Шерлок Холмс и доктор Ватсон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Шерлок Холмс и доктор Ватсон
Жанр

детективный фильм
триллер
драма

Режиссёр

Игорь Масленников

Автор
сценария

Юлий Дунский
Валерий Фрид

В главных
ролях

Василий Ливанов
Виталий Соломин
Рина Зелёная
Борислав Брондуков

Оператор

Юрий Векслер

Композитор

Владимир Дашкевич

Оригинальный телеканал

ЦТ. Первая программа

Студия

Киностудия «Ленфильм».
Творческое объединение телевизионных фильмов

Длительность

135 мин.

Страна

СССР

Язык

русский

Дата выхода

22 марта 1980[1]

Количество эпизодов

2

Следующий фильм

Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона

IMDb

ID 0080263

«Ше́рлок Холмс и до́ктор Ватсон» — первая часть советской серии телефильмов по мотивам рассказов Артура Конан Дойля о Шерлоке Холмсе, которая вышла на экраны в 1980 году. Фильм состоит из двух серий и снят по мотивам рассказа «Пёстрая лента» (1-я серия «Знакомство») и повести «Этюд в багровых тонах» (начало 1-й серии и 2-я серия «Кровавая надпись»).





Сюжет

«Знакомство»

Доктор Ватсон (Виталий Соломин) после отставки возвратился из Афганистана на родину — в Англию. Его давний приятель мистер Стэмфорд (Геннадий Богачёв) предложил ему снять комнату в доме по адресу Бейкер-стрит, 221-б, которую сдавала некая пожилая леди — миссис Хадсон (Рина Зелёная). Вторую сдаваемую комнату уже занимал другой джентльмен — мистер Шерлок Холмс (финансовое положение доктора было довольно слабым).

Первое впечатление от знакомства с Холмсом (Василий Ливанов) было неоднозначным. Он проводил сложные химические опыты с кровью, играл на скрипке, имел глубочайшие познания о сигарном пепле, лондонской грязи и уголовном законодательстве, но при этом демонстрировал полное незнание общеизвестных истин (например, того факта, что Земля вращается вокруг Солнца), не читал беллетристики, а равно и книг по истории и философии. При этом к Холмсу постоянно заходили весьма странные посетители, а на столе у него стояли в рамках портреты личностей омерзительнейшего вида. Поэтому Ватсон стал серьёзно подозревать Холмса в причастности к преступному миру.

Но после выяснения отношений во время боксёрского поединка, произошедшего по просьбе доктора прямо в доме, все страхи и сомнения Ватсона развеялись: Шерлок Холмс оказался частным сыщиком.

Вскоре Холмсу пришлось расследовать «Дело о пёстрой ленте». К нему на приём пришла некая Эллен Стоунер (Мария Соломина) и рассказала о том, что боится за свою жизнь. Два года назад за несколько дней до своей свадьбы при странных обстоятельствах умерла её сестра-близнец Джулия, и Эллен теперь боится, что то же самое случится и с ней.

Эллен с Джулией жили без матери, с отчимом, доктором Гримсби Ройлоттом (Фёдор Одиноков), в поместье Сток-Морен недалеко от Лондона. За неделю до своей смерти Джулия начала слышать по ночам тихий свист и какой-то стук, а через несколько дней, за три дня до свадьбы, разбудила весь дом жутким криком и умерла, перед смертью успев сказать о какой-то пёстрой ленте (в оригинальном англоязычном контексте возникает игра слов, которую трудно передать на русский язык, и переводчики делали это описательно: слово band в английском языке означает и лента и банда, группа людей. Поэтому в тексте рассказа ещё упоминаются и цыгане, друзья Ройлотта, носившие на шеях пестрые платки).

Прошло два года. Эллен также собирается замуж. По причине внезапного ремонта дома она вынуждена жить в той комнате, где умерла Джулия, и с недавних пор тоже стала слышать по ночам какой-то свист и стук. Холмс хочет осмотреть дом в отсутствие Ройлотта, и Эллен говорит, что на следующий день вечером её отчима не будет дома.

После ухода Эллен в дом к Холмсу врывается сам Ройлотт. Свирепый помещик требует, чтобы Холмс не совал нос в его дела, угрожает сыщику и демонстрирует ему физическую силу — сгибает кочергу. После его ухода сам Холмс, разогнув кочергу, доказывает, что ничуть не слабее Гримсби Ройлотта.

Холмс и Ватсон укрываются в кустах, из которых хорошо виден дом Ройлоттов. Вечером, когда Ройлотт уезжает, по сигналу Эллен из окна Холмс и доктор Ватсон входят в дом и обследуют комнаты. В бывшей комнате Джулии, в которой теперь ночует Эллен, они обнаруживают странности: кровать Эллен привинчена к полу, а свисающий шнур от звонка вообще ни к чему не присоединён. Прямо над шнуром Холмс обнаруживает вентиляционную отдушину, выведенную не наружу и не на чердак, а в смежную с комнатой Эллен комнату Гримсби Ройлотта. В комнате отчима девушки Холмс обнаруживает маленькое блюдце с молоком. На вопрос, есть ли в доме кошка, он получает от Эллен отрицательный ответ. Зато, говорит Эллен, в доме есть гиена и павиан (Ройлотт долго жил в Индии), но Холмс замечает, что блюдце слишком мало для гиены.

Холмс и Ватсон пробираются в комнату девушки и остаются там до утра. Услышав свист и стук, Холмс чиркает спичкой, видит спускающуюся по шнуру змею и начинает хлестать своей тростью по шнуру. Он прогоняет змею обратно в отдушину и та, вернувшись в комнату Ройлотта, со злости кусает хозяина. Оказывается, отчиму были невыгодны замужества сестёр, так как при этом они получали в качестве приданого часть наследства их умершей матери, и он решил расправиться с ними при помощи ядовитой змеи.

Отличие от книги: в рассказе Эллен лишь имитирует для отчима, что уходит спать в свою комнату, затем Холмс и Ватсон проникают в комнату девушки, а та проводит ночь в своей первой, не отремонтированной спальне. В фильме все трое остаются в злополучной спальне на ночь, не сомкнув глаз, и видят, как в комнату проползает змея.

«Кровавая надпись»

Холмс получает сообщение от инспектора Грегсона (Игорь Дмитриев) о странном случае в заброшенном доме на Брикстон-роуд. Там было найдено тело пожилого американца без признаков насилия, а на стене кровью было написано слово «месть» («Revenge»). Дело ведёт инспектор Лестрейд (Борислав Брондуков), не воспринимающий Холмса как сыщика. Через некоторое время в гостинице был убит ножом другой американец — Джозеф Стэнджерсон (Виктор Аристов), которого подозревали в первом убийстве, а на стене также было написано слово «месть». Шерлок Холмс находит настоящего убийцу. Это некий американец Джефферсон Хопп (Николай Караченцов), который мстил бывшим членам секты мормонов — убийцам своей невесты Люси Ферье и её отца Джона. В качестве орудия мести он предлагал проглотить одну из двух пилюль, другую Джефферсон решал выпить сам. Одна из пилюль была пустышкой, вторая содержала сильнодействующий яд. Первый американец — Энек Дреббер (Адольф Ильин) проглотил ядовитую пилюлю и умер, второй — Стэнджерсон отказался и оказал сопротивление, поэтому Джефферсон убил его ножом. Убийцу арестовали, но в тюрьме он умер от сильного кровоизлияния в мозг. Вся слава в раскрытии этого преступления досталась инспектору Лестрейду. Доктор Ватсон был до глубины души возмущён этим и решил стать «биографом» Шерлока Холмса. Собственно, с этого момента и начинается «летопись» приключений сыщика и доктора. Его записки о великом сыщике вскоре завоевали популярность среди читателей лондонских журналов.

В ролях

В главных ролях

Знакомство

Кровавая надпись

Съёмочная группа

Съёмки

  • Бейкер-стрит (Рига, ул. Яуниела, д. 22) и все натурные съёмки в первом фильме снимались в Латвии[2], за исключением дома на Брикстон-роуд (где был убит Дреббер) — Ленинград, загородный особняк княгини Салтыковой (ул. Академика Крылова 4).
  • Во время съёмок фильма группа столкнулась с принципиальной ошибкой Конан Дойля. В рассказе змея выползала из вентиляционной отдушины, затем спускалась и поднималась обратно по шнуру от звонка. В действительности же змеи не могут ползать по свободно висящей верёвке, им необходимо твёрдое основание. Поэтому снять спускающуюся по шнуру змею не удалось — в фильме показана только змея, высовывающаяся из отверстия в стене.[3] Также, в отличие от рассказа, Ройлотт вызывает рептилию не только свистом (которого не могла слышать глухая змея), но дублирует его постукиванием по стене, создающим вибрацию, что специально разъясняется в дописанном диалоге.
  • Когда Холмс приглашает Ватсона в театр на оперу «Волшебная флейта», последний напевает арию Царицы ночи «Der Hölle Rache kocht in meinem Herzen».
  • По тексту повести «Этюд в багровых тонах» Холмс при первой встрече с Ватсоном угадывает, что тот недавно вернулся из Афганистана. Но при озвучивании фильма из опасений политической цензуры «Афганистан» был заменён на «Восток». Тем не менее в кадре по движению губ явственно видно, что Василий Ливанов произносит слово «Афганистан».К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3393 дня]
  • В серии «Знакомство» во время боксерского поединка Холмс определяет марку револьвера Ватсона как «Webley & Scott 38, армейский». Между тем марка Webley & Scott Co. появится только в 1897 году, то есть только через 16 лет.
  • В эпизоде, когда Холмс просит Ватсона внимательно осмотреть портреты, почти все они являются вставленными в паспарту кадрами из фильмов ужасов 1920-1940-хх годов. Один из портретов (тот, что Холмс держит в руках и кладет, а затем показывается в числе последних двух, лежащим сверху) является кадром из фильма «Призрак оперы» 1925 года. Это Лон Чейни в гротескном гриме Эрика. Лежащий рядом с ним второй портрет, поверх которого положена лупа — это сын Лона Чейни, Лон Чейни-младший в гриме оборотня Лоуренса Тальбота из «Человека-волка» 1941 года. Ещё один образ Чейни Старшего — «вампир» из фильма «Лондон после полуночи» — заметен в «Охоте на тигра». Также среди портретов видны Фредрик Марч в гриме мистера Хайда из фильма 1931 года (самая первая фотография, на которую глазами Ватсона смотрит камера) и Конрад Фейдт в образе сомнамбулы Чезаре из «Кабинета доктора Калигари» (это фото лучше видно в серии «Охота на Тигра»). Господин в очках (слева от лампы внизу) — Лайонел Этуил (Lionel Atwill) из многосерийного фильма «Капитан Америка» (1944).
  • Во время сцены допроса Джефферсона Хоппа персонаж Игоря Дмитриева (инспектор Грегсон) зачитывает подозреваемому слова «Правила Миранды» («Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде»), введённому в США в 1966-м, а в Британии (аналога) только в 1984 году.

Версия на видео

В 1980-е годы в СССР фильм выпущен на лицензионных видеокассетах изданием «Видеопрограмма Госкино СССР». В России в 1990-е годы выпущен на VHS кинообъединением «Крупный план», с 2000 года — изданиями «Мастер Тэйп» и «Ленфильм Видео» со звуком Hi-Fi Stereo, и в системе PAL.

Реставрированная версия

Полная реставрация изображения и звука фильм выпускался на DVD в 2002 году фирмой «Twister» и в 2007 году киновидеообъединением «Крупный план».

Напишите отзыв о статье "Шерлок Холмс и доктор Ватсон"

Примечания

  1. Телевидение с 17 по 23 марта // Правда : Орган Центрального комитета КПСС. — 1980. — № 75 (22505). — С. 6.
  2. География: [www.221b.ru/geoPart1.htm Знакомство], [Кровавая надпись www.221b.ru/geoPart2.htm]
  3. [www.221b.ru/archive/arch-010.htm Интервью Игоря Масленникова корреспонденту газеты «Ленинские искры»]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Шерлок Холмс и доктор Ватсон

В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.