ФК «Манчестер Юнайтед» в сезоне 1999/2000
Поделись знанием:
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.
Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
 Манчестер Юнайтед
| |||
| Сезон | 1999/2000 | ||
| Тренер |  сэр Алекс Фергюсон
| ||
| Капитан |  Рой Кин
| ||
| Стадион | Олд Траффорд | ||
| Премьер-лига | 1-е | ||
|---|---|---|---|
| Кубок Лиги | 3 раунд | ||
| Суперкубок Англии | Финалист | ||
| Лига чемпионов | 1/4 финала | ||
| Суперкубок УЕФА | Финалист | ||
| Межконтинентальный кубок | Победитель | ||
| Клубный чемпионат мира | Группа | ||
| Лучший бомбардир | Премьер-лига:  Дуайт Йорк (20)Всего: Дуайт Йорк (24) | ||
| Макс. кол-во зрителей | 61 629 против «Тоттенхэма» (6 мая 2000) | ||
| Мин. кол-во зрителей | 53 250 против «Динамо Загреб» (14 сентября 1999) | ||
| Среднее кол-во зрителей | 57 570 | ||
| |||
Сезон 1999/2000 стал для «Манчестер Юнайтед» 8-м сезоном в Премьер-лиге, и 25-м сезоном подряд в высшем дивизионе английского футбола.[1] «Юнайтед» в шестой раз выиграл Премьер-лигу с рекордным отрывом в 18 очков от ближайших преследователей и рекордными 97 забитыми голами в Премьер-лиге.
Марк Боснич, выступавший за резервную команду «Юнайтед» с 1989 по 1991 годы, вернулся в клуб в качестве преемника Петера Шмейхеля, но не оправдал возложенных на него ожиданий, и уже в сентябре «Юнайтед» приобрёл итальянского вратаря Массимо Таиби, который должен был составить конкуренцию Босничу. Однако, и Таиби не смог закрепиться в команде, допустив ряд серьёзных ошибок в важных матчах, и по окончании сезона вернулся на родину, проведя за клуб лишь пять матчей. После этого руководство «Юнайтед» приняло решение о приобретении вратаря «Монако» Фабьена Бартеза за £7,8 млн. Также в клуб пришли французский защитник Микаэль Сильвестр и южноафриканский полузащитник Квинтон Форчун. Йеспер Блумквист и Уэс Браун пропустили весь сезон из-за травм; также из-за травм лишь одну игру за основной состав провёл Дэвид Мэй, и две игры — Ронни Йонсен. По окончании сезона на правах свободного агента клуб покинул Йорди Кройф, который за четыре сезона в «Юнайтед» так и не смог закрепиться в основном составе.
Содержание
Предсезонные и товарищеские матчи
| Дата | Соперник | Стадион (Д / В / Н) | Счёт | Авторы голов | Зрители | |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 15 июля 1999 | Австралия | Н | Мельбурн Крикет Граунд | 2:0 | Блумквист  45', Батт 74'
|
70 000 |
| 18 июля 1999 | Австралия | Н | Австралия | 1:0 | Йорк 24'
|
78 032 |
| 21 июля 1999 | Шанхай Шэньхуа | В | Хункоу | 2:0 | Сульшер 60', Шерингем 69'
|
80 000 |
| 24 июля 1999 | Саут Чайна | В | Гонконг | 2:0 | Шерингем 20', Коул 23'
|
40 000 |
| 3 августа 1999 | Ома Таун | В | Сент-Джулианс Роуд | 9:0 | Клегг (2) , Коул (2) , Шерингем (4) , Никсон (авт.)
|
7000 |
| 4 августа 1999 | Уиган Атлетик | В | Джей-джей-би | 2:0 | Скоулз , Сульшер
|
15 000 |
| 11 октября 1999 | Сборная мира | Д | Олд Траффорд | 2:4 | 54 842 | |
Суперкубок Англии
| Дата | Соперник | Стадион | Счёт | Авторы голов | Зрители |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 августа 1999 | Арсенал | Уэмбли | 1:2 | Йорк 37'
|
70 185 |
Премьер-лига
См. также: Премьер-лига в сезоне 1999/2000
| Дата | Соперник | Стадион (Д / В) | Счёт | Авторы голов за «Юнайтед» | Зрители | Место в лиге | |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 8 августа 1999 | Эвертон | В | Гудисон Парк | 1:1 | Йорк 7'
|
39 141 | |
| 11 августа 1999 | Шеффилд Уэнсдей | Д | Олд Траффорд | 4:0 | Скоулз 9', Йорк 35', Коул 54', Сульшер 84'
|
54 941 | |
| 14 августа 1999 | Лидс Юнайтед | Д | Олд Траффорд | 2:0 | Йорк (2) 77', 80'
|
55 187 | |
| 22 августа 1999 | Арсенал | В | Хайбери | 2:1 | Кин (2) 59', 88'
|
38 147 | |
| 25 августа 1999 | Ковентри Сити | В | Хайфилд Роуд | 2:1 | Скоулз 63', Йорк 75'
|
22 024 | |
| 30 августа 1999 | Ньюкасл Юнайтед | Д | Олд Траффорд | 5:1 | Коул (4) 14', 46', 65', 71', Гиггз 81'
|
55 190 | 1-е |
| 11 сентября 1999 | Ливерпуль | В | Энфилд | 3:2 | Каррагер (2) 4' (авт.), 45' (авт.), Коул 18'
|
44 929 | |
| 18 сентября 1999 | Уимблдон | Д | Олд Траффорд | 1:1 | Кройф 74'
|
55 189 | |
| 25 сентября 1999 | Саутгемптон | Д | Олд Траффорд | 3:3 | Шерингем 34', Йорк (2) 38', 64'
|
55 249 | 1-е |
| 3 октября 1999 | Челси | В | Стэмфорд Бридж | 0:5 | 34 909 | ||
| 16 октября 1999 | Уотфорд | Д | Олд Траффорд | 4:1 | Йорк 40', Коул (2) 42', 50', Ирвин 45' (пен.)
|
55 188 | |
| 23 октября 1999 | Тоттенхэм Хотспур | В | Уайт Харт Лейн | 1:3 | Гиггз 24'
|
36 072 | |
| 30 октября 1999 | Астон Вилла | Д | Олд Траффорд | 3:0 | Скоулз 30', Коул 45', Кин 65'
|
55 211 | 4-е |
| 6 ноября 1999 | Лестер Сити | Д | Олд Траффорд | 2:0 | Коул (2) 30', 83'
|
55 191 | |
| 20 ноября 1999 | Дерби Каунти | В | Прайд Парк | 2:1 | Батт 53', Коул 84'
|
33 370 | 2-е |
| 4 декабря 1999 | Эвертон | Д | Олд Траффорд | 5:1 | Ирвин 27' (пен.), Сульшер (4) 29', 43', 52', 58'
|
55 193 | |
| 18 декабря 1999 | Вест Хэм Юнайтед | В | Аптон Парк | 4:2 | Йорк (2) 9', 63', Гиггз (2) 13', 20'
|
26 037 | |
| 26 декабря 1999 | Брэдфорд Сити | Д | Олд Траффорд | 4:0 | Форчун 75', Йорк 79', Коул 88', Кин 89'
|
55 188 | |
| 28 декабря 1999 | Сандерленд | В | Стэдиум оф Лайт | 2:2 | Кин 27', Батт 87'
|
42 026 | 2-е |
| 24 января 2000 | Арсенал | Д | Олд Траффорд | 1:1 | Шерингем 74'
|
58 293 | |
| 29 января 2000 | Мидлсбро | Д | Олд Траффорд | 1:0 | Бекхэм 87'
|
61 267 | 2-е |
| 2 февраля 2000 | Шеффилд Уэнсдей | В | Хиллборо | 1:0 | Шерингем 74'
|
39 640 | |
| 5 февраля 2000 | Ковентри Сити | Д | Олд Траффорд | 3:2 | Коул (2) 40', 55', Скоулз 77'
|
61 380 | |
| 12 февраля 2000 | Ньюкасл Юнайтед | В | Сент-Джеймс Парк | 0:3 | 36 470 | ||
| 20 февраля 2000 | Лидс Юнайтед | В | Элланд Роуд | 1:0 | Коул 52'
|
40 160 | |
| 26 февраля 2000 | Уимблдон | В | Селхерст Парк | 2:2 | Кройф 30', Коул 80'
|
26 129 | 1-е |
| 4 марта 2000 | Ливерпуль | Д | Олд Траффорд | 1:1 | Сульшер 45'
|
61 592 | |
| 11 марта 2000 | Дерби Каунти | Д | Олд Траффорд | 3:1 | Йорк (3) 13', 70', 72'
|
61 619 | |
| 18 марта 2000 | Лестер Сити | В | Филберт Стрит | 2:0 | Бекхэм 33', Йорк 84'
|
22 170 | |
| 25 марта 2000 | Брэдфорд Сити | В | Вэлли Пэрейд | 4:0 | Йорк (2) 38', 40', Скоулз 71', Бекхэм 79'
|
18 276 | 1-е |
| 1 апреля 2000 | Вест Хэм Юнайтед | Д | Олд Траффорд | 7:1 | Скоулз (3) 24', 51', 63' (пен.), Ирвин 27', Коул 45', Бекхэм 66', Сульшер 73'
|
61 611 | |
| 10 апреля 2000 | Мидлсбро | В | Риверсайд | 4:3 | Гиггз 46', Коул 60', Скоулз 74', Форчун 88'
|
34 775 | |
| 15 апреля 2000 | Сандерленд | Д | Олд Траффорд | 4:0 | Сульшер (2) 3', 51', Батт 65', Берг 70'
|
61 612 | |
| 22 апреля 2000 | Саутгемптон | В | Делл | 3:1 | Бекхэм 8', Бенали 15' (авт.), Сульшер 30'
|
15 245 | |
| 24 апреля 2000 | Челси | Д | Олд Траффорд | 3:2 | Йорк (2) 11', 69', Сульшер 40'
|
61 593 | |
| 29 апреля 2000 | Уотфорд | В | Викаридж Роуд | 3:2 | Йорк 69', Гиггз 71', Кройф 87'
|
20 250 | 1-е |
| 6 мая 2000 | Тоттенхэм Хотспур | Д | Олд Траффорд | 3:1 | Сульшер 5', Бекхэм 34', Шерингем 36'
|
61 629 | |
| 14 мая 2000 | Астон Вилла | В | Вилла Парк | 1:0 | Шерингем 65'
|
39 217 | 1-е |
Итоговая турнирная таблица
| М | Клуб | И | В | Н | П | МЗ | МП | РМ | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Манчестер Юнайтед | 38 | 28 | 7 | 3 | 97 | 45 | +52 | 91 |
| 2 | Арсенал | 38 | 22 | 7 | 9 | 73 | 43 | +30 | 73 |
| 3 | Лидс Юнайтед | 38 | 21 | 6 | 11 | 58 | 43 | +15 | 69 |
| 4 | Ливерпуль | 38 | 19 | 10 | 9 | 51 | 30 | +21 | 67 |
| 5 | Челси | 38 | 18 | 11 | 9 | 53 | 34 | +19 | 65 |
Кубок Футбольной лиги
| Дата | Раунд | Соперник | Д / В | Счёт | Авторы голов за «Юнайтед» | Зрители |
|---|---|---|---|---|---|---|
| 13 октября 1999 | Раунд 3 | Астон Вилла | В | 0:3 | 33 815 |
Лига чемпионов УЕФА
См. также: Лига чемпионов УЕФА 1999/2000
Групповая стадия
| Дата | Соперник | Стадион (Д / В) | Счёт | Авторы голов | Зрители | Место в группе | |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 14 сентября 1999 | Кроациа Загреб | Д | Олд Траффорд | 0:0 | 53 250 | 3-е | |
| 22 сентября 1999 | Штрум Грац | В | Арнольд Шварценеггер | 3:0 | Кин 16', Йорк 31', Коул 33'
|
16 480 | 2-е |
| 29 сентября 1999 | Олимпик Марсель | Д | Олд Траффорд | 2:1 | Коул 79', Скоулз 83'
|
53 993 | 1-е |
| 19 октября 1999 | Олимпик Марсель | В | Велодром | 0:1 | 56 732 | 2-е | |
| 27 октября 1999 | Кроациа Загреб | В | Максимир | 2:1 | Бекхэм 32', Кин 49'
|
27 500 | 1-е |
| 2 ноября 1999 | Штрум Грац | Д | Олд Траффорд | 2:1 | Сульшер 56', Кин 65'
|
53 745 | 1-е |
| Клуб | И | В | Н | П | МЗ | МП | РМ | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Манчестер Юнайтед
|
6 | 4 | 1 | 1 | 9 | 4 | +5 | 13 |
 Олимпик Марсель
|
6 | 3 | 1 | 2 | 10 | 8 | +2 | 10 |
 Штрум Грац
|
6 | 2 | 0 | 4 | 5 | 12 | −7 | 6 |
 Динамо Загреб
|
6 | 1 | 2 | 3 | 7 | 7 | 0 | 5 |
Вторая групповая стадия
| Дата | Соперник | Стадион (Д / В) | Счёт | Авторы голов | Зрители | Место в группе | |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 23 ноября 1999 | Фиорентина | В | Артемио Франки | 0:2 | 36 002 | 3-е | |
| 8 декабря 1999 | Валенсия | Д | Олд Траффорд | 3:0 | Кин 38', Сульшер 47', Скоулз 70'
|
54 606 | 2-е |
| 1 марта 2000 | Бордо | Д | Олд Траффорд | 2:0 | Гиггз 41', Шерингем 84'
|
59 786 | 2-е |
| 7 марта 2000 | Бордо | В | Стад де Парк Лескюр | 2:1 | Кин 33', Сульшер 84'
|
30 130 | 1-е |
| 15 марта 2000 | Фиорентина | Д | Олд Траффорд | 3:1 | Коул 20', Кин 33', Йорк 70'
|
59 926 | 1-е |
| 21 марта 2000 | Валенсия | В | Месталья | 0:0 | 40 419 | 1-е | |
| Клуб | И | В | Н | П | МЗ | МП | РМ | О |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Манчестер Юнайтед
|
6 | 4 | 1 | 1 | 10 | 4 | +6 | 13 |
 Валенсия
|
6 | 3 | 1 | 2 | 9 | 5 | +4 | 10 |
 Фиорентина
|
6 | 2 | 2 | 2 | 7 | 8 | −1 | 8 |
| Бордо
|
6 | 0 | 2 | 4 | 5 | 14 | −9 | 2 |
Стадия плей-офф
| Дата | Раунд | Соперник | Стадион (Д / В) | Счёт | Авторы голов | Зрители | |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 4 апреля 2000 | Четвертьфинал 1-й матч |
Реал Мадрид | В | Сантьяго Бернабеу | 0:0 | 64 119 | |
| 19 апреля 2000 | Четвертьфинал 2-й матч |
Реал Мадрид | Д | Олд Траффорд | 2:3 | Бекхэм 64', Скоулз 88' (пен.)
|
59 178 |
Суперкубок УЕФА
| Манчестер Юнайтед
|
0:1 | Лацио
|
|---|---|---|
| [ru.uefa.com/uefasupercup/history/season=1999/index.html (отчёт)] | Салас 35'
|
Межконтинентальный кубок
Клубный чемпионат мира по футболу
Групповая стадия
| Дата | Соперник | Стадион (Д / В / Н) | Счёт | Авторы голов | Зрители | Место в группе | |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 6 января 2000 | Некакса | Н | Маракана | 1:1 | Йорк 88'
|
50 000 | 2-е |
| 8 января 2000 | Васко да Гама | Н | Маракана | 1:3 | Батт 81'
|
73 000 | 3-е |
| 11 января 2000 | Саут Мельбурн | Н | Маракана | 2:0 | Форчун (2) 8', 20'
|
25 000 | 3-е |
| Клуб | М | В | Н | П | МЗ | МП | РМ | Очки |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
 Васко да Гама
|
3 | 3 | 0 | 0 | 7 | 2 | +5 | 9 |
 Некакса
|
3 | 1 | 1 | 1 | 5 | 4 | +1 | 4 |
| Манчестер Юнайтед
|
3 | 1 | 1 | 1 | 4 | 4 | 0 | 4 |
 Саут Мельбурн
|
3 | 0 | 0 | 3 | 1 | 7 | −6 | 0 |
Статистика по игрокам
| № | Поз. | Имя | Лига | Кубок лиги | Еврокубки | КЧМ | Прочие[2] | Итого | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Игры | Голы | Игры | Голы | Игры | Голы | Игры | Голы | Игры | Голы | Игры | Голы | |||
| 1 | Вр | Марк Боснич
|
23 | −21 | 1 | −3 | 7 | −6 | 2 | −4 | 2 | −2 | 35 | −36 |
| 2 | Защ | Гари Невилл
|
22 | 0 | 0 | 0 | 9 | 0 | 2 | 0 | 2 | 0 | 33 | 0 |
| 3 | Защ | Денис Ирвин
|
25 | 3 | 0 | 0 | 13 | 0 | 2 | 0 | 2 | 0 | 42 | 3 |
| 4 | Защ | Дэвид Мэй
|
0+1 | 0 | 0 | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | 0+1 | 0 | 1+2 | 0 |
| 5 | Защ |  Ронни Йонсен
|
2+1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 2+1 | 0 |
| 6 | Защ |  Яп Стам
|
23 | 0 | 0 | 0 | 13 | 0 | 2 | 0 | 3 | 0 | 51 | 0 |
| 7 | ПЗ | Дэвид Бекхэм
|
30+1 | 6 | 0 | 0 | 12 | 2 | 1+1 | 0 | 3 | 0 | 46+2 | 8 |
| 8 | ПЗ | Ники Батт
|
21+11 | 3 | 0 | 0 | 4+2 | 0 | 2 | 1 | 2 | 0 | 29+13 | 4 |
| 9 | Нап | Энди Коул
|
23+5 | 19 | 0 | 0 | 13 | 3 | 2 | 0 | 2 | 0 | 40+5 | 22 |
| 10 | Нап | Тедди Шерингем
|
15+12 | 5 | 0 | 0 | 3+6 | 1 | 0+2 | 0 | 1+2 | 0 | 19+22 | 6 |
| 11 | ПЗ |  Райан Гиггз
|
30 | 6 | 0 | 0 | 11 | 1 | 2 | 0 | 1 | 0 | 44 | 7 |
| 12 | Защ | Фил Невилл
|
25+4 | 0 | 0 | 0 | 6+3 | 0 | 2+1 | 0 | 2 | 0 | 35+8 | 0 |
| 13 | Защ | Джон Кертис
|
0+1 | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0+1 | 0 | 1+2 | 0 |
| 14 | ПЗ | Йорди Кройф
|
1+7 | 3 | 1 | 0 | 1+3 | 0 | 1+1 | 0 | 1+1 | 0 | 5+12 | 3 |
| 15 | ПЗ |  Йеспер Блумквист
|
0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 |
| 16 | ПЗ | Рой Кин (к)
|
28+1 | 5 | 0 | 0 | 12 | 6 | 2 | 0 | 2 | 1 | 44+1 | 12 |
| 17 | Вр | Раймонд ван дер Гау
|
11+3 | −13 | 0 | 0 | 7 | −5 | 1 | 0 | 1 | −1 | 20+3 | −19 |
| 18 | ПЗ | Пол Скоулз
|
27+4 | 9 | 0 | 0 | 11 | 3 | 0 | 0 | 3 | 0 | 41+4 | 12 |
| 19 | Нап | Дуайт Йорк
|
29+3 | 20 | 0 | 0 | 9+2 | 2 | 2 | 1 | 1+1 | 1 | 41+6 | 24 |
| 20 | Нап | Уле Гуннар Сульшер
|
15+13 | 12 | 1 | 0 | 4+7 | 3 | 2+1 | 0 | 2+1 | 0 | 24+22 | 15 |
| 21 | Защ | Хеннинг Берг
|
16+6 | 0 | 0 | 0 | 11+1 | 0 | 1 | 0 | 2 | 0 | 30+7 | 0 |
| 23 | Защ | Майкл Клегг
|
0+2 | 0 | 1 | 0 | 1+1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 2+3 | 0 |
| 24 | Защ | Уэс Браун
|
0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 |
| 25 | ПЗ |  Квинтон Форчун
|
4+2 | 2 | 0 | 0 | 1+3 | 0 | 1+1 | 2 | 0 | 0 | 6+6 | 4 |
| 26 | Вр | Массимо Таиби
|
4 | −11 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 4 | −11 |
| 27 | Защ | Микаэль Сильвестр
|
30+1 | 0 | 0 | 0 | 2+2 | 0 | 2 | 0 | 1 | 0 | 35+3 | 0 |
| 28 | ПЗ | Дэнни Хиггинботам
|
2+1 | 0 | 1 | 0 | 0+1 | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | 4+2 | 0 |
| 30 | Защ | Ронни Уоллуорк
|
0+5 | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | 2+5 | 0 |
| 31 | Вр | Ник Калкин
|
0+1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0+1 | 0 |
| 33 | ПЗ | Марк Уилсон
|
1+2 | 0 | 0 | 0 | 2+1 | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | 4+3 | 0 |
| 34 | ПЗ | Джонатан Грининг
|
1+3 | 0 | 1 | 0 | 1+1 | 0 | 1 | 0 | 0+1 | 0 | 4+5 | 0 |
| 37 | Защ | Джон О’Ши
|
0 | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 1 | 0 |
| 38 | Нап |  Дэвид Хили
|
0 | 0 | 0+1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0+1 | 0 |
| 39 | ПЗ | Люк Чедуик
|
0 | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 1 | 0 |
| 41 | ПЗ | Ричи Уэлленс
|
0 | 0 | 0+1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0+1 | 0 |
| 42 | ПЗ | Майкл Твисс
|
0 | 0 | 1 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0 | 0+1 | 0 |
В графе «Игры» указаны выходы в стартовом составе, после знака + указаны выходы на замену. В графе «Голы» после знака − указаны пропущенные мячи (для вратарей).
Трансферы
Пришли в клуб
| Дата | Поз. | Имя | Из клуба | Сумма |
|---|---|---|---|---|
| 21 августа 1999 | ПЗ | Квинтон Форчун
|
Атлетико Мадрид
|
£1 500 000 |
| 31 августа 1999 | Вр | Массимо Таиби
|
Венеция
|
£4 500 000 |
| 10 сентября 1999 | Защ | Микаэль Сильвестр
|
Интернационале
|
£4 000 000 |
| 21 мая 2000 | Вр | Фабьен Бартез
|
Монако
|
£7 800 000 |
Ушли из клуба
| Дата | Поз. | Имя | В клуб | Сумма |
|---|---|---|---|---|
| 20 декабря 1999 | Нап | Эрик Невланд
|
Викинг Ставангер
|
£250 000 |
| 23 марта 2000 | ПЗ | Ричард Уэлленс
|
Блэкпул
|
|
| 31 мая 2000 | Защ | Джон Кертис
|
Блэкберн Роверс
|
£1 500 000 |
| 30 июня 2000 | ПЗ | Майкл Туисс
|
Порт Вейл
|
свободный агент |
См. также
Напишите отзыв о статье "ФК «Манчестер Юнайтед» в сезоне 1999/2000"
Примечания
- ↑ [www.stretfordend.co.uk/seasons/season2000.html Manchester United Season 1999/2000] (англ.). StretfordEnd.co.uk. [www.webcitation.org/66iq5gmNk Архивировано из первоисточника 6 апреля 2012].
- ↑ Суперкубок Англии, Суперкубок УЕФА.
Ссылки
- [www.stretfordend.co.uk/seasons/season2000.html Сезон 1999/2000] на сайте StretfordEnd.co.uk (англ.)
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий ФК «Манчестер Юнайтед» в сезоне 1999/2000
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.
Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.
Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
