах окрестностей Кисловодска и в пещере на реке Уруп близ станицы Преградной. К эпохе мезолита относится стоянка Яворы на реке Марухе, к эпохе неолита — стоянка на реке Овечке близ Черкесска, на горах Кинжал, Бык и Верблюд. Их сменила энеолитическая культура накольчатой жемчужной керамики. В период ранней бронзы появилась майкопская культура.

В эпоху раннего бронзового века то есть в период 3300—2700 годах до н. э. на этой территории обитали племена новотиторовской культуры, входившей в общность ямной культуры. Позже в степях появились племена катакомбной культуры. С среднюю бронзу степи населяли люди северокавказской культуры. В позднюю бронзу появилась новая культура, а на рубеже раннего железа — протомеоты. Позже появились народы, о которых сохранились письменные сообщения.

Таковыми были меоты (Синды, Досхи, Дандарии).

Территория нынешнего Ставрополья в Средние века

Одним из первых государств, созданных здесь, являлось государство скифов (VII век до н. э. — Vвек до н. э.), сарматов (III век до н. э. — III век н. э.), гуннов (IV век н. э. — V век н. э.). В дальнейшем, с 620 по 969 гг., данная территория входила в состав древнего государства, носившего название Хазарский каганат.

Примерно в VIII веке при ослаблении влияния хазарского каганата на этих землях создается средневековое государство Аланов. Через эту проходит ответвление Великого Шёлкового пути — Даринский путь.

Ставрополье в Российской империи

В 1775 г. Российской империей была спроектирована постройка ряда укреплений от Терека до Дона — так называемая Моздокско-Азовская линия. В 1777 г. сооружено было 10 крепостей.

5 мая 1785 была устроена Кавказская губерния из 6 уездов , 3 из которых (Александровский уезд,Георгиевский уезд, Ставропольский уезд) находятся на современной территории края. Рескриптом императрицы Екатерины II на имя правившего должность генерал-губернатора Саратовского и Кавказского генерал-поручика Потёмкина от 5 мая 1785 года вместо Астраханской губернии было организовано Кавказское наместничество. Губернским городом был указан Екатериноград и назначено разделение уездов Кавказской губернии и области того же имени.

В 1790 году из-за необустроенности Екатеринограда центр наместничества перенесён в Астрахань.

В 1796 году наместничество преобразовано в Астраханскую губернию.

В 1802 году указом императора Александра I от 15 ноября Кавказская область выделена из Астраханской губернии в самостоятельную губернию с центром в городе Георгиевске. Губерния занимала территорию от Каспийского моря до Усть-Лабы и от Маныча до предгорий. Земли современного Ставрополья составляли ядро этой губернии.

24 июля 1822 года Кавказская губерния переименована в область без изменения прежних границ, уездный город Ставрополь назначается областным городом.

2 мая 1847 года Кавказская область переименована в Ставропольскую губернию без изменения границ.

В 1860 году указом от 8 февраля из состава Ставропольской губернии выводятся вновь образованные Терская и Кубанская области и территория губернии приближается к современным границам Ставропольского края. С небольшими изменениями Ставропольская губерния просуществовала до 1924 года. В октябре 1924 года создаётся Северо-Кавказский край и Ставропольская губерния преобразуется в округ в составе указанного края.

29 ноября 1866 года заштатный город Моздок отчислен от Ставропольской губернии к Терской области.

C 1 января 1913 года В Ставропольской губернии введено земство.

Послереволюционное Ставрополье

В 1919 году Ставропольская губерния была занята большевиками и включена в территорию Северо-Кавказской Советской Республики. В результате Второго Кубанского похода перешла под контроль Добровольческой армии.

При активном давлении КП(б)У в 1920-х-начале 1930-х годов проводилась украинизация Ставропольского края, Кубани, части Северного Кавказа, Курской и Воронежской области РСФСР. В приказном порядке школы, организации, предприятия, газеты переводились на украинский язык обучения и общения.

• 1932—1933 край поразил массовый голод, который, по мнению некоторых казаков, был создан искусственно советской властью для торжества сплошной коллективизации. По мнению советской власти это позволило развивать индустриализацию по планам правительства.

15 декабря 1936 года после выделения из состава Северо-Кавказского края Дагестанской АССР и преобразованных в АССР Кабардино-Балкарской, Северо-Осетинской и Чечено-Ингушской автономных областей, центр края был переведён в город Ворошиловск, а территория края приблизилась к границам современного Ставропольского края.

13 марта 1937 года, после смерти Серго Орджоникидзе, для увековечивания памяти революционера Северо-Кавказский край был переименован в Орджоникидзевский.

22 февраля 1938 года в состав края был передан Кизлярский округ, составленный из пяти северных районов Дагестанской АССР. Таким образом, в состав края стало входить 2 автономных области (Карачаевская и Черкесская), 1 округ, 39 районов и 8 городов краевого подчинения.

12 января 1943 года Указом Президиума Верховного Совета СССР административный центр края город Ворошиловск был переименован в Ставрополь, а Орджоникидзевский край — в Ставропольский.

12 октября 1943 года была ликвидирована Карачаевская автономная область.

27 декабря 1943 года из состава упраздненной Калмыцкой АССР был передан Приютненский район.

22 марта 1944 года после упразднения Чечено-Ингушской АССР была образована Грозненская область, в состав которой вошли все районы ликвидированного Кизлярского округа.

14 января 1952 в состав Ставроопольского края из Астраханской области передан Степновский район и переименован в Степной.

14 марта 1955 года Указом Президиума ВС СССР в состав края из Грузинской ССР передан Клухорский район.

12 января 1957 года в составе Ставропольского края были образованы Калмыцкая автономная область, которой были переданы Степной и Черноземельский районы, и Карачаево-Черкесская автономная область, которой были переданы Зеленчукский, Карачаевский и Усть-Джегутинский районы .

19 июля 1958 года Калмыцкая автономная область была преобразована в Калмыцкую АССР и выделена из состава Ставропольского края.

12 января 1965 года Президиум Верховного Совета РСФСР постановил :

• образовать районы: Нефтекумский — центр рабочий поселок Нефтекумск; Предгорный — центр станица Ессентукская
• упразднить Нефтекумский промышленный район
• Арзгирский, Александровский, Апанасенковский, Благодарненский, Георгиевский, Изобильненский, Ипатовский, Кочубеевский, Красногвардейский, Курский, Левокумский, Минераловодский, Новоалександровский, Петровский, Прикумский, Советский и Шпаковский сельские районы преобразовать в районы

3 июля 1991 года Карачаево-Черкесская автономная область вышла из состава Ставропольского края и преобразована в Карачаево-Черкесскую Советскую Социалистическую Республику.

Отрывок, характеризующий История Ставропольского края

Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.