Этельстан

Этельстан Æðelstān<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Король Англии
924/925 — 27 октября 939
Коронация:	4 сентября 925
Предшественник:	Этельвирд
Преемник:	Эдмунд I
Рождение:	ок. 895 Уэссекс
Смерть:	27 октября 939(0939-10-27) Глостер, Англия
Место погребения:	Аббатство Мальмсбери, ныне место захоронения неизвестно
Род:	Уэссексская династия
Отец:	Эдуард Старший
Мать:	Эгвина
Супруга:	не был женат
Дети:	отсутствуют

Этельстан (Æðelstān, ок. 894 — 27 октября 939) — король Англии в 924—939 годах из Уэссекской династии, сын Эдуарда I Старшего и его первой жены Эгвины. Современные историки считают его первым королём Англии и одним из величайших англосаксонских королей. Он не был женат, поэтому ему наследовал его сводный брат Эдмунд.

Когда в июле 924 года умер Эдуард I, Этельстан получил в управление Мерсию. Его сводный брат Этельвирд был признан королём Уэссекса и мог быть коронован, если бы не умер спустя несколько недель после смерти отца. В течение нескольких месяцев в Уэссексе не признавали Этельстана новым королём, поэтому он был коронован только в сентябре 925 года. В 927 он покорил Йорк, впервые в истории все земли Англии оказались под властью одного правителя. В 934 году он вторгся на территорию современной Шотландии.

Источники

Правление короля Этельстана пришлось на период истории Англии, крайне скудно освещённый в источниках. Англо-саксонская хроника ограничивается лаконичным перечислением событий. Наиболее подробно описано сражение при Брунанбурге, однако здесь текст хроники представляет собой лишь запись англо-саксонской поэмы, более ценной для истории английской литературы, чем для самого описания правления. Дополнения о времени Этельстана, часто очень значительные, содержатся в сочинениях позднейших английских хронистов, таких как Вильям Мальмсберийский и Симеон Даремский, однако источники их сведений пока точно не установлены и о степени их достоверности среди историков идут дискуссии. Также факты о правлении короля Этельстана содержатся в Нантской хронике, анналах Флодоарда и других хрониках.

Из современных Этельстану источников наиболее важными считаются хартии, выданных королём или его канцелярией. Благодаря им можно подробно, особенно за период 927—932 годов, проследить пути перемещения короля и определить круг его окружения. Именно благодаря хартиям установлена та ведущая роль, которую Этельстан играл среди правителей Британии своего времени. Важны также законодательные кодексы, изданные Этельстаном. Распространённость монет Этельстана по территории Британии показывает степень влияния Англии на сопредельные страны в этот период.

Среди дарений, сделанных Этельстаном, наиболее важными являются две рукописи, подаренные королём особо им почитаемому монастырю Святого Кутберта (современный Честер-ле-Стрит в графстве Дарем), в которых содержатся наиболее ранние прижизненные изображения королей Англии.

Биография

Борьба за престол

Отцом Этельстана был король Эдуард I Старший, а матерью, по сообщению Вильяма Мальмсберийского, простая пастушка Эгвина, которую Эдуард любил ещё до вступления в законный брак. В раннем детстве Этельстан был отправлен своим отцом в Мерсию, где воспитывался при дворе своей тётки, правительницы Этельфледы. Это дало ему поддержку мерсийской знати, которая будет проявлять лояльность к Этельстану во всё время его правления. Ещё до смерти короля Эдуарда Этельстан стал знаменит благодаря своей храбрости в войнах с данами.

Точно неизвестно, кого из своих сыновей Эдуард Старший назвал своим преемником — Этельстана, как об этом говорит Англо-саксонская хроника, или одного из своих законных сыновей, как следует из последующего развития событий, но после его смерти 17 июля 924 года витенагемот избрал новым королём Англии сводного брата Этельстана Этельвирда. Этельстан получил Мерсию с титулом короля. Однако Этельвирд уже 2 августа неожиданно умер и ряд источников утверждают, что он был убит по приказу Этельстана. После этого Этельстан провозгласил себя королём всей Англии. Из-за ограниченности источников историки до сих пор не могут установить, был ли Этельстан сразу признан королём, но предполагают, что в Уэссексе он имел серьёзного оппонента в лице другого сводного брата, Эдвина, и именно этим объясняется поздний срок коронации Этельстана, которая состоялась в Кингстон-апон-Темс только 4 сентября 925 года.

В последующие годы Этельстану удалось расправиться со всеми возможными претендентами на престол. Заговор некоего Альфреда, заявлявшего об отсутствии у Этельстана прав на престол из-за его незаконнорождённости, был раскрыт, его участники понесли наказание, а сам Альфред умер в Риме, куда он был отправлен Этельстаном, чтобы получить прощение за мятеж от самого папы римского. Брат Этельстана, Эдвин, в 933 году утонул в море и хронисты Вильям Мальмсберийский и Симеон Даремский заявляют, что его смерть была подстроена королём Этельстаном.

Подчинение Данелага

Главным событием первых лет правления Этельстана стало полное подчинение Англии последней части Данелага — скандинавской Нортумбрии. Хотя короли Йорка при Эдуарде Старшем признавали над собой верховную власть короля Англии, после его смерти они стали управлять своими землями совершенно независимо. Желая упрочить связи между английской королевской семьёй и правителем Нортумбрии, Этельстан 30 января 926 года встретился в Тамуорте с королём Йорка Сигтриггом и выдал за него одну из своих сестёр. Это был второй брак Сигтригга и от первого брака он уже имел взрослого сына. В ответ Сигтригг вновь признал над собой верховную власть английского короля и принял крещение.

Однако в конце весны или начале лета 927 года король Йорка неожиданно умер. Новыми королями были провозглашены сын Сигтригга от первого брака Олаф Куаран и брат умершего короля Гутфрит, прибывший из Ирландии. Король Этельстан так же объявил о своих правах на Нортумбрию, с войском выступил в поход, взял Йорк и принудил местных данов принести себе клятву верности. Олаф Куаран и Гутфрит бежали к королю Шотландии Константину II. Таким образом впервые в истории все земли Англии оказались под властью одного правителя. Теперь северные границы владений Этельстана достигли Ферт-о-Форта.

Признание правителями Британии власти короля Англии

Закрепляя своё новое приобретение, король Этельстан 12 июля 927 года организовал в местечке Эамонт (Эамонт-Бридж, около Бамборо) встречу с правителями других областей Британии. Здесь присутствовали, по словам Англо-саксонской хроники, князь Дехейбарта Хьюэл Дда, король Шотландии Константин II и правитель Бамборо и вице-король Берниции Элдред, а по добавлению Вильяма Мальмсберийского, также король Стратклайда Эоган I (или Оуэн). Присутствовавшие на встрече правители объявили о признании над собой верховной власти короля Этельстана и поклялись не иметь никаких союзов с язычниками (то есть викингами). Здесь же Этельстан стал крёстным отцом одного из сыновей короля Константина II, вероятно, Индульфа.

В следующие несколько лет Этельстан ещё больше укрепил свою власть в Британии, в первую очередь за счёт подчинения князей Уэльса и Корнуолла. В 928 году король Англии совершил поход против уэльсцев, заставил их правителей принести ему в Херефорде присягу верности и наложил на Уэльс тяжёлую дань:

…Он [Этельстан] добился от них того, о чём никто из его предшественников даже не смел подумать, а именно, что они ежегодно будут в качестве дани платить ему 20 фунтов золота, 300 фунтов серебра, а также 25 000 голов скота…

— Вильям Мальмсберийский. Деяния английских королей.

Около 931 года Этельстан в Экстере принял присягу от корнуолльских правителей и установил границу между своими и их владениями.

Поход в Шотландию

С момента присоединения к владениям короля Англии Нортумбрии в 927 году в течение 7 лет в источниках нет никаких сведений о англо-шотландских связях, поэтому неясно, что стало в 934 году причиной большого похода, организованного Этельстаном в Шотландию. Армия англо-саксов к 28 мая собралась в Винчестере и, выступив в поход под командованием самого короля Этельстана, 7 июня достигла Ноттингема. Войско сопровождали князь Дехейбарта Хьюэл Дда, король Гвинеда Идвал ап Анарауд и Морган ап Оуэн. Пройдя через Мерсию, войско дошло до Честер-ле-Стрит, где разбило лагерь, ожидая подхода кораблей. Отсюда Этельстан двинулся против короля Стратклайда Эогана I и нанёс ему поражение, затем вторгся во владения короля Константина II и достиг Дуннотара и Фортриу, в то время как его флот совершил нападение на Кейтнесс. Войско Этельстана разорило все области Шотландии, через которые оно прошло. Англо-саксонская хроника и позднейшие английские хронисты рассказывают о безусловном успехе похода (Генрих Хантингдонский даже заявляет, что саксам не было оказано никакого сопротивления). В то же время ирландские Анналы Клонмакнойса говорят, что «…скотты заставили Этельстана возвратиться обратно без большой победы…». Вероятно, между Этельстаном и Константином II был заключён мир, так как Джон Вустерский пишет, что король Шотландии передал королю Англии одного из своих сыновей в заложники и сопровождал войско англо-саксов при возвращении в Англию. Одна из хартий Этельстана, данная в Букингеме 13 сентября 934 года, подписана Константином II с титулом суб-короля, то есть правителя, признающего над собой верховную власть короля Этельстана.

В 935 году король Шотландии присутствовал на собранном Этельстаном в Киренчестере витенагемоте и здесь, среди других подчинённых Этельстану правителей, таких как Хьюэл Дда и Эоган I Стратклайдский, подписал данную королём Англии хартию. На Рождество этого же года король Стратклайда Эоган I и несколько валлийских князей присутствовали на новом витенагемоте, созванном Этельстаном, но короля Шотландии на этом собрании не было.

Битва при Брунанбурге

Подчинение Шотландии королю Англии вызвало ответные действия со стороны короля Константина II: он заключил направленный против Этельстана союз с королём Стратклайда Эоганом I и королём Дублина Олафом Гутфритссоном. В 937 году войско союзников, к которому присоединились несколько мелких валлийских и бриттских правителей, вторглось во владения Этельстана. Им навстречу вышло войско англо-саксов во главе с королём Этельстаном и его братом Эдмундом. К северу от реки Хамбер произошло знаменитое сражение при Брунанбурге. Это была большая и кровавая битва, воспоминания о которой сохранились в памяти всех народов, в ней участвовавших. Наиболее известно описание битвы, содержащееся в Англо-саксонской хронике и представляющее запись древнеанглийской поэмы, сочинённой, вероятно, в правление короля Эдмунда I. В результате сражения, длившегося весь день, англо-саксы нанесли своим противникам сокрушительное поражение.

Англо-саксонская хроника говорит:

…Этельстан державный, кольцедробитель, и брат его, наследник, Эадмунд, в битве добыли славу и честь всевечную мечами в сече под Брунанбургом…

Анналы Ульстера вторят:«…В большом сражении, печальном и ужасном, безжалостно боролись…, в котором пали бесчисленные тысячи норманнов… И с другой стороны множество саксов пало, но Этельстан, король саксов, одержал великую победу…» В сражении были убиты сын короля Константина II, 5 северо-бриттских князей и 7 скандинавских ярлов из Ирландии.

Несмотря на масштаб победы, одержанной при Брунанбурге, больших результатов Этельстану эта победа не принесла, а его скорая смерть вновь привела Англию к столкновению со скандинавами и с Шотландией.

Король всей Британии

После сражения при Брунанбурге могущество короля Этельстана достигло своего максимума. Его верховную власть признавали почти все правители Британии, подтверждавшие это своим участием в созываемых королём Англии витенагемотах и подписыванием хартий титулами, показывающими их подчинённость Этельстану. Это положение было зафиксировано в принятии Этельстаном нового титула — Король всей Британии, содержащегося на его монетах. Более того, в одной из хартий он наделён титулом, равным титулу императора: r[ex] tot[ius] B[ritanniae]. Согласно легенде, переданной Вильямом Мальмсберийским, Этельстану были доставлены легендарные реликвии — меч Константина Великого и копьё Карла Великого, что ещё больше должно было подчеркнуть его величие.

Влияние короля Этельстана особенно проявило себя в Уэльсе, князья которой стали постоянными участниками собраний знати Англии. Благодаря влиянию идеи укрепления королевской власти, осуществляемой Этельстаном, один из сильнейших правителей Уэльса, Хивел ап Каделл, впоследствии стал первым, принявшим титул короля Уэльса.

Влияние Этельстана распространялось не только на Британию, но и на земли на континенте. Среди лиц, нашедших убежище при его дворе, были Людовик IV Заморский, которому Этельстан помог в возвращении престола Западно-франкского королевства, будущие герцог Бретани Ален II и король Норвегии Хакон I Добрый. Проводя политику заключения браков с самыми влиятельными правителями континентальной Европы, Этельстан в 917 или 919 году выдал одну из своих сестёр, Эадгифу, замуж за короля Западно-франкского королевства Карла III Простоватого, в 926 году выдал другую сестру, Эадхильду, замуж за герцога Франции Гуго Великого, а в 929 году выдал свою третью сестру замуж за герцога Саксонии Оттона I Великого.

От времени короля Этельстана сохранилось несколько кодексов законов, составленных при его канцелярии.

Смерть Этельстана

Король Этельстан скончался в Глостере 27 октября 939 года. Согласно его воле, он был похоронен не в семейной усыпальнице Уэссекской династии в Винчестерском соборе, а в особо им почитаемом и любимом аббатстве Мальмсбери. Останки Этельстана были утеряны в 1539 году, когда по приказу короля Генриха VIII были распущены все английские монастыри. В настоящее время король Этельстан считается покровителем и почётным гражданином города Мальмсбери.

Этельстан не был женат. Поэтому трон перешёл к его брату, королю Эдмунду I.

Литература

• Этельстан // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Глебов А. Г. Англия в раннее средневековье. — СПб.: Издательство «Евразия», 2007. — С. 288. — ISBN 5-8071-0166-9
• Диллон М., Чедвик Н. К. Кельтские королевства. — СПб.: Издательство «Евразия», 2002. — С. 512. — ISBN 5-8071-0108-1
• Мак-Кензи А. Рождение Шотландии. — СПб.: Издательство «Евразия», 2003. — С. 336. — ISBN 5-8071-0120-0
• Битва при Брунанбурге. С. 133—137. // Древнеанглийская поэзия. Серия «Литературные памятники». — М.: Издательство «Наука», 1982.
• Richard Abels. Alfred the Great: War, Kingship and Culture in Anglo-Saxon England. — Longman, 1998. — ISBN 0-582-04047-7.
• Maggie Bailey. Edward the Elder 899—924. — Routledge, 2001. — ISBN 0-415-21497-1.
• John Blair. The Church in Anglo-Saxon Society. — Oxford University Press, 2005. — ISBN 978-0-19-921117-3.
• Caroline Brett. France and the British Isles in the Middle Ages and Renaissance. — The Boydell Press, 1991. — ISBN 0-85115-487-5.
• Nicholas Brooks. The Early History of the Church of Canterbury. — Leicester University Press, 1984. — ISBN 0-7185-1182-4.
• James Campbell. The Anglo-Saxon State. — Hambledon & London, 2000. — ISBN 1-85285-176-7.
• T. M. Charles-Edwards. Wales and the Britons 350—1064. — Oxford University Press, 2013. — ISBN 978-0-19-821731-2.
• Tracy-Anne Cooper. [muse.jhu.edu/login?auth=0&type=summary&url=/journals/journal_of_world_history/v024/24.1.cooper.html Æthelstan: The First King of England by Sarah Foot (review)] (англ.) // Journal of World History. — March 2013. — Vol. 24, no. 1. — P. 189—192. — DOI:10.1353/jwh.2013.0025.
• Marios Costambeys. [www.oxforddnb.com/view/article/8907 Æthelflæd (Ethelfleda) (d. 918), ruler of the Mercians]. — Oxford University Press, 2004.
• Catherine Cubitt. [www.oxforddnb.com/view/article/20541 Oda (St Oda, Odo) (d. 958), archbishop of Canterbury]. — Oxford University Press, 2004.
• John Reuben Davies. A Companion to the Early Middle Ages: Britain and Ireland c. 500 — c. 1100. — Wiley-Blackwell, 2013. — ISBN 978-1-118-42513-8.
• David Dumville. Wessex and England from Alfred to Edgar: Six Essays on Political, Cultural, and Ecclesiastical Revival. — Boydell Press, 1992. — ISBN 978-0-85115-308-7.
• Sarah Foot. [www.oxforddnb.com/view/article/833 Æthelstan (Athelstan) (893/4—939), king of England]. — Oxford University Press, 2004.
• Sarah Foot. Myth, Rulership, Church and Charters. — Ashgate, 2007. — ISBN 978-0-7546-5120-8.
• Sarah Foot. Æthelstan: The First King of England. — Yale University Press, 2011. — ISBN 978-0-300-12535-1.
• Mechtild Gretsch. The Intellectual Foundations of the English Benedictine Reform. — Cambridge University Press, 1999. — ISBN 978-0-521-03052-6.
• Kevin Halloran. [www.maneyonline.com.ezproxy.londonlibrary.co.uk/doi/abs/10.1179/0078172X13Z.00000000042 Anlaf Guthfrithson at York: A Non-existent Kingship?] (англ.) // Northern History. — September 2013. — Vol. 50, no. 2. — DOI:10.1179/0078172X13Z.00000000042.
• Cyril Hart. Athelstan 'Half King' and his family (англ.) // Anglo-Saxon England. — 1973. — Vol. 2. — P. 115—144. — ISBN 0-521-20218-3. — DOI:10.1017/s0263675100000375.
• Cyril Hart. [www.oxforddnb.com/view/article/25543 Sihtric Сáech (Sigtryggr Сáech) (d. 927), king of York]. — Oxford University Press, 2004.
• N. J. Higham. The Kingdom of Northumbria: AD 350—1100. — Alan Sutton, 1993. — ISBN 0-86299-730-5.
• Paul Hill. The Age of Athelstan: Britain's Forgotten History. — Tempus Publishing, 2004. — ISBN 0-7524-2566-8.
• Charles Insley. A Companion to the Early Middle Ages: Britain and Ireland c. 500 — c. 1100. — Wiley-Blackwell, 2013. — ISBN 978-1-118-42513-8.
• Eric John. The Anglo-Saxons. — Penguin Books, 1982. — ISBN 0-14-014395-5.
• Catherine E. Karkov. The Ruler Portraits of Anglo-Saxon England. — Boydell, 2004. — ISBN 1-84383-059-0.
• Alfred the Great: Asser's Life of King Alfred & Other Contemporary Sources. — Penguin Classics, 1983. — ISBN 978-0-14-044409-4.
• Learning and Literature in Anglo-Saxon England. — Cambridge University Press, 1985. — ISBN 0-521-25902-9.
• Simon Keynes. The Uses of Literacy in Early Medieval Europe. — Cambridge University Press, 1990. — ISBN 0-521-34409-3.
• Simon Keynes. The New Cambridge Medieval History. — Cambridge University Press, 1999. — Т. III. — ISBN 0-521-36447-7.
• Simon Keynes. Edward the Elder 899—924. — Routledge, 2001. — ISBN 0-415-21497-1.
• Simon Keynes. Rulers of the English, c. 450—1066. — Blackwell Publishing, 2001. — ISBN 978-0-631-22492-1.
• Simon Keynes. Edgar King of the English: New Interpretations. — The Boydell Press, 2008. — ISBN 978-1-84383-399-4.
• Michael Lapidge. Anglo-Latin Literature 900—1066. — The Hambledon Press, 1993. — ISBN 1-85285-012-4.
• Michael Lapidge. The Blackwell Encyclopedia of Anglo-Saxon England. — Blackwell Publishing, 2001. — ISBN 978-0-631-22492-1.
• Michael Lapidge. [www.oxforddnb.com/view/article/8288 Dunstan (St Dunstan) (d. 988), archbishop of Canterbury]. — Oxford University Press, 2004.
• The Battle of Brunanburh: A Casebook. — University of Exeter Press, 2011. — ISBN 978-0-85989-862-1.
• Michael Livingston. The Battle of Brunanburh: A Casebook. — University of Exeter Press, 2011. — ISBN 978-0-85989-862-1.
• Simon Maclean. A Companion to the Early Middle Ages: Britain and Ireland c. 500 — c. 1100. — Wiley-Blackwell, 2013. — ISBN 978-1-118-42513-8.
• John Maddicott. The Origins of the English Parliament, 924—1327. — Oxford University Press, 2010. — ISBN 978-0-19-958550-2.
• Sean Miller. The Blackwell Encyclopedia of Anglo-Saxon England. — Blackwell Publishing, 2001. — ISBN 978-0-631-22492-1.
• Sean Miller. [www.oxforddnb.com/view/article/8514 Edward (called Edward the Elder) (870's?—924), king of the Anglo-Saxons]. — Oxford University Press, 2004.
• Janet Nelson. Rulers and Ruling Families in Early Medieval Europe. — Ashgate, 1999. — ISBN 0-86078-802-4.
• Janet L. Nelson. The New Cambridge Medieval History: Volume III c. 900 — c. 1024. — Cambridge University Press, 1999. — ISBN 0-521-36447-7.
• Janet Nelson. Myth, Rulership, Church and Charters. — Ashgate, 2008. — ISBN 978-0-7546-5120-8.
• Veronica Ortenberg. England and the Continent in the Tenth Century: Studies in Honour of Wilhelm Levison (1876—1947). — Brepols, 2010. — ISBN 978-2-503-53208-0.
• David Pratt. England and the Continent in the Tenth Century: Studies in Honour of Wilhelm Levison (1876—1947). — Brepols, 2010. — ISBN 978-2-503-53208-0.
• Levi Roach. Law codes and legal norms in later Anglo-Saxon England (англ.) // Historical Research. — August 2013. — Vol. 86. — P. 465—486. — DOI:10.1111/1468-2281.12001.
• Martin J. Ryan. The Anglo-Saxon World. — Yale University Press, 2013. — ISBN 978-0-300-12534-4.
• Donald Scragg. The Blackwell Encyclopedia of Anglo-Saxon England. — Blackwell Publishing, 2001. — ISBN 978-0-631-22492-1.
• Sheila Sharp. England, Europe and the Celtic World: King Athelstan's Foreign Policy (англ.) // Bulletin of the John Rylands University Library of Manchester. — Autumn 1997. — Vol. 79, no. 3. — P. 197—219.
• Sheila Sharp. Edward the Elder 899—924. — Routledge, 2001. — ISBN 0-415-21497-1.
• Alfred P Smyth. Warlords and Holy Men: Scotland AD 80—1000. — Edward Arnold, 1984. — ISBN 0-7131-6305-4.
• Alfred P. Smyth. Scandinavian York and Dublin. — Irish Academic Press, 1987. — ISBN 0-7165-2365-5.
• Pauline Stafford. The Blackwell Encyclopedia of Anglo-Saxon England. — Blackwell Publishing, 2001. — ISBN 978-0-631-22492-1.
• Frank Stenton. Anglo-Saxon England. — Oxford University Press, 1971. — ISBN 978-0-19-280139-5.
• Alan Thacker. Edward the Elder 899—924. — Routledge, 2001. — ISBN 0-415-21497-1.
• Ann Williams. Ælfflæd queen d. after 920. — Seaby, 1991. — ISBN 1-85264-047-2.
• Ann Williams. Athelstan, king of Wessex 924—39. — Seaby, 1991. — ISBN 1-85264-047-2.
• Ann Williams. Ealdred of Bamburgh. — Seaby, 1991. — ISBN 1-85264-047-2.
• Michael Wood. Ideal and Reality in Frankish and Anglo-Saxon Society. — Basil Blackwell, 1983. — ISBN 0-631-12661-9.
• Michael Wood. In search of England. — Penguin, 1999. — ISBN 0-14-024733-5.
• Michael Wood. In Search of the Dark Ages. — BBC Books, 2005. — ISBN 978-0-563-53431-0.
• Michael Wood. Lay Intellectuals in the Carolingian World. — Cambridge University Press, 2007. — ISBN 978-0-521-83453-7.
• Michael Wood. England and the Continent in the Tenth Century: Studies in Honour of Wilhelm Levison (1876—1947). — Brepols, 2010. — ISBN 978-2-503-53208-0.
• D. A. Woodman. [journals.cambridge.org/action/displayAbstract?fromPage=online&aid=9099640&fulltextType=RA&fileId=S0263675113000112 'Æthelstan A' and the rhetoric of rule] (англ.) // Anglo-Saxon England. — December 2013. — Vol. 42.
• Alex Woolf. From Pictland to Alba: 789—1070. — Edinburgh University Press, 2007. — ISBN 978-0-7486-1233-8.
• Alex Woolf. A Companion to the Early Middle Ages: Britain and Ireland c. 500 — c. 1100. — Wiley-Blackwell, 2013. — ISBN 978-1-118-42513-8.
• Patrick Wormald. The Making of English Law: King Alfred to the Twelfth Century. — Blackwell, 1999. — Т. 1. — ISBN 0-631-13496-4.
• Patrick Wormald. [www.oxforddnb.com/view/article/8918 Æthelweard (Ethelwerd) (d. 998?)]. — Oxford University Press, 2004.
• Barbara Yorke. Bishop Æthelwold: His Career and Influence. — The Boydell Press, 1997. — ISBN 978-0-85115-705-4.
• Barbara Yorke. Edward the Elder 899—924. — Routledge, 2001. — ISBN 0-415-21497-1.
• Barbara Yorke. [www.oxforddnb.com/view/article/8920 Æthelwold (St Æthelwold, Ethelwold) (904x9—984)]. — Oxford University Press, 2004.
• Samantha Zacher. Conceptualizing Multilingualism in England, c. 800 — c. 1250. — Brepols, 2011. — ISBN 978-2-503-52856-4.

Ссылки

• [www.ulfdalir.narod.ru/sources/Britain/Anglosaxon/920-1014.htm Anglo-Saxon chronicle. A.D. 920—1014.]  (англ.)
• [www.fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLAND,%20AngloSaxon%20&%20Danish%20Kings.htm#_Toc160172291 Foundation for Medieval Genealogy]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Этельстан

Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..